Белые флаги - Думбадзе Нодар Владимирович (библиотека электронных книг .txt) 📗
- Так точно.
- Объясните, зачем же в таком случае оно вам понадобилось?
- Чтоб напугать зятя.
- Вы были уверены, что можете незаряженным ружьем напугать зятя?
- Нет, пустым ружьем его нельзя было напугать!
- И все же вынесли ружье?
- Он должен был подумать, что ружье заряжено.
- Какое это для вас имело значение? Вы-то знали, что это не так?
- Я был уверен, что он испугается и попросит прощения.
- Но этого не случилось?
- Нет.
- А если б он извинился, вы простили бы ему оскорбления дочери и вас самих?
- Простил бы в том случае, если б увидел его на коленях! - ответил Саларидзе после продолжительного молчания.
- Саларидзе! Ваш зять не испугался ружья. Он пошел на вас. Следует ли из этого, что он был уверен в безопасности оружия, то есть знал, что ружье не заряжено?
- Так точно!
- Зачем же вы взвели курки? С какой целью? Ведь вы оба знали, были уверены, что ружье не выстрелит?
- Я... Я предпринял последнюю попытку...
- Саларидзе! Зять знал, что ружье для него не представляет никакой опасности... Оно не заряжено... Почему же он потребовал бросить его?
- Не знаю.
- Спуская курки, вы были уверены, что ружье не выстрелит?
- Безусловно!
- Зачем же вы спустили курки?
- Механически...
- Итак, вы знали, что выстрела не последует. Что вы намеревались предпринять дальше?
- Не знаю...
- Зять мог отнять у вас оружие? Как вы думаете?
- Да.
- Саларидзе! Допустим, вы бы знали, что ружье заряжено. Спустили бы вы тогда курки? Повторяю вопрос: если б вы знали, что в стволах ружья лежат патроны... произвели бы вы в таком случае выстрел?
Саларидзе попросил воды. Отпив глоток и облизав пересохшие губы, он отрицательно покачал головой, но произнес:
- Не знаю...
- Саларидзе! Думали ли вы раньше, до этого случая, что вы способны убить?
- По-моему, нет человека, кто бы не задумывался над этим!
- И к какому вы приходили выводу?
- Вывод не имеет значения, а факт налицо: мой зять мертв!
- Нас интересует - это было умышленное или неумышленное убийство, проговорил про себя прокурор, а затем продолжал громко: - Саларидзе! Еще один вопрос: пользовался ваш зять ружьем?
- Да, пользовался.
- Не предупредил ли он вас в последнюю минуту, в самую последнюю секунду, что ружье заряжено?
- Нет! Нет! - воскликнул Саларидзе. - Это он сказал потом, сказал глазами, понимаете?! Он умирал у меня на руках и сказал об этом мне, только мне! Мне сказали правду его глаза!
Саларидзе закрыл лицо руками и застыл...
- Уважаемый председатель! У меня больше вопросов нет.
- Нет ли вопросов у уважаемых заседателей? - спросил председатель.
Гулоян отрицательно покачал головой. Гоголадзе утвердительно кивнул.
- Пожалуйста, прошу вас!
- Подсудимый Саларидзе! Возвращался ли домой до того дня ваш зять в пьяном виде и в позднее время?
- Да, такие случаи бывали.
- В ваших показаниях есть такие слова: "Не было сомнения - он избивал мою дочь!" Не хотели ли вы сказать этим, что ваш зять бил жену и до этого случая?
- Не знаю... Насчет избиения не знаю... Но за последнее время он часто пил, скандалил, дебоширил, вообще в пьяном виде вел себя отвратительно!
- Уточните: часто пил, часто скандалил или часто бил?
- Я уточняю: пил, скандалил, вел себя по-хамски! Что здесь непонятного!
- Подсудимый Саларидзе! Вы напрасно нервничаете! Мы хотим установить облегчающие вашу вину обстоятельства, поэтому не обижайтесь, если мы задаем вопросы, даже незначительные! Все, что здесь делается, - в вашу же пользу! - объяснил заседатель Гоголадзе.
- Благодарю вас! - нервозно ответил Саларидзе.
- Вот именно, вы должны быть благодарны нам! А теперь скажите, что значит: "за последнее время"?
- Не понял вас!
- Вы заявили: "За последнее время он часто пил, скандалил..." Что вы подразумеваете под выражением "последнее время": год, два года, позавчера, вчера?
- Год, примерно год, как это началось...
- А что же с вашим зятем произошло год тому назад? Почему он вдруг стал пить и скандалить?
- Не знаю!
- В своих показаниях вы дважды произнесли "комната моей дочери и зятя". И вообще, вы называете сперва дочь, а потом зятя.
- Да, это так.
- Почему?
- Потому что дочь - моя дочь, а комната эта ее, дочери, а он перебрался к нам после того, как стал ее мужем.
- Так. Понятно.
- Что значит - понятно! - взорвался Саларидзе. - А как, по-вашему, я должен называть комнату в моем доме - "комната зятя"?! Это, по-вашему, было бы правильнее?!
- Было бы правильнее назвать так: "их комната".
Саларидзе вздохнул.
- Еще вопрос. Вы сказали государственному обвинителю, что крикнули зятю: "Убирайся Из моего дома!" Так?
- Да, так!
- Тем самым вы намекнули своему зятю на то, что он живет не в собственном, а в чужом, то есть в вашем, доме?
- Это он знал без моих намеков!
- Значит, в чужом доме, да?
- Пока я жив, мой дом будет называться моим домом! А после моей смерти... - Саларидзе вдруг осекся, поняв, что сказал нечто глупое и ненужное... А заседатель, не дав ему опомниться, продолжал с видом победителя:
- А не кажется ли вам, Саларидзе, что такая ваша позиция послужила причиной пьянства и хамского, как вы говорите, поведения вашего зятя?
- Нет, не кажется! - упрямо ответил Саларидзе.
- Что же в таком случае? Может, друзья?
- Нет!
- Женщины?
- Нет!
- Может, он завел любовницу?
- Нет!
- Перестал заботиться о семье?
- Нет!
- Что же тогда, что?
- Деньги!
- Что? - лицо Гоголадзе перекосилось от удивления.
- Деньги!
- Ничего не понимаю...
- Год тому назад мой зять был отличным парнем, уважительным, спокойным, что называется, тише воды, ниже травы... Но вот однажды он вернулся домой навеселе, стал посреди комнаты с несколько смущенным, но вместе с тем победоносным видом и небрежно бросил на стол пачку двадцатипятирублевок.
- Что это? - спросила дочь.
- Моя доля! - ответил зять. Дочь унесла деньги в свою комнату.
- Откуда это? - спросил я.
- Из тигриного зада! Так он и ответил мне, уважаемый народный заседатель! - обернулся Саларидзе к Гоголадзе. Тот промолчал. - Вот с того дня и началось крушение нашей семьи... Спустя неделю зять выразил во время обеда недовольство, что за столом нет хашламы*. Потом он как-то заявил, что плевал на такую семью, где в подвале не сыщется хотя бы тонна вина, дюжина ящиков "Боржоми", две дюжины пльзенского пива да сотня сушеной воблы. В следующий раз, когда он снова принес деньги и я опять спросил откуда они, он по-прежнему сослался на тигриный зад и добавил, что я только напрасно занимаю свое место на работе и что вообще мое поколение не умеет жить.
_______________
* Х а ш л а м а - мясное блюдо.
- Минуточку! - прервал подсудимого председатель. - А спрашивала ли ваша дочь у мужа, где и как он добывает деньги?
- К несчастью, об этом жены мужей не спрашивают!
- Дальше? - спросил председатель.
- Я предостерег его, что в один прекрасный день он попадет за решетку и с него спросят за все. Он ответил на это, что все мы давно уже арестованы и отбываем наказание, только не чувствуем этого... Когда же я возразил, что отнюдь не отбываю никакого наказания и спокойно сплю, потому что не совершаю бесчестных поступков, он рассмеялся мне прямо в лицо.
- Почему так?
- "Давление сто восемьдесят на сто, острая стенокардия, отложение солей, бронхиальная астма, эмфизема! Я и твоя дочь с минуты на минуту ждем твоего конца! И это ты называешь спокойным сном?" - вот как он ответил мне... Затем вдруг обнаружил, что у моей дочери, оказывается, низкая талия, редкие зубы и некрасивый нос, что она, подобно своим подругам, сплетница и провинциалка и что читает она ночи напролет лишь для того, чтобы производить на людях впечатление умной, начитанной женщины... Ни я, ни моя дочь ни разу не напомнили ему, что в наш дом он явился в залатанных брюках, рваных туфлях и перелицованном пиджаке и что на работу, откуда он сейчас таскал эти проклятые деньги, он пошел в моих брюках.