Кошка колдуна - Астахова Людмила Викторовна (электронные книги без регистрации .txt) 📗
– Не потому ли вы так рано дохнете, что так долго дрыхните? – сообщил Диху осоловело моргавшей собственности, безжалостно ее тормоша. – Давай, Кэти, просыпайся! Жизнь проспишь!
Живая грелка шмыгнула носом и жалобно скривилась.
– Голова болит? – догадался хозяин и, ненадолго положив ладонь ей на лоб, хмыкнул: – Все, больше не должна. Шевелись, Кэт. Одеваться, умываться, косу заплетать! Нехорошо опаздывать на деловую встречу.
Катя
– А куда мы пойдем? – спросила я и, спохватившись, добавила: – Мой господин.
Диху ухмыльнулся. Видать, радовался, что невольница оказалась способна к обучению.
– Не пойдем, а поедем. На Готский двор. Мне нужно зайти к ломбардцам, взять денег для путешествия. А тебе нужна одежда. Отправляться в путь в этом наряде будет не слишком удобно.
– А…
– Тебе же хватит дня, чтобы пошить себе платье?
– Но я… я же не сумею!
– Не понял. – Сид, деловито почесывавший себе лопатку, уставился на меня в искреннем недоумении. – То есть как – не сумеешь? Я дам тебе денег, купишь все, что нужно: ткань, нитки, иголки, ленты там всякие…
Вместо ответа я опустила голову и душераздирающе вздохнула.
– Немыслимо, – буркнул озадаченный Диху. – Все женщины умеют шить. Чем же ты занималась там, у себя, если самых простых вещей делать не умеешь?
– Работала, – вздохнула я снова. – В офисе. А одежду я покупала в магазине, уже готовую.
– Так… – Сид поскреб затылок. – Ладно, тогда просто купи ткани и ниток. Невелика задача изобразить тебе какие-нибудь одежки, но для колдовства потребно что-то материальное из этого людского мира. Писать ты умеешь, вот возьми бересту и записывай. Ты должна купить двенадцать аршин самого тонкого сукна… мм… синего цвета и столько же зеленого, семь аршин шелка – там есть лавка купца из царства Мин, тонкого беленого льна – десять аршин… хотя нет, лучше двенадцать. Шелковых ниток еще возьми, шнура и тесьмы для отделки. А, еще пуговиц! Серебряных, пару дюжин. Купи себе сапог две пары и теплых чулок. Шаль присмотри какую-нибудь на свой вкус. Пояс. Твоя шуба сгодится и для дороги, да и потом тоже, так что, наверное, все… Но если захочешь еще что-нибудь, не стесняйся. Там будет достаточно денег, чтобы тебе хватило на все покупки. С тобой пойдут Прохор и охранник. Думаю, этого будет довольно. В лавках заспинник скажет купцам, куда отнести все, что ты купишь. Ну? Есть вопросы?
Ошарашенная таким списком заданий, я только успевала кивать головой.
– Ну, вот и хорошо. Пошевеливайся! Чем скорее мы спустимся к саням, тем лучше.
Диху только брови вздернул, заглянув через мое плечо в записи на бересте.
– Ничего так получается.
Я уж было собралась воспеть хвалу Великому и Могучему, но Диху пренебрежительно отмахнулся, мол, избавь меня от человечьих вывертов.
Пока я доцарапывала на кусочке коры список покупок и ценные указания, сид умылся, а затем и оделся без посторонней помощи.
– А зачем мне нужна другая одежда? – поинтересовалась я.
Тут еще к полному отсутствию нижнего белья, двум рубашкам, летнику и остальному вороху одежек не успела привыкнуть, а уже обновки.
– Чтобы путешествовать было удобнее. И чтобы потом не слишком выделяться из толпы.
– Потом – это когда? Или где?
Хитрован усмехнулся, моментально раскусив смысл и цель допроса.
– Много будешь знать – скоро состаришься.
И зубами – щелк! Как бы намекая, что еще пара неуместных вопросов, и он самолично станет катализатором внезапного процесса старения.
Пришлось заткнуться. В любой другой ситуации я бы рванула с поводка, рискуя сдохнуть, но не покориться. Но Диху… Сын Луга, его волшебство и сквозящая в каждом жесте и слове нечеловечья сущность гипнотизировали, точно змеиный взгляд. Сид не ведал уважения к чужим желаниям и чувствам, зато умел мстить и карать. С него станется отобрать понимание языков и вышвырнуть за порог, за которым шестнадцатый век во всей красе. И проследить, чтобы строптивая смертная получила массу впечатлений, а потом смести в совок то, что от нее, то есть от меня, останется.
И сразу так жалко себя стало. До ужаса. А еще я честно старалась не думать об уровне местной санитарии и гигиены. Размышлять на эту тему – только лишний раз себя изводить неизбежностью скорой смерти от дизентерии, холеры, чумы, черной оспы, тифа – в любой последовательности, на выбор. И никаких антибиотиков в ближайшие триста лет! А какую неподдельную радость я испытала, когда вспомнила о сделанных прививках и удаленном еще в школьные годы аппендиксе. О! Спасибо маме и районному педиатру.
К слову, о маме… Единственное утешение – в Германии у мамы все в порядке. И здоровое сердце вкупе с крепкими нервами тоже кое-что значат.
«Она переживет, она справится, она сильная», – убеждала я себя, впервые в жизни сожалея, что у меня нет ни братьев, ни сестер, которые бы стали ей утешением.
– Ты стоишь и ждешь, когда в голову придет еще одна мысль? – ледяным тоном полюбопытствовал Диху. – Не жди, запасы чудес на сегодня исчерпаны.
Он, оказывается, стоял рядом и внимательно наблюдал за «собственностью». А может, мысли читал, кто его знает.
Сегодня сид облачился в наряд средневекового магистра-алхимика. Черное длинное одеяние с меховым отворотом, чем-то похожее на университетскую мантию, стекало с широких плеч Диху до самых башмаков с серебряными пряжками. Особенно умилял бархатный берет, украшенный синевато-зелеными перьями.
С другой стороны, на кривобоком уродливом «немце», коим представлялся новгородцам Диху, траурная мантия и берет смотрелись органично. Идеально сиду, конечно, подошла бы кожаная шапочка-чепец, как на гравюрах Иеронима Босха.
Следуя за сыном Луга, я не рискнула спросить, как он наводит морок, невзирая на снедающее любопытство. Он покосился на меня через плечо, чуть насмешливо подмигнул, дескать, даже не сомневайся – создам иллюзию, что надо.
Точно мысли читал, и никак иначе!
В тереме из-за маленьких окон и витражного стекла невозможно было разглядеть, что там на улице делается – то ли снег идет, то ли солнце сияет. А на самом деле небо над Великим Новгородом застили тяжелые снеговые тучи, их серая пушистая шуба прикрыла город от лютых морозов, и дело шло к метели и краткой январской оттепели. В настоящей же овчинной шубе я быстро упрела и едва доплелась до саней гусиным шагом. Многослойная женская одежда мобильности не добавляла абсолютно, ноги так и норовили запутаться в подолах, сапожки терли в самых неожиданных местах, отчего походка получалась семенящая и неуклюжая.
«Эх, сейчас бы легкий пуховичок!»
А еще я зверски тосковала по джинсам, кроссовкам и легчайшему термобелью. Предложение сида сменить гардероб уже не казалось мне прихотью самодура.
Но стоило выехать за ворота боярской усадьбы, и всякие посторонние мысли сбежали врассыпную, будто мыши, спугнутые тихой поступью кошки. Это Новгород скакнул на грудь, точно лев, повергнув меня в изумление и восторг. Это было как прыжок с трамплина – бесконечный миг полета и удар об воду с дальнейшим погружением все глубже и глубже. С головой в многолюдный и разноголосый океан давным-давно утраченного времени – это почти больно. И как вода, чуждая для человека стихия омывает со всех сторон, норовя погубить неосторожного ныряльщика, так и чужое время захлестнуло меня волной и неумолимо потащило на глубину. Туда, откуда уже не спастись. Нет, не спастись.
Ощущение, будто я попала на гигантскую съемочную площадку какого-то исторического мегаблокбастера, вдруг исчезло. Со всех сторон на меня обрушился водопад звуков и, главное, запахов, да таких термоядерных, что глаза резало. Тут было все: и конский навоз, и гарь от костров, и тухлятина, и хвоя, и немытое человеческое тело, и аромат хлеба. Сани влились в поток пеших, конных и санных, двигавшийся без остановки, как живая река, мимо заборов-берегов на Торговую сторону. Прямиком туда, где шумел знаменитый на половину Европы Торг и где до сих пор висел на звоннице нетронутым Вечевой колокол. Я в который уже раз напомнила себе, что в этом мире нет ни Великого Московского княжества, и Ивана Третьего – губителя новгородской независимости – тоже не было. И, судя по всему, Ивана Васильевича, царя Грозного, уже не будет. Я все-таки вспомнила, что в тысяча пятьсот тридцатом году в августе он должен родиться, и очень собой гордилась.
