Цыганские сказания (СИ) - Мазикина Лилит Михайловна (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Сегодня утром, — говорит Ловаш, — я подписал указ о назначении вас начальником личной охраны Шандора Галицкого.
— Галицкого?
— Именно так. Это его фамилия по матери.
— Я думала, их род пресёкся.
— Только полгода назад, когда моя жена умерла. Впрочем, я уже позаботился о том, чтобы мой сын…
— … Жена?
— … был признан полноправным наследником рода Галицких…
— Вы были женаты?
— … и, соответственно, в случае восстановления монархии в Галиции…
— Вы были женаты, когда крутили с Госькой?!
— Лили, я был женат, когда крутил с Госькой, когда крутил с Язмин и вообще почти все последние четыре года…
— Это же нечестно!
— … и я с удовольствием был бы примерным и верным мужем, если бы здоровье моей жены это позволяло. Нам пришлось ждать больше двух лет, чтобы зачать сына без опасений за её жизнь.
— Но в итоге она умерла. Вы заставили рожать больную женщину?
— Лили, я никого не заставлял. Это был и её выбор тоже. Она не хотела уйти, не оставив…
— Тогда, во Львове… Вы сорвались туда, потому что ваш сын был там с ней и вы решили, что охота идёт на них, а не на меня.
— Лили, вы сегодня удивительно словоохотливы. Но я уже исчерпал запас личного времени. Вот мой сын. Его охрана и воспитание отныне являются вашей обязанностью. Берите сколько надо «волков», организовывайте график… ну, и не забывайте советоваться с Тотом. Он знает своё дело.
Уверена, у Ладислава как раз уже наготове и список назначенных в охрану, и график, и схема обеспечения безопасности. Как бы громко ни звучало «госпожа личной императорской гвардии голова», всё, что мне в действительности дозволяется — подписывать бумаги, подготовленные секретарями Тота; и дело не в том, что мне нужно время во всё вникнуть и всему научиться. Учить меня учат, но совершенно посторонним вещам: русскому, французскому и турецкому языкам, культурным кодам, этикету разных стран — а вовсе не тому, как мне организовывать чью-либо безопасность. На службу я хожу фактически как в коллеж или университет. Подозреваю, что моё расписание составлено под лозунгом «лишь бы чем-нибудь занять, чтоб не заскучала».
— У меня только одно, но очень строгое условие. Каждый день с Шаньи должны проводить некоторое время лично вы либо Маргарета, — добавляет Ловаш, прежде чем сбежать.
Мы с потенциальным князем Галицким смотрим друг на друга одинаково изучающе. У маленького принца — кукольные на вид ручки и ножки, которые, кажется, должны ломаться при неосторожном прикосновении. Я неловко протягиваю руку и указательным пальцем почёсываю белокурую макушку мальчика. Когда-то давно, мечтая воспитывать ребёнка от Ловаша Батори, я представляла это чудесное время немного по-другому.
… Когда Шаньи начинает дышать так, как дышат все спящие дети на земле, я чуть заметно киваю дежурному — кажется, его зовут Андрусь — и выхожу в сад. Кристо ждёт меня, устало привалившись к стене домика. От него пахнет разгорячённой душем чистой кожей — значит, у его группы сегодня была тренировка по рукопашке. Раньше он заходил прямо в дом, чтобы посмотреть, как я укладываю маленького принца; но лицо у мужа при этом делалось такое трагичное, что у меня сердце сжималось. Куда уж тут ребёнка на ночь глядя успокаивать! Пришлось попросить Кристо ждать снаружи.
У цыган не очень принято целоваться. Кристо берёт меня за руку — ладонь к ладони — чтобы молча повести к одному из выходов с территории дворца.
— Как прошёл день? — неловко спрашиваю я.
— Хорошо, — он отвечает, как всегда, не глядя.
— М-м-м, отлично, — бормочу я. Мой день прошёл отвратительно: с утра лопнула такая прочная на вид подошва форменного ботинка, потом я так клевала носом под русские деепричастия, что это стало заметно преподавателю — похоже, он обиделся, потом я пыталась одолеть русские деепричастия; за обедом ошпарилась горячим кофе и облила им же какие-то приказы из тех, что должна была подписать. Секретарь собрал их со столь кислым видом, будто пара коричневых пятен действительно им повредила. Почему нельзя подшивать в архив бумажки с кофейными пятнами? Что, от этого у меня подпись превратится в поддельную, или слова в приказах и прошениях изменятся? Как ужасно, что из-за Бог знает кем придуманных глупых правил я должна чуть не полдня провести с чувством вины!
— Левую руку в плече потянул, — дополняет Кристо свой отчёт. Я киваю идущим навстречу гвардейцам. Ловаш одно время горел идеей приучить «волков» отдавать друг другу честь; мне пришлось очень настойчиво объяснять ему, почему это никак невозможно, и читать лекцию о менталитете цыган вообще и «волков» в частности. Заодно мы рассмотрели и отложили как не самую лучшую мысль о выборе высоких киверов форменным головным убором гвардейцев. В качестве компромисса между киверами и по-граждански вольготно выставленными шевелюрами родились уставные косынки в духе юных следопытов. В парадном варианте к ним крепились возле правого виска специальные кокарды. По счастью, этим чувство прекрасного нашего императора оказалось вполне удовлетворено.
Святая мать, всё, что я действительно решаю на своей должности — дизайн атрибутов гвардейской формы.
— Потянул? Сильно? На тренировке?
— Нет. На репетиции парадного выхода императора в помещение.
О да, любимое развлечение Ловаша. Парадный выход императора в помещение — это не какое-нибудь жалкое заседание министров по вопросам расчёта бюджета Венгрии на следующее полугодие.
Ладно, достоинство Батори не в том, что он отличный экономист или дипломат, а в том, что он умеет окружить себя отличными экономистами и дипломатами. Просто у меня снова испортилось настроение и хочется поворчать.
А вот караульные дворцовой гвардии — в отличие от императорской, всё-таки в киверах — чеканным движением вскидывают руки к козырькам, отдавая нам с Кристо честь.
Чем ближе выход, тем больше у меня портится настроение.
Я не хочу домой. Я — не — хочу — домой.
Я там задыхаюсь. Я задыхаюсь в чудесной просторной трёхкомнатной квартире в новой удобной многоэтажке — доме для чиновников, куда нам пришлось переехать по настоянию Ладилава Тота. Я задыхаюсь в одной квартире с мужем и свекровью. Я не имею ничего против них самих, но мы сидим там почти всё время, будто пауки в банке. Мы сожрали друг другу весь кислород. Напряжение последнее время стало ощутимым даже физически: постоянно кто-то кого-то чем-то заденет, или что-то уронит, или обольёт, хотя места, казалось бы, всем хватает. Я не привыкла так жить. До обряда я шаталась по городу, как мне вздумается, выступала, болтала с подружками в кафе… То есть, я могу поболтать с Госькой здесь, в служебной столовой, но мне кажется не очень хорошей мысль щебетать о своём, о девичьем в присутствии пары десятков лишних ушей. Это как-то совсем глупо.
— Может быть, немного во дворе посидим? — предлагаю я, втискиваясь в салон служебного автомобиля. Да, я маленькая, а салон довольно большой, но мне отчаянно не хватает воли; я влезаю в машину с этим своим желанием воли, и вместе нам ужасно там тесно.
— Лилян, я устал, — морщится муж.
Мы едем домой.
***
Более странной свекрови, чем тётя Дина, не найти.
Я не жалуюсь, упаси меня Боже. Я констатирую факт. Более странной цыганской свекрови, чем Динара Коваржова, не бывает.
Настоящая цыганская свекровь — взрослая; то есть, тётя Дина тоже взрослая, но она такая взрослая, как мать школьника. А нормальная свекровь — взрослая-взрослая. Она должна быть к тому же величественной, в теле, должна двигаться и смотреть с осознанием собственной важности. Правильная цыганская свекровь взглянула только — невестка побледнела, бровью шевельнула — молодуха в ноги ей валится. Правильная цыганская свекровь ест рахат-локум под чашку кофе и посматривает, всё ли в её царстве ладно, покуда сношеньки бегают с тряпками — пылюху вытирают.
Тётя Дина сидит за столом на кухне и переделывает украшения: рассыпавшиеся по столешнице кольца, серьги, броши, браслеты, кулоны; медные, латунные, серебряные, красноватого дешёвого золота. Её отец был ювелиром, и сделать из брошек ожерелье, а из ожерелья — серьги тётя Дина умеет с детства. Движения смуглых, тонких пальцев с заостренными кончиками отрывисты и точны. Лицо — профиль — само как чеканка на бронзовой монетке с мониста: резкое, неподвижное, отрешённое. Одни только глаза с блестящими, тёмными, в одно сливающимися радужками и зрачками двигаются. Если бы квартира не сверкала чистотой, а от кухонной плиты не тянуло густым острым супом-гуйяшем, я могла бы землю есть, что свекровь весь день так и просидела, перебирая перстни. Стола под украшениями почти не видно: Кристо постоянно покупает мачехе новые.
