Прекрасные тела - Каннингем Лора (книги без регистрации полные версии .txt) 📗

В очередной раз перераспределяя тяжести, Джесси уронила мобильник в грязь и, только наклонившись, чтобы поднять его, заметила, что куча, которую она считала мусорной, неожиданно поднялась и уже караулит у подъезда. Оказалось, это местный бродяга — Джесси видела его раньше. Он носил летный шлем с меховой оторочкой, шинель и рваные галоши. Наверное, он попрошайничал, хотя чаще всего просто бормотал непристойности или выкрикивал: «Все говно». Правда, иногда он пытался конкретизировать свои претензии к миру и тогда выдавал что-нибудь странное вроде: «А у всех теперь… один и тот же одеколон».

Сейчас бродяга подошел к Джесси поближе, и она с удивлением заметила, что на плече у него болтается дорожная сумка со значком фирмы «Ральф Лорен»: крошечный человечек верхом на лошади — игрок в поло, готовый нанести удар. Неужели этот бомж — беглец от гламурного стиля жизни, от реальности в духе «Ральф Лорен»? Эта мысль заставила Джесси задрожать сильнее, чем от жгучего холода. Нет, конечно же, нет: он добыл эту сумку явно незаконным способом. Сумка «Ральф Лорен» была в хорошем состоянии, двухцветная, наполовину холщовая, наполовину кожаная. Бродяга запустил руку в сумку, а потом шатнулся в сторону Джесси. Она ощутила пары алкоголя и собственный запах бомжа — ядреный и какой-то даже фруктовый, как от гнилого банана. Он что-то шепнул ей на ухо, но она постаралась не слышать. Только открыв дверь и проскользнув в подъезд, Джесси осознала, что он сказал:

— Экстази.

— Спасибо, не надо, — на автомате пробормотала она.

Экстази. Дрожа, но в то же время радуясь, что наконец-то попадет в тепло, Джесси села в бывший грузовой лифт, поднялась на последний, двенадцатый, этаж и сразу же оказалась на своем чердаке.

Чердак у нее чудесный (говоря словами ее подруги Марты, «умереть — не встать»), с большими окнами, выходящими на юг и на запад, где видна блестящая полоска Гудзона. Джесси никогда не могла понять, что Марта имеет в виду под выражением «умереть — не встать»: что место такое восхитительное или что человека, побывавшего здесь, может хватить кондрашка? А может, расположение столь откровенно роскошное, что гость с более скромными жилищными условиями просто лопнет от зависти? Марта постоянно трубила о каких-то «умопомрачительных холлах» и «зашибись каких кухнях». В сущности, Джесси могла это понять: цены на недвижимость в Нью-Йорке выросли убийственно, да и шпиль какой-нибудь очередной башни способен пронзить вам сердце.

Покинув Колорадо с его скалистыми, но немного сглаженными снежным покровом горами, Джесси испытала некоторый ужас, возвратясь к своему городскому пейзажу. Кругом высились небоскребы — четко очерченные, светящиеся финансовые гиганты, дух коммерции, воплощенный в архитектуре. Неужели они всегда так ярко освещены? Когда Джесси слишком много работала или запаздывала даже с минимальными выплатами кредита, у нее возникала своего рода оптическая иллюзия: город превращался в картину художника-кубиста, углы зданий казались острыми, как лезвия кинжалов.

К югу от фабрики Франкенхаймера возвышалась одна особенно заметная офисная башня. Лисбет, подруга Джесси, в шутку называла это здание «Дартом Вейдером» [5] — обсидиановое, озаренное слепящим светом, оно смотрело на Джесси, бравируя своей агрессией. «Дарт Вейдер» даже навевал Джесси кошмарные видения (причем не ночью, а днем): ей представлялось, что она скользит по гладкой поверхности башни, тщетно царапая ногтями по стеклу, и так до самого низа. Смертельный спуск по стеклу. Джесси родилась не в Нью-Йорке, и, как ни нравилось ей здесь жить, иногда у нее внутри все сжималось от страха. Нью-Йорк стал ее домом, но у нее часто возникало такое чувство, что, если ей действительно случится упасть, никто не подстелет соломки.

Теперь, вернувшись после недолгого отсутствия, Джесси была изумлена, насколько изменился чердак, пока ее не было, как явственно проступили в нем следы прошлого. Чердак словно бы считал себя не квартирой, а по-прежнему фабричным помещением: хозяйку встретили только тени, дышащие вековой памятью; призраки тяжелого, низкооплачиваемого труда, прячущиеся по углам.

Перепрыгнув через мягкий саквояж, своими изгибами напоминающий человеческое тело, Джесси влетела в свое «необжитое пространство» площадью тысяча восемьсот квадратных футов. Год назад она приобрела это помещение, прельстившись, главным образом, определением «необжитое пространство». Это словосочетание будило ее фантазию, помещение представлялось ей необитаемым островом, обетованной землей, где она сможет построить дворец, разбить чудесный сад. И потом, она была счастлива купить «необжитое» помещение, поскольку на «обжитое» ей просто не хватило бы средств. Словом, это пространство притягивало Джесси, словно чистый лист. Но она не подумала о том, как неуютно обитать среди неоконченных работ, как тяжело не просто выживать, но и трудиться в помещении, представляющем собой в течение последних восьми месяцев строительную площадку.

Сегодня, возвратившись из краткого путешествия, Джесси с первого же взгляда поняла, что новое жилище потеряло для нее всякую привлекательность. Это помещение выглядело не по-домашнему, пахло не по-домашнему, а потому она не воспринимала его как свой дом.

Джесси вдохнула запах штукатурки. Ей уже давно хотелось пописать, но как только она вошла в квартиру, то поняла, что это ей жизненно необходимо. Естественная потребность пересилила желание послушать сообщения на автоответчике и просмотреть целую кучу писем, просунутых под дверь. Плотно сжав коленки она, кое-как семеня ногами, поспешила к туалету. В этом странном танце она пронеслась мимо кошки, показавшейся из темного угла.

Сначала Джесси подумала, что кошка, в своем одиночестве дошедшая до отчаяния, радуется появлению хозяйки. Это была одна из тех голубоглазых белых кошек, которые появляются на свет глухими. Кошка не могла слышать, как Джесси вошла; возможно, ее внимание привлекли включенный свет и вибрация от шагов. Когда животное качнулось в сторону Джесси, та поняла, что кошку сейчас вырвет. Она начала рыгать, пытаясь избавиться от комка шерсти, застрявшего у нее в горле; она глядела на хозяйку, словно бы умоляя о помощи.

«Ох, только не сейчас, — в ужасе подумала Джесси. — И ты, Колетт?»

Она впрыгнула в ванную комнату, даже не думая о том, чтобы закрыть за собой плохо прилегавшую к коробке дверь (и ванная, и дверь — все было делом ее собственных рук). В маленькой ванной, отделанной серым кафелем (его она, опять-таки, уложила собственноручно, хотя и довольно криво), Джесси поспешно стянула с себя трусы и плюхнулась на стульчак, болтавшийся на одном креплении. Кое-как примостившись на косо привинченном стульчаке и справляя нужду в довольно неудобной позе, она увидела на полу брошюру под названием «Раскаяние покупателя», лежащую вместе с другими бумагами, предназначенными на выброс.

«Уж мне-то раскаяние покупателя знакомо», — призналась себе Джесси. Сейчас она испытывала еще кое-что, о чем во время полета вычитала в женском журнале: «сожаление хозяйки». Этот синдром поражает женщину за час до прибытия гостей: она начинает жалеть, что вообще затеяла праздник. Джесси сидела на перекошенном стульчаке, чувствуя оба синдрома: и «раскаяние покупателя», и «сожаление хозяйки». Слившись воедино, эти схожие ощущения переросли в более серьезное беспокойство, подкрепленное сильной необходимостью сходить в туалет и довольно явственным жжением внутри…

Может, дело не только в том, что она хотела писать? А что если она заразилась какой-то экзотической венерической болезнью от мужчины, с которым делила постель в Колорадо? Венерическая болезнь или просто цистит? Неужели за удовольствие придется расплачиваться страданием?

Нет, Джесси отказывалась страдать. Такой бурный секс — конечно, у нее теперь цистит. Она вспомнила о событиях двадцатилетней давности, когда совсем юной девушкой вернулась после медового месяца на Карибском море, чувствуя пожар внутри. Тогда она тоже много занималась сексом, но то были юношеские, почти акробатические соития.