Практическая магия - Хоффман Элис (полные книги .txt) 📗

Меж тем, какие бы там слухи ни распускала, пере­шептываясь, городская детвора, но факт оставался фак­том: почти у каждого мать хотя бы раз да наведалась к те­тушкам Оуэнс. То вдруг потребуется кому-то перечная настойка от капризного желудка, то цветок ваточник от нервов, хотя любая женщина в городе знала, от какого недуга на самом деле врачуют тетушки: специальностью их была любовь. Тетушек не приглашали на ужин в складчину или на сбор средств в фонд городской библио­теки, но если женщина повздорила со своим любезным, если она обнаружила, что беременна, и не от того, за кем замужем, если узнала, что муж изменяет ей, как послед­няя скотина, — тогда, сразу как стемнеет, она оказыва­лась у черного хода Оуэнсов, в тот час, когда сумерки скрывают твое лицо и никому не разглядеть, кто там стоит под глицинией, что растет здесь с незапамятных вре­мен, беспорядочно переплетаясь наддверным косяком.

Не важно, что этой женщиной могла оказаться учительница пятых классов начальной школы, или пасторская жена, или, тоже возможно, бессменная по­дружка стоматолога с улицы Пибоди. Не важно, что если приблизиться к дому Оуэнсов с восточной сторо­ны, то с неба, божились люди, камнем падают черные птицы, готовые выклевать тебе глаза. Желание имеет свойство наделять человека необъяснимой отвагой. Оно, по мнению тетушек, способно подкрасться тихой сапой к нормальной взрослой женщине и превратить ее из здравомыслящего существа в нечто безмозглое, сродни блохе, от которой нипочем не отвязаться неза­дачливому псу. Та, у которой хватало духу явиться к черному крыльцу, не дрогнув, глотала мятный чай, в состав которого входило такое, что язык не повернется назвать, но который наверняка должен был вызвать ночью кровотечение. Она с готовностью подставляла тетушке средний палец левой руки для укола серебряной иглой, раз таково было необходимое условие того, что к ней вернется ее ненаглядный.

При появлении женщины на мощенной голубоватым песчаником дорожке тетушки, всполошась, квохтали, точно клуши. Когда человек дошел до крайности, это учуешь за версту. Женщина, влюбленная без памяти, за средство обеспечить себе взаимность не задумается от­дать камею, что из поколения в поколение хранилась у нее в семье. А та, которую предали, отдаст и больше. Но всех отчаяннее были женщины, которые позарились на чужого мужа. Эти ради любви были готовы идти на все. В угаре страсти их корежило, точно дерево в бурю, и все условности и хорошие манеры летели к чертям. Когда на дорожке к дому показывалась такая, тетушки тут же от­правляли девочек на чердак, даже если это происходило в декабре, когда на дворе темнеет уже к половине пятого.

Девочки в эти хмурые вечера никогда не спорили, что еще рано и им не хочется спать. Взявшись за руки, они смирно шли наверх. Говорили теткам «спокойной ночи» с площадки, где пылился старинный портрет Марии Оуэнс, потом расходились по своим комнатам и, наспех накинув ночные рубашки, прямиком устрем­лялись к черной лестнице и спускались на цыпочках вниз, откуда, припав ухом к двери, можно было под­слушать все до последнего слова. Иногда, если вечер выдался особенно темный, Джиллиан, расхрабрясь, пинком приоткрывала дверь; а Салли, из страха, как бы дверь не скрипнула, выдав их присутствие, не осме­ливалась ее закрыть.

— Глупости все это! — шепотом возмущалась Сал­ли. — Полная чепуха!

— Что ж тогда не уходишь? — живо отзывалась Джиллиан. — Ну давай, иди спать, — подбивала она, твердо зная, что Салли не рискнет пропустить то, что будет дальше.

С определенной точки на черной лестнице им видна была старая чугунная плита, стол и лохматый половик, по которому часто расхаживали взад-вперед тетушкины клиентки. Видно было, как человека с го­ловы до пят, не говоря уже о том, что расположено в промежутке, может скрутить в бараний рог любовь. Вот откуда Салли и Джиллиан стало известно такое, о     чем дети в их возрасте обычно не знают: что, напри­мер, всегда имеет смысл собирать обрезки ногтей, слу­жившие прежде живою тканью любимого человека, — на тот случай, если ему взбредет в голову сходить прогуляться на сторону; что женщина от любовного томле­ния может измаяться до рвоты над раковиной на кухне, до кровавых слез в пароксизме неистовых рыданий.

Вечерами, когда на небо выплывала оранжевая луна, a на кухне заливалась слезами очередная посетительни­ца, Салли с Джиллиан, сцепясь мизинцами, давали клятву никогда не попадать во власть своих страстей.

— Тьфу, — отплевывались шепотом девочки, когда клиентка их тетушек ударялась в слезы или, задрав кофточку, показывала свежие порезы на том месте, где нацарапала бритвой на коже дорогое имя.

— Нет уж, мы — никогда! — зарекались девочки, крепче сплетая мизинцы.

В ту зиму, когда Салли минуло двенадцать, а Джиллиан вплотную подошла к одиннадцати, они узнали, что подчас в любовных делах всего опаснее — когда твое заветное желание сбывается. Той зимой к тетуш­кам пришла молодая женщина, работающая в магазине аптекарских и бытовых товаров. Уже не первый день тогда все ниже опускалась на дворе температура. Мотор тетушкина «форда» кашлял и не заводился, по­крышки примерзали к бетонному полу гаража. Мыши, пригревшись в стенках спален, носа не высовывали на­ружу, лебеди в парке щипали обледенелые водоросли и все равно вконец оголодали. Такие стояли холода, так беспощадно багровело небо, что девочек от одного и взгляда наверх пробирали мурашки.

Клиентка, которая пришла в тот темный вечер, не могла похвастаться красотой, зато она отличалась добрым и милым нравом. На праздники развозила угощенье по домам, где жили старики, пела ангельским голосом в цер­ковном хоре и, когда дети заказывали у стойки коктейль из мороженого с кока-колой, не забывала дать его каждо­му с двойным сиропом. Но когда эта тихая, невзрачная де­вушка пришла с наступлением темноты к тетушкам, она была сама не своя и в исступлении корчилась на плетен­ном вручную половике, сжав кулаки с такой силой, что они выглядели как кошачьи лапы. Она запрокидывала го­лову, и волосы лоснистой пеленой накрывали ей лицо, она до крови кусала губы. Любовь сжирала эту девушку зажи­во, она успела потерять уже тридцать фунтов веса. Сло­вом, тетушкам, похоже, стало ее жалко, что случалось с ними, надо сказать, нечасто. Денег у девушки было мало­вато, и тем не менее они дали ей самое сильнодействую­щее снадобье, какое только есть, снабдив ее подробными указаниями, как им пользоваться, чтобы чужой муж тоже полюбил ее. После чего предупредили, что на попятный хода не будет, так что пусть она хорошенько подумает.

— Я подумала, — сказала девушка своим ровным, красивым голосом и, по всей видимости, убедила тету­шек, — во всяком случае, они вынесли ей на блюдечке из лучшего сервиза — того, что с синими плакучими ивами над ручьем, — голубиное сердце.

Салли и Джиллиан сидели, соприкасаясь коленка­ми, в темноте на черной лестнице, босые, с немытыми ногами. Они дрожали от холода, но пересмеивались между собой, шепотом повторяя вместе с тетками за­клинание, заученное ими крепко-накрепко, ночью разбуди — не собьются: «Ты, игла, пронзи сердце голу­бя, ты, любовь, пронзи сердце сокола. Пусть не знает он сна и отдыха до тех пор, пока не придет ко мне. Как полюбит меня всей душой, так узнает он мир и покой».Джиллиан сопровождала эти слова короткими колю­щими движениями, в подражание тому, что, твердя за­клинание, девушке надлежало проделывать с голуби­ным сердечком на сон грядущий семь дней кряду.

— Нипочем не сработает, — шепнула Салли, когда они, поднявшись ощупью по лестнице, пробирались потом к себе по темному коридору.

— Может и сработать, — прошептала в ответ Джиллиан. — Она, правда, из себя не очень, но все же чего не бывает.

Салли выпрямилась: она была старше и выше ро­стом и, стало быть, лучше знала.

— Хорошо, поживем — увидим.

Почти две недели Салли и Джиллиан вели наблюдение за одержимой любовью девушкой. Словно при­ставленные к ней сыщики, часами, не сводя с нее глаз, просиживали у стойки в магазине, спуская карманные денежки на кока-колу и картофель фри. Шли за ней по пятам, когда она возвращалась к себе в квартиру, кото­рую снимала на пару с другой девушкой, работавшей в химчистке. Чем неотступнее они следили за каждым ее шагом, тем больше у Салли крепло ощущение, что они влезают в чужую личную жизнь, но сестры все-таки продолжали верить, что проводят важное исследова­ние, хотя у Джиллиан временами терялось четкое представление, какую, собственно, они преследуют цель.