…и навсегда забыть Эдем - Бушков Александр Александрович (книги серия книги читать бесплатно полностью .txt) 📗

Мефистофель перехватил меня неожиданно — его всегдашний стиль. Я стоял у высокого окна, смотрел на далекую полоску леса и прямую, словно луч лазера, дорогу, проложенную древними караванщиками-торгованами. В этот момент за спиной и раздался бас:

— Вы, как я понимаю, свободны?

— Как ветер, — сказал я, не оборачиваясь.

— В таком случае, батенька, зайдите ко мне.

— Вам самому-то интересно работать под земского врача позапрошлого столетия? — полюбопытствовал я, обернувшись.

— Служба, — сказал доктор Р.Т.Н. Аллертон, психолог по призванию и должности, затаенный добряк по натуре, но не при исполнении. — И еще нехорошая зависть к земским врачам, чьи интересы не простирались дальше тропосферы… Пошли?

Я покорно пошел за ним. Психолог на внеземных базах подчинен непосредственно Земле и располагает большей, чем начальник станции, властью…

Он любезно предложил мне сесть, а сам остался стоять, заложив за спину короткопалые руки, грузный, седой старик, в далеком прошлом, говорят, галантный кавалер и чуть ли не фат.

— Раны зажили?

— Какие там раны, — сказал я. — Царапины.

— Тем лучше. Скажите, как вы сами реагировали бы на подобный поступок своего подчиненного?

— Отправил бы на Землю с первым же бортом, — сказал я.

— Вот именно. Тридцатилетний мужчина, хороший специалист и опытный руководитель, нормальный психически, в одну прекрасную ночь вдруг, одевшись, как чарианин, вооружившись чарианским оружием, отправляется в лес, чтобы в одиночку убить серого древолаза…

— Лучшие охотники делают это именно в одиночку.

— Вот именно, — сказал он. — Итак, вам удалось уложить зверюгу, отделавшись пустяковыми царапинами. Чарианцы вас весьма зауважали. Ожерелье из клыков, я вижу, вы носите в открытую… Ну и что? В смысле — что дальше, Ребров? Вы доказали себе… и Ланту главным образом, что ни в чем не уступаете ему?

— Доказал, — сказал я. — Что бы там ни было, а доказал. Я понимаю, что вы обязаны…

— А я не докладывал на Землю. Какой смысл? Вы живы и невредимы, древолаз подох. Только вот ведь в чем дело, Ребров, — вы как-то забыли, что Ирина землянка. Будь она чарианкой, ваша эскапада имела бы гораздо больше смысла… А так… Ланту вы кое-что доказали, ей же вы не доказали ровным счетом ничего.

— Пусть так. Вы кругом правы. И все же я должен был…

— Да. С точки зрения докосмической психологии это звучало бы ересью, но теперь… Да, вы должны были что-то доказать, в первую очередь самому себе. Еще один парадокс Чары. Правда, я не уверен, что это следует называть парадоксом. Нет ни парадокса, ни нонсенса и в том, что доктор Густавсон встречается с той девушкой из селения Оири, а Ванда Тшинецкая две ночи из трех проводит в селении Ланта… Вы когда-нибудь жалели о том, что мы открыли Чару?

— Да, — сказал я. — Да.

— А вот это уже парадокс, — сказал доктор Аллертон. — Столько лет искать подобных себе братьев по разуму и жалеть о том, что встретили их. Будь они хоть чуточку не такими, каковы мы… А они именно такие, настолько похожие на нас, что временами кажется, будто мы провалились в доисторическое прошлое Земли. Будь они немного моложе или немного старше — безобразными питекантропами или создавшими богов и царьков рабовладельцами… Но они идеальные партнеры для контакта — кроманьонцы-чарианцы. Звериный страх перед непонятными существами уже позади, суеверный ужас перед богами еще впереди. Мы угодили как раз в тот момент, когда любых пришельцев они считают составной частью мира.

— Как я понимаю, вы не собираетесь меня лечить?

— От чего? От любви? Хотел бы я знать, где вы отыщете такого доктора, вернее, такого идиота. Вадим, как психолог я собрал интереснейший материал, как врач я бессилен. Чтобы вторгаться в происходящее, я сначала должен ответить на вопрос — что такое человек и его любовь? Как вы думаете, могу я это сделать?

— Вряд ли, — сказал я. Почти грубо сказал.

— На этот вопрос мы не смогли ответить на Земле, тем более беспомощны теперь. Общность духовных интересов? Но таковой просто не может быть у Густав-сона и его Ранти. Физическое влечение? И это далеко не всегда раскрывает загадку, почему именно этому мужчине нужна именно эта женщина. Так что мы в цейтноте, Ребров. Думаю, очень многие предпочли бы иметь вместо Чары какую-нибудь загадочную планету, заселенную непознаваемыми негуманоидами.

— Зачем вы мне все это говорите, доктор? — спросил я. Почему-то страшно было слушать его бас и свое молчание.

— Не могу же я беседовать с зеркалом, — сказал он. — Нужно же мне кому-то все это говорить. К тому же вы — один из тех, кто вовлечен в происходящее, а не наблюдает его со стороны, подобно мне. Кстати, я и о Густавсоне на Землю не докладывал.

— Что с ним?

— Ничего страшного, с ним все в порядке. Выбитые зубы и синяки не в счет. Он там с кем-то сцепился из-за Ранти. Вы ведь знаете этот обычай?

Я знал этот обычай — поединок, в котором дубиной приходится отстаивать свое право на любимую женщину. Еще действуют суровые законы предков, не допускающие бесполезной, то есть не на войне и не на охоте гибели сильных мужчин, необходимых племени в качестве воинов и охотников. Поэтому правила довольно гуманны — дуэлянты лупцуют друг друга тяжелыми посохами, избегая смертельных и калечащих ударов, за чем бдительно надзирают старики, секунданты и третейские судьи одновременно.

— И кто же выиграл?

— Выиграл Эрик, — сказал доктор. — Хотя противник, говорят, был редкостный битюг… Ребров, меня вот что еще интересует: когда вы думали о Ланте и об Ирине, у вас никогда не возникало мыслей вроде: «Какое он имеет право волочиться за нашими женщинами, грязный дикарь?»

Я стоял и смотрел в окно. За прозрачным, почти невидимым стеклом — огромное голубое небо, над лесом вдали расплывается розовая каемочка восхода, и я поймал себя на том, что хочу без оглядки бежать отсюда, к пестрым роям гравилетов над белыми городами, к свистящим мягко поездам монорельса, огромным мостам, огромным автоматическим заводам…