Серебряная луна - Картленд Барбара (книги онлайн .TXT) 📗
Он легко спрыгнул на песок; спутники подождали, пока его высокая фигура не скроется за береговыми утесами, и быстро развернули лодку обратно к кораблю.
Арман спокойно, без спешки зашагал к деревушке, расположенной примерно в миле от берега. Он заглянул в гостиницу, заказал плотный завтрак и поведал хозяину нехитрую историю. Его карета сломалась милях в десяти отсюда, до деревни-то ему добраться удалось, но теперь нужна лошадь, так как у него срочное дело в Руане.
Легенду приняли без подозрений и помогли подыскать коня.
По счастью, это было нетрудно. Местный кастелян, обедневший после революции, стал конезаводчиком, но кому по тем временам продать лошадь за хорошую или хоть за умеренную цену? Практически он больше терял от своего дела, чем получал прибыли. И вот, после приятных переговоров за бутылкой вина и выложив прилично, Арман пустился в путь на горячем вороном жеребце арабских кровей.
Он не спешил в Париж. Прекрасно понимая, какие опасности и трудности его могут ожидать, он вспоминал слова своего университетского преподавателя, пытавшегося однажды проникнуть в Мекку под видом арабского паломника.
«Самое главное в искусстве маскировки — это научиться думать на языке страны, в которой находишься», — внушал он студентам.
Теперь, проезжая по Франции, Арман тренировался в этом искусстве.
Думать по-французски ему было легче, чем кому-либо другому. Когда он был младенцем, мать говорила с ним по-французски, и первые его слова были смесью двух языков. Оставаясь вдвоем с матерью, они всегда говорили только по-французски.
— Ты должен быть столь же моим сыном, как и сыном своего отца, — нежно говорила ему она. — Он может дать тебе много: положение, титул, огромное состояние, но я тоже могу дать тебе кое-что ценное. Я открою тебе секрет полной жизни. Я научу тебя смеяться над собой и расскажу, как радостно и больно быть влюбленным.
Он вспомнил, как она запрокидывала голову и восклицала:
— Ох уж эти англичане! Они не умеют любить! Когда ты подрастешь, Арман, я столько расскажу тебе об этом!
Но когда он подрос, чтобы разбираться в таких материях, его потрясающей, обожаемой француженки maman уже не было в живых. Ему было семнадцать лет. Он живо помнил, как смотрел на вазу с весенними цветами в гостиной — комнате, которая отчасти была ее собственной, и думал, что они тоже умрут и их красота уйдет так же, как и она. Арман не упрекал своего отца за то, что он снова женился. Он понимал, как невыносимо пусто и одиноко стало в доме, где смеялась и играла его красавица мать. Он чувствовал, что похож на нее больше, чем на отца, и что она имела все основания называть его «мой родной французский малыш».
Примерно год после ее смерти ему было невыносимо думать о ней. Он не говорил по-французски и не слушал, когда по-французски говорили другие; но со временем боль потери притупилась, он стал дорожить всем, что напоминало о ней, каждым ее словом, которое помнил. Все вернулось к нему: словечки, короткие восклицания, остроумные идиомы, всегда его забавлявшие.
Трясясь по дорогам ее родной земли, он чувствовал присутствие матери рядом с собой.
Через десять дней он подъехал к Парижу. Погода стояла превосходная, теплая, но с легким ветерком, отчего даже полуденная жара не томила духотой. Арману уже не терпелось добраться до места назначения. У него не было определенных планов, он понятия не имел, что будет делать, и все же вдруг его одолело неудержимое желание скорее попасть в Париж. Он жаждал приступить к своей задаче, готов был вгрызаться в нее зубами.
В среду вечером он ехал прямой длинной дорогой, ведущей в деревню Сен-Дени. Замерцали первые звезды, поднималась луна. Арман вынул из кармана часы: без четверти десять. И всадник, и его конь устали. Давно следовало бы пообедать и отдохнуть, но Арман горел нетерпением и решил остановиться на ночлег в Сен-Дени, откуда до Парижа останется всего двадцать пять миль.
Места вокруг прекрасные: роскошная зелень, огромные деревья, волнистая линия холмов.
В деревне Арман нашел гостиницу; как он и ожидал, она была маленькая, бедно обставленная, однако чисто прибранная. Хозяин проворно подал ему ужин и бутылку вина.
Утолив голод, Арман заглянул в конюшню: как там его конь, хорошо ли его почистили и постелили ли ему соломы. О коне позаботились, и Арман прогулялся по деревенской улице, с удовольствием разминая ноги после долгой езды. Улица вывела его на дорожку, мощенную булыжником. Шла она вдоль высокой стены.
Это была невероятно высокая стена, футов двенадцать, с железными пиками поверху для защиты от нежелательного вторжения. Но оказалось, что препятствие не столь уж неодолимо: стена местами разрушилась, и в проломы спокойно могла пройти лошадь, а то и с повозкой. От нечего делать Арман залез на обвалившиеся камни и по мягкому ковру из сосновых иголок и мха вошел в сад.
За обвалившейся стеной он предполагал увидеть разрушенное шато, каких встретил уже немало, проезжая по стране; но сквозь редеющие деревья было видно только небольшое озеро с искусственным водопадом. Оно светилось серебристым блеском, который он заметил еще с дороги. Подойдя ближе, Арман разглядел плотину и догадался, что за ней будет еще озерцо, а потом, вероятно, еще и еще.
Слева от водопада стоял небольшой павильон, построенный в стиле греческого храма; молочно-белый мрамор от времени приобрел оттенок слоновой кости. Вокруг колонн обвивались розы. Полная луна освещала эту волшебную картину. Стояла абсолютная тишина, если не считать тихого плеска воды и дыхания ночного парка.
Арман замер, пораженный красотой пейзажа и каким-то странным предчувствием. Его будто что-то околдовало, нашептывая, что он на пороге… на пороге чего?..
Пока он пытался разобраться в своих ощущениях, из павильона неслышно появилась женщина, обернутая в белую легкую шаль. Арман смотрел, как она спускается по каменным ступеням, ведущим к воде. Внизу она остановилась, огляделась, словно впитывая в себя красоту пейзажа, и шаль ее медленно и неуловимо, как исчезает туман перед утренним солнцем, упала на землю. Она запрокинула голову и подняла лицо к луне, сияющей над деревьями, — совершенно обнаженная, и красота ее не поддавалась описанию.
Белая, мерцающая, как теплый жемчуг, рядом с этим строением в греческом стиле, она сама казалась статуей. Но в пульсирующей округлости высокой груди, стройных, длинных ногах и тонкой талии, которую могли бы обхватить две мужские ладони, не было ничего античного.
Целую минуту она стояла недвижно, потом скользнула в воду. Поплыла по озеру, перевернулась, приплыла обратно, поднялась по лестнице и остановилась. Капли воды, падающие с ее тела, сверкали при лунном свете. Отжимая темные волосы, она жестом вечно юной женственности свернула их в тугой жгут. И так же неожиданно, как возникла, она исчезла в глубине павильона.
Арман глубоко вздохнул. Он боялся дышать, пока любовался ею, завороженный лунным светом, серебристой игрой воды под темными деревьями и видением этой изящной, точеной фигурки. Сначала он подумал, что все это не иначе как пригрезилось ему; но на каменных ступенях поблескивали лужицы воды… И медленно, чуть не против воли, он двинулся к павильону.
Глава 2
Вскоре появилась она, и Арман, хоть и ждал ее, вздрогнул.
Женщина остановилась между колонн, бесшумно выйдя из темной двери на лунный свет.
Наверное, ей было славно: она улыбалась и тихонько напевала какую-то мелодию, и этот ее нежный голосок, почти шепот, ворвался в молчание ночи, как целый оркестр с победной, триумфальной песнью. У Армана, знавшего на своем веку немало прелестных женщин, перехватило горло от ее нетронутой, совершенной красоты.
Она была невысока, но грация движений и гордая посадка головы на длинной шее придавали ей величавости. Лицо сердечком, темные волосы разделены прямым пробором, лоб гладкий, белый. Большие глаза с темными ресницами, и тонкий, прямой аристократический нос, контрастирующий с теплым, манящим изгибом алых губ… На ней было платье из чего-то воздушного, схваченное под грудью серебристой лентой, на обнаженных руках лежала белая бархатная шаль, отороченная лебяжьим пухом.
