Викки - Уолкер Руфь (читать книги txt) 📗
— Я просто сообщаю им о том, что говорят карты, — лукаво заметила Мара.
Кланки отмахнулась — мол, ладно врать-то!
— Если б меня спросили, — сказала она, — я бы посоветовала ей выйти замуж за мальчишку из семьи Мартини. Он давно по ней сохнет. Может быть, теперь, оставшись в дурах, она его оценит и выбросит из головы своего негодяя студента.
Мара пристально посмотрела на нее.
— Точно так же ты называла когда-то Джейма, — грустно проговорила она.
— Да, но он не сделал тебе ручкой после того, как затащил в постель.
— Может, я просто была в постели лучше, чем эта бедняжка?
Кланки рассеянно улыбнулась:
— Тебе все еще недостает его?
— Увы, да… Говорят, время лечит, но в моем случае этого не случилось.
Она произнесла эту банальную истину — и тут же перенеслась воспоминаниями в прошлое.
…В тот день она кормила Викки. Джейм забежал в вагон, а поскольку на улице шел дождь, в волосах его сверкали капельки воды. «Серебро на золоте…» — подумала она тогда.
Это было так замечательно: занавески задернуты, по металлической крыше пульмановского вагона барабанит дождь, а Джейм снимает с себя промокший костюм и переодевается в халат. Затем садится рядом и, вытирая волосы полотенцем, смотрит, как она кормит ребенка.
Она уловила выражение его взгляда и без всяких слов, как часто у них бывало, поняла, о чем он думает. Когда младенец сладко засопел в колыбельке, она снова обнажила грудь и, не говоря ни слова, придвинулась к Джейму.
Он приник к этой округлой мягкой чаше и начал сосать, и, чувствуя мягкое кольцо его губ, она попыталась понять, что ему сейчас представляется. Может быть, он видит себя младенцем, получающим живительную влагу из материнской груди? Вряд ли! Джейм говорил, что мать ни разу не кормила его, потому что тяжело заболела сразу после родов. Так может быть, он представлял себя Викки, своим собственным ребенком, жадно глотающим жидкое, голубоватое материнское молоко? Какое это имеет значение? Она утолила его потребность — и тем была довольна.
Потом он занимался с ней любовью, но как-то по-новому. Обычно буйный, горячий и необузданный в моменты близости, на этот раз он касался ее будто даже почтительно, и как ни была она тронута его нежностью, ей куда ближе был прежний Джейм-любовник. Она начала его поддразнивать, колко шутить, и в конце концов довела до неистовства, пробуждавшего самые потаенные глубины ее собственной сексуальности…
Воспоминание померкло, и Мара глубоко вздохнула. Боже, как ей недостает его! Долго ли еще ей ждать, пока она завершит свой жизненный путь и воссоединится с ним? А что, если его религия ошибается и он от нее ушел раз и навсегда, и это чувство, что он ждет ее где-то за чертой, — не более чем плод воображения?
Почувствовав, что щеки у нее стали мокрыми, Мара торопливо смахнула слезы: она ощутила на себе внимательный взгляд Кланки.
— Я проголодалась, — быстро сказала она. — Теперь мой черед готовить ленч; иначе говоря, тебе придется довольствоваться консервированным супом и сандвичами с сыром.
Открыв банку с супом, она поставила ее на электроплитку, поджарила сандвичи с сыром, затем положила серебряные вилки и ножи на скатерть, достала салфетки. Стол был почти накрыт, когда в дверь постучали.
— Кто это еще может быть? — проворчала Кланки и пошла к двери.
Оказалось, это Викки — в мужских джинсах и мужской голубой рубашке для черной работы, завязанной узлом под грудью. Мара отметила про себя, что даже в этой одежде девушка выглядела истинным воплощением элегантности.
— Можно мне поговорить с Розой? — спросила она у Кланки.
Кланки молча провела ее внутрь и скрылась, опустив за собой полог. «Теперь, — подумала Мара, — она будет стоять и, навострив уши, ловить каждое наше слово».
— Мне очень неудобно, что я побеспокоила вас, — сразу же извинилась Викки, — но… не могли бы вы найти время, чтобы погадать мне?
Мара с трудом скрыла удивление. Она прекрасно разбиралась в том, кто верит предсказаниям, а кто нет. Дочь принадлежала к закоренелым скептикам. Но если так — зачем она пришла?
— Присядь и выкладывай, что там у тебя на уме, — сказала она.
Викки упала на стул напротив Мары.
— Ну… если честно, то я сейчас ищу работу. Я просила Майкла Брадфорда найти мне место среди персонала, а он… он мне категорически отказал. Я думаю, может быть, мне стоит обратиться непосредственно к кому-то из торговцев в ларьках и павильонах? Часть из них не связана напрямую с цирком — кажется, так?
— Во всех этих вопросах все равно последнее слово останется за Майклом Брэдфордом. Таков порядок, и ничего тут не поделаешь.
Бледные щеки Викки вспыхнули, и Мара поняла, что девушку переполняет гнев.
— Майкл Брадфорд просто отвратителен, — выпалила она. — Он грубый и… и просто невозможный.
Мара про себя улыбнулась.
— В труппе Майкла считают исключительно вежливым и обходительным молодым человеком, — заметила она.
— Может быть, но со мной он разговаривал как с подзаборной девкой. Мне стоило большого усилия не сказать ему в глаза все, что я о нем думаю.
— Хорошо, что ты этого не сделала. Ведь он все-таки сын мистера Сэма, — сухо заметила Мара. — Ты не голодна? Могу предложить сандвич и чай со льдом.
— Спасибо, но есть я не хочу, а вот от чая не отказалась бы. На улице такая жара!
Пока Мара наливала чай, Викки оглядела фургон, и глаза ее наткнулись на полку, заставленную книгами. Названия их в полной мере отражали причудливые вкусы Мары.
— У вас тут очень мило, — сообщила она, и Мара вдруг поймала себя на ощущении, что уже слышала это однажды. Те же самые слова с той же самой интонацией произнес Джейм, впервые очутившись в гостиной ее пульмановского вагона.
— Здесь в уменьшенном виде воспроизведена обстановка гостиной одной знаменитой в прошлом цирковой артистки, — небрежно обронила она.
— Да? И какой же?
— В цирке ее звали Принцесса Мара.
Глаза Викки на миг потемнели, пальцы судорожно сжали чашку.
— Вы знали Принцессу Мару?
— Разумеется, мы были подругами.
— И ее… мужа вы тоже знали?
— Джейма? А то как же!
Викки припала к чашке, пересохшим ртом глотая чай.
— Так она выступала именно в этом цирке? А мне почему-то казалось, что в Ринглингс-цирке…
— Ничего подобного. Она была звездой Брадфорд-цирка до самой своей гибели, — голос Мары дрогнул. — И дочь ее я знала. Меняла ей пеленки, кормила с ложки, баюкала, пела колыбельные. Отец звал ее «Принцесса Солнышко» — и действительно, она казалась подарком из иного, более высокого и прекрасного мира.
Викки воззрилась на цыганку и долго-долго молчала.
— Так вы знаете, кто я такая? — спросила она наконец.
— С того самого момента, как мы столкнулись с тобой у входа в мою палатку. Ты — точная копия своего отца, девочка моя, хоть это и звучит немного странно: ведь он был воплощением мужественности, а тебя вполне можно назвать воплощением женственности.
Викки опять замолчала. Потом задумчиво произнесла:
— Я ведь до самого последнего времени не знала, как он выглядел. И вдруг нашла в письменном столе бабушки альбом с фотографиями.
— Старымифотографиями?
— Да, с фотографиями отца: начиная с детства и до его учебы в университете.
— Ты ничего не стала брать оттуда, правда ведь? — осторожно спросила Мара, чувствуя, как забилось у нее сердце.
— Я взяла фотографию отца с выпускной церемонии. И открытку с изображением матери.
Мара подавила вздох, скрывая свое разочарование. Она отдала бы все на свете за детский снимок Джейма.
— Мистеру Сен-Клеру не стоило так безжалостно отрывать тебя от твоих корней, — высказалась она вслух.
— Дедушка жесток. Я до самого последнего времени не понимала этого. Когда он ругал или наказывал меня, мне казалось, что он делает это ради моего же блага. Но теперь я понимаю, что ему просто нравилось быть таким жестоким, и для этого он искал любой, даже самый пустяковый предлог. Как бы я ни старалась — его все не устраивало. Подозреваю, что таким способом он сводил счеты с моими покойными родителями.
