Тайны митрополита - Ремер Михаил (читать книги регистрация .txt) 📗

Боль мало-помалу отпустила. Ну или пенсионер с ней свыкся настолько, что перестал замечать. Поэтому, набрав воздуха, он попытался кликнуть кого-нибудь; с губ сорвался лишь слабый стон. Впрочем, и этого хватило, чтобы шорох с пением прекратились, воздух рядом с Николаем Сергевичем пришел в движение; кто-то, бережно приподняв голову пенсионера, аккуратно прислонила к губам плошку с теплой настойкой. Жадно приложившись, Николай Сергеевич тут же пораженно отметил: а ведь это же настой коры ивовой! Той самой, что они с Милованом несли князю.

– Что, что с князем? – едва оторвавшись от плошки, прохрипел пенсионер.

– Чего кажешь? – пропел под ухом чей-то мелодичный голос.

– Князь, говаривают, хворый… И дитя его – тоже, – через боль в горле просипел пенсионер.

– Ладно все с ними, – в ответ пропела собеседница. – Милован чудо-настойку твою сготовил для всех, слава Богу. Глядишь, скоро свидитесь.

– А, – без сил откинулся на скамейке тот, не в силах даже понять, как толковать эту фразу.

В тот день он еще несколько раз проваливался в забытье, коротко приходя в себя, чтобы, послушав пение незнакомки, напиться отвара и снова забыться. На следующий день, почувствовал себя уже настолько лучше, что смог открыть глаза, чтобы понять, где он оказался.

Посреди огромных размеров избы, согревая пространство, неторопливо тлел пень. По стене – ладно скроенная лавка, судя по размерам, служившая хозяину и кроватью. Сам Николай Сергеевич располагался у противоположной от ложа стены, так, чтобы постоянно оставаться в поле зрения. Чуть в стороне – отгороженный угол; судя по всему – женская часть. У изголовья его «кровати» сидела молодая девушка и, ловко удерживая веретено, вытягивала кудель [65] да наматывала длинную нить на деревянный стержень [66]. Простое льняное платье, поверх которого была накинута длинная накидка, напомнившая трудовику мексиканское пончо, с той лишь разницей, что она была перетянутая поясом [67], подхваченные просто, но красиво обшитым тканью обручем волосы, замысловатые обереги у висков, длинная русая коса.

– А? – без сил закрыл он глаза. – Прялка… А чего не ножная? [68] – просипел он, однако тут же сообразив, что забегает далеко вперед, снова закрыл глаза.

– Чего молвишь? – Девушка, оторвавшись от своего занятия, склонилась над пенсионером, да так, что кончики длинных русых волос пощекотали нос и лицо пожилого человека. В ответ тот лишь, промычав, отвернулся. – Чудной! – звонко рассмеялась та, а затем, достав откуда-то влажную тряпку, принялась бережно вытирать лицо больного. И, хоть делала она это без тени кокетства, ух как перехватило дыхание у Булыцкого. Уж здоровым как был и не думал, что кровь взыграть так может, а уж хворый – и подавно! Жадно запоминая ощущения, он на всякий случай согнул ноги в коленях да так и остался лежать, сквозь полуприкрытые глаза смотрел на сидящего у изголовья ангела. – Две ночи в горячке маялся, – зазвенел голосок. – Уж и свечки поставили, и сам Киприан денно и нощно молитвы за здравие твое читал, и настойки наварили, так, чтобы и тебе, и князю с княжичем впрок, – улыбаясь, продолжала рассказывать та. – Упрел. В баньку тебе бы, да рано еще; слаб. Тверд с походу вернется, так и стопит на двоих. Дух больной вон чтобы разом единым.

– Спасибо, – все, что нашел прохрипеть в ответ Булыцкий, про себя отметив потрясающее сходство девушки с супругой своей покойной Зинаидой. Один в один!

– Во здравие твое, – улыбнулась та и, закончив вытирать лицо больного, встала со скамейки и снова села за прялку. Минуту просидели в полной тишине; девушка – занятая своим делом, Булыцкий – ошарашенный произошедшим. Затем, собравшись с духом, прохрипел Николай Сергеевич:

– Звать-то тебя как?

– Матрена, – почему-то потупив взгляд, улыбнулась та. – Дворовая его.

– Угу, – протянул тот, снова закрывая глаза. Через мгновение до слуха пенсионера донеслось мелодичное пение; то девушка, занятая пряжей, затянула красивую грустную песню.

Затаив дыхание, пенсионер слушал волшебный напев. Ох и побежали мурашки по коже! Лет пятьдесят не слыхивавший такого, Булыцкий боялся даже чуть шумнее вдохнуть, только бы не спугнуть эту зыбкую тень, вернувшую пришельца прямиком в его детство, когда он, будучи еще совсем зеленым мальчишкой, вечерами сидел рядом с бабушкой, точно так же тянущей нить и напевающей о чем-то там своем. Под эти волшебные напевы Николка и не замечал, как глаза слипались и дремота теплым одеялом укрывала набегавшегося за день сорванца. Тогда он частенько засыпал прямо на старом, обитом кожей диване. Как щитом, укрытый мягким ватным одеялом, сопел он, прилипнув щекой к потертой, кое-где потрескавшейся от возраста кожаной обивке. А бабушка так и сидела рядом, занимаясь своим делом, дожидаясь, когда проснется любимый внук. Иногда, устав от монотонного занятия, она просто садилась у изголовья и, поглаживая густую шевелюру внучка, негромко рассказывала древние, как мир, сказки.

Так, на диване, спал он обычно час-два, чтобы потом, проснувшись и сонно потирая кулачками глаза, вместе с бабушкой перебраться на лежанку. И вот там уже, поплотнее завернувшись в тулупы да овечьи шкуры, вдыхая сладковатый аромат прихваченных в вязанки луковиц, он безмятежно засыпал до самого утра.

– Никола? – вернул мужчину к реальности мелодичный женский голос.

– Чего? – вздрогнув, открыл он глаза.

– Случилось что?

– Чего говоришь? – еще не сообразив, что происходит, ворочал головой Николай Сергеевич.

– Уснул ты, да всхлипывать во сне начал, что дитя малое.

– Наверное, – тяжело вздохнул…

– Душа хоть и светлая у тебя, да неспокойная, – скромно улыбнувшись, потупилась Матрена и, отчего-то вдруг покраснев, снова взялась за веретено, а Булыцкий, приподнявшись на локте, так и остался лежать, ошарашено глядя на странную девушку.

– Одолел хворь, чужеродец? – В дом вошла высокая статная женщина в добротных одеждах. Неодобрительно, как показалось Николаю Сергеевичу, посмотрев на девушку, та подошла к выделенной пенсионеру лавке. – Ладно Матрена за тобой приглядывает? – высокомерно поинтересовалась та у гостя.

– А тебе забота какая? – шикнул в ответ мужчина. Затем, сам не зная зачем, добавил: – Ладно. Благодарю, – попытался поклониться он, что, впрочем, не очень получилось. – Хозяйкой, что ли, будешь?

– Прямо как братец сказывал, – не отвечая на вопрос Николая Сергеевича, продолжала та. – Строптив, груб, невежда. Только что руки золотые, смекалист да собой хорош.

– Вот уж спасибо, – пробурчал в ответ тот.

– Надолго здесь?

– Пока не надоем, – огрызнулся в ответ тот.

– Матрену за тобой приглядывать приставили, – холодно отвечала та. – Подсобить если, чего принести, а то и просто – девка если нужна. – Не продолжая, та кивнула на сжавшуюся Матрену. – Артачиться если будет, или не так что если, ты скажи. Образумлю. И чего Тверд тетешкается с тобой, – бросив взгляд на опешившего от такого пришельца, та вышла прочь.

– Вот мегера-то! – обалдело выдохнул Булыцкий.

– Алена, – негромко проговорила Матрена. – Тверда сестрица. Мужа стрелой сразило, как от Тохтамыша отбивались. Сама не своя. Тебе, ежели чего надо, так ты говори. Не откажу, – совсем тихо прошептала она.

– Тьфу ты, пропасть! – поняв, о чем твердили ему женщины, зло сплюнул трудовик. – Ты сыновьям моим в жены и то мала будешь! Поди прочь! – Девушка, закрыв лицо ладонями, скрылась в женской половине. – Вот пропасть-то! – зло поцедил трудовик.

Следующие несколько дней он провел, набираясь сил. Мало-помалу поднимаясь на ноги, он, сначала при помощи девушки, а затем и сам начал совершать небольшие прогулки по избе. Тоже ведь сначала – в день по нескольку шагов; пока голова не начинала идти кругом, а затем – все больше и больше. Так что уже дня через четыре вышел на крыльцо дома Тверда.