Сокровища - Кингсли (Кингслей) Джоанна (читать книги txt) 📗

Но есть ли выбор? Глядя на две части флакона, она поняла, что они вмещают все ее чувства. Потому что флакон для духов был ее миниатюрной копией — и она сама разрывалась на две части между тем, чем стал мир, и выбором, который она вынуждена будет сделать.

Глава 2

Милан. 1938 год

Дуче в Милане!

Когда пошел дождь, чернила наскоро отпечатанного плаката потекли, как черные слезы, но текст и лицо были все еще различимы при вечернем свете. Газеты и листовки, оставшиеся после дневного митинга, засорили Пиаззу дель Дуомо, прилипнув от дождя к тротуару.

Стефано Д’Анджели стоял у окна своей конторы, глядя вниз на вековые камни соборной площади, сейчас пустой, кроме только нескольких торопящихся черных зонтов с ногами, выглядывающими из-под них. Статуи из розового мрамора, горгульи [3] и шпили величественного Дуомо были мокры от дождя. Он мог даже различить маленькую позолоченную мадонну на самом высоком шпиле, влажно блестящую, словно плачущую от того, что она увидела несколько часов назад.

Все время после обеда раздавался рев толпы. «Да здравствует дуче!» — отражалось от камней. Мелодия фашистского гимна звучала в воздухе, проникая в юридическую контору, где стажировался Стефано, и не давая ему возможности сосредоточиться на работе. Но тяжелее всего было то, что где-то в этом сборище дураков находился его брат.

Стефано вернулся к столу, провел рукой по густым черным волосам и взял письменное изложение дела, которое он тщетно пытался закончить целый день. Сегодня его отвлекало скандирование и ликование толпы на площади, но работа сама по себе наводила на него скуку даже в лучшие дни. Неужели в двадцать четыре года его жизнь уже была определена как бесконечная вереница дней в конторах и залах суда? Он предпочел бы сидеть под деревом у реки, сочиняя стихи или читая Данте, либо где-нибудь в кафе на Виа Верде спорить с друзьями об искусстве и литературе.

— Тебе уже пора идти, — сказал, входя в комнату, Карло Бранкузи.

— Я еще не закончил.

— Это может подождать. Тебе предстоит долгая поездка, да еще дождь…

Стефано взглянул на Бранкузи, старшего адвоката фирмы. У него было властное лицо, лицо римского императора, выгравированное на старинной монете. Большой и длинный нос патриция, несомненно, господствовал над остальными чертами. Каштановые волосы с оттенком красного дерева лишь на висках тронула седина, темные брови повелительно возвышались над глубоко посаженными карими глазами. Лицо, которое внушало доверие.

— Витторио действительно нужно ехать со мной? — спросил Стефано. — После сегодняшнего… вы ведь знаете, какой он фанатик. Вероятно, наорался до хрипоты впереди толпы, а мне придется всю ночь в машине слушать его любовные песни дуче. Иногда мне приходит в голову мысль, а не поменяли ли одного из нас при рождении с другим ребенком? Непонятно, как мы на самом деле можем быть братьями.

Синьор Бранкузи улыбнулся и положил на плечо молодого человека руку.

— Стефано, сейчас наступили времена, которые требуют терпения. Терпения, даже по отношению к собственному брату. Не может быть никаких отклонений от указаний, данных мне этой клиенткой. Оба, ты и Витторио, отправитесь к ней, она ожидает вашего приезда не позднее полуночи.

— Не уверен, что смогу пережить эти несколько часов в его обществе. — Стефано засмеялся, поднимаясь. — Да еще он за рулем. Но ради вас, Карло, я рискну.

— Ради моей клиентки. Она необыкновенная женщина. Ты не пожалеешь, что познакомился с ней.

— Хорошо, Карло, пусть будет ради нее. — Они вместе пошли к двери, и Бранкузи помог Стефано надеть пальто. На прощанье они обнялись, как отец и сын, потому что так оно и было, если не по крови, то по сердечной привязанности. Бранкузи был не только шефом Стефано, для обоих братьев он с детских лет стал опекуном. Их родители, друзья Бранкузи, были убиты бомбой, подложенной анархистом, — тот вид насилия, которое дуче пообещал уничтожить, что помогло ему и его чернорубашечникам прийти к власти.

Темнело и холод пробирал до костей, когда Стефано вышел на площадь. Он поднял воротник и, опустив руки в карманы, съежился в своем пальто. Шагая через площадь, он не мог обойти вороха агиток, оставшихся после фашистского сборища. Они прилипали к туфлям, манжетам брюк. Они были повсюду.

Рябое от дождя, агрессивное лицо Муссолини смотрело на него. «Завоеватель Эфиопии», «Спаситель Италии» — кричали листовки. «Смешно», — подумал про себя Стефано, отбрасывая ногой отвратительную пропаганду. Он не видел никакого освободителя в хмуром тяжелом лице. Перед ним была только жестокость.

Как мог его брат пойти за этим человеком, поверить, как выразился Витторио в последнем споре, что это «новый Цезарь»? Для Стефано толстый Бенито был не чем иным, как негодяем, который знал, как манипулировать любовью своих соотечественников к хорошему театру. Дай им отменное зрелище, хорошо накорми, и они перестанут задумываться об издержках своего кармана или своей совести. Цезари в старину тоже знали этот рецепт, размышлял Стефано, — хлеба и зрелищ. Сейчас, похоже, дуче собирается объединиться силами с фюрером. Что за цирк получится! Что за пара клоунов! Объединиться в обоюдной ярости против Европы — предмета их убийственных шуток. Стефано был убежден, что они надругаются над континентом в своем страстном стремлении к власти и новым территориям. Не пощадят даже прекрасную Италию.

И Витторио с радостью поможет. Он уже прокладывал себе путь в партийной иерархии, извергая ее лозунги… Он говорил о естественном объединении двух вождей, чтобы очистить Европу от «декадентских элементов». Он включал сюда поэзию и культуру, воображение, ту замечательную врожденную итальянскую «дольче вита» [4] — короче, все то, ради чего жил Стефано.

Когда он подошел к зданиям со сводчатыми галереями на северной стороне площади, чей-то голос тихо окликнул его:

— Caro. Vieni qui, caro [5].

Он улыбнулся проститутке и добродушно ответил: «Ciao, bella», — проходя мимо. В Милане их было много, но это, по крайней мере, честные проститутки, вынужденные заниматься своим ремеслом, чтобы прокормить и одеть себя, чтобы выжить. Витторио гораздо хуже этой женщины с площади. Он с готовностью продает себя на службе у фашистов просто для того, чтобы стать богаче и значительнее.

Стефано прошел под триумфальной аркой, которая обозначала вход в знаменитую миланскую торговую галерею. Внутри серый вечерний свет, проникавший через высокую стеклянную куполообразную крышу, смешивался с более теплым светом от раскаленных шаров цвета слоновой кости, окутывая все жемчужной дымкой. Раз или два Стефано кивнул головой, приветствуя знакомого, когда проходил сквозь толпу, его каблуки щелкали по мозаичному полу. Миланцы называли галерею il sallott, гостиная. Друзья приветствовали друзей. Покупатели бродили от магазина к магазину. Две матроны по дороге к Савини, где обедали Верди и Пуччини, спорили о достоинствах модного тенора в «Ла скала». В окне Биффи двое влюбленных смотрели друг на друга через стол, покрытый камчатной скатертью, их аперитив стоял нетронутый. Стефано с улыбкой шел по галерее. Как он любил Милан! Но вынесет ли он дуче?

Недалеко от конца длинной галереи Стефано завернул в дверь магазина своего брата, одного из самых элегантных магазинов по продаже изделий из кожи и писчебумажных товаров в Милане. До недавнего времени он принадлежал состоятельному еврейскому купцу — его семья владела магазином уже три поколения. Сейчас еврей исчез, он был вынужден иммигрировать в Южную Америку, захватив с собой лишь семью и свою жизнь. Благодаря своим партийным связям Витторио получил возможность приобрести магазин со всем его содержимым за чисто символическую плату.

Витторио Д’Анджели стоял за прилавком, проверяя бухгалтерскую книгу. Он и его брат были как день и ночь не только в политике. Стройный Стефано двигался с природной грацией. Большой и дородный Витторио перемещался так, что, казалось, совсем выпадал из ритма окружавшего его мира. В отличие от Стефано Витторио был светлым шатеном, но недостаточно светлым, чтобы считаться блондином. Его карие глаза также трудно поддавались описанию. Форма носа и рта такие же, как у брата, но они были по-другому сбалансированы на его широком лице, что делало Витторио не таким привлекательным.