Прыжок в прошлое. Дилогия (СИ) - Сапаров Александр Юрьевич (книги бесплатно .TXT) 📗
Даже Антону нашлась работа, потому что было несколько переломанных ног, и ему пришлось давать наркоз, когда мне приходилось сопоставлять кости, Пришедшие в себя больные, с удивлением рассматривали гипсовые повязки, и спрашивали, надолго ли их замуровали в камень. Приходилось объяснять, что ходить в повязке придется не меньше двух месяцев. Рентгена в моем распоряжении не предвиделось, и поэтому я предпочел назвать сроки подлиннее.
Только когда начало смеркаться, толпа страждущих рассосалась, и мы вздохнули спокойней.
По всей округе горели костерки, это погорельцы, не нашедшие пристанища собирались там ночевать. У более предприимчивых уже стояли какие-то времянки. В общем, было видно, что народ привык к таким испытаниям. Тем более что всего за три года до этого Москва выгорела почти вся, и может быть, и поэтому сегодняшний пожар не набрал такой же силы.
Я пошел наверх к себе, намереваясь еще немного поработать, хотел составить планы занятий для своих учеников, и действительно я даже сел за стол и достал письменные принадлежности. Но глаза слипались так, что я еле нашел в себе силы добраться до кровати и моментально уснул.
Следующий день принес все те же хлопоты. Хотя раненых и обожженных все же значительно поубавилось
Зато нас посетил с визитом Ефимка Лужин. Он уже по гонцу примерно знал, что я намереваюсь ему предложить, и еще не став тиуном, вел себя соответственно. Ключник мне шепнул на ухо:
– Я же говорю, этот в огне не сгорит и в воде не утонет.
Мы провели с Лужиным беседу и подписали с ним ряд, и он стал тиуном для моей вотчины, увеличившейся чуть ли не два с половиной раза. Так, как все села были рядом, то Лужин знал всех там наперечет и со знанием дела вводил меня в курс, я смотрел списки, данные мне дьяком из приказа и только успевал подчеркивать, ошибки, которые были в переписи. Мной были ему даны наказы, о том, чтобы народец он берег, и лишнего не допускал, кроме того, я сообщил ему, что милостью Иоанна Васильевича, я, как только получивший вотчины на этот год освобожден от представления воев, но на следующий год мне надо будет поднять несколько оружных с конями. Сколько еще уточню, но чтобы он начал уже сейчас думать об этом, чтобы на следующую весну эти люди были готовы.
Лужин также привез мой заказ, на телеге лежало несколько снопов мутантного бесхлорофилльного ячменя, набранного деревенскими девчонками по моему приказу. По виду Ефимки было ясно, что его очень интересует вопрос, что боярин намеревается делать с этим, никому не нужным добром, но вопроса этого я так и не услышал.
Также я приказал ему рядом с моей усадьбой в Заречье подыскать место для постройки мастерских и стеклодувной печи. Для того, чтобы ему было ясно о чем идет речь, я провел его по мастерской и в здание со стеклодувной печью.
Ефимка крестился, шептал молитвы, но поскреб свою многострадальную лысины и заверил, что все понял, только вот, если я хочу, чтобы до осени уже что-то было сделано, надо закупать лес, камень, нанимать артель и начинать стройку.
Услышав все это, мой ключник болезненно скривился. Вопрос с деньгами в последнее время вставал, достаточно остро. Хотя я и зарабатывал приличные суммы на лечении богатых бояр, но все это утекало, как вода с расходами на мои замыслы. И оставалось лишь надеяться на то, что оброк с двух вотчин, выправит положение, тем более, что по заявлению Лужина неурожая не ожидалось.
Строительство стеклодувной печи подходило к концу, но вот поиски компонентов для варки стекла продолжались. Гильермо весь приносимый ему материал чуть ли не облизывал, затем качал головой и выкидывал. Так, что в ближайшие дни стекло нам не светило.
Лужин получив инструкции, укатил в деревню. Прошло несколько дней и у нас появилось пополнение прибыли несколько человек будущих живописцев. Почти все были практически мальчишками, что меня очень порадовало. Потому, что переучить взрослых другой манере письма для моих скромных педагогических талантов было наверно невозможно.
Попав после строгой монастырской жизни в обычный быт, ребята оживились. Но весь кайф им поломал прибывший отец Варфоломей, здоровенный поп, с мощным голосом. Наш отец Евлампий с Варваринской церкви рядом с ним совсем терялся.
Отец Варфоломей быстро обошел все подворье, засунул нос в все щели. Не обнаружив ничего подозрительного, он весь свой пыл направил на бедных учеников, лекарей и живописцев. Он их так замучил, что я в приватной беседе намекнул ему, что царю и митрополиту не понравится, если некоторые из учеников не доживут до конца учебы, после чего отец Варфоломей сбавил свой напор, и теперь обратил все внимание на меня. Он чуть не обнюхивал, все, что у меня было сделано, и почему я так это нарисовал, а это сделал вот так. Я же, зная, что мне никто не позволит резать трупы и изучать человеческое тело в натуре, решил, что все можно нарисовать и все части тела сделать муляжами из воска и соответственно их раскрасить, и никто не сможет сказать, что я занимаюсь кощунством, и колдовством. Слава богу, что про зомби и религию Вуду здесь еще никто не знал.
Первые несколько занятий живописцы занимались приготовлением красок, с шумом. гамом за несколько дней этот вопрос был решен.
Так, как я сам был художником самоучкой, и никакой школы за мной не стояло, очень трудно было в отличие от медицины продумать план занятий. Но потом я не мудрствуя лукаво применил принцип – делай, как я, и объяснял все по минимуму, талантливый художник в момент схватит, то что надо, ну а тем у кого нет большого таланта к живописи пусть занимаются чем либо другим.
Зато медикам, я все мог делать, так, как необходимо, естественно с поправкой на уровень знаний, на который приходилось ориентироваться. Когда мои доходяги в первый раз зашли в комнату, предназначенную для учебы, они были поражены, на стенах висели мои рисунки кровеносной системы человека, мускулатуры сухожилий и конечно костей. Когда я рисовал все это, то потихоньку разошелся и нарисовал массу подробностей, пока не очень нужных для уровня моих лекарей. Но каждый из них должен был оказать раненому помощь на поле боя, то есть остановить правильно кровотечение, вправить перлом вывих и ну так далее. Поэтому знание человеческого тела было обязательным.
Сам Варфоломей против восковых и гипсовых муляжей сказать ничего не мог, но начал с подозрением выспрашивать меня, а откуда я сам знаю, как эти органы выглядят. Я с трудом отговаривался тем, что видел это все в трактатах Авиценны. Также у меня был предусмотрен для лекарей курс траволечения, то есть сбор, приготовление настоев потом их использование. Конечно, Аптекарский приказ уже существовал почти три года, но насколько я знал, там еще практически не было штатов для решения каких либо вопросов, кроме лечения царской семьи. Возглавлял этот приказ думный боярин, кто я еще не удосужился узнать. Но я то знал намного больше, чем все тамошние специалисты. Между занятиями, приемом больных, я с трудом выкраивал время, что заняться попытками получить местный анестетик. В моей голове сохранились обрывки знаний, что выделенное из мутировавшего ячменя вещество грамин, обладавшее значительным анестезирующим эффектом, навело ученых на мысль о создании лидокаина, ну и я хотел по крайней мере получить грамин. Кроме того я помнил что местный анестетик анестезин был получен каким-то немецком аптекарем и представлял собой этиловый эфир пара-аминобензойной кислоты. Но если этилового спирта у меня было, сколько надо, то, как получить эту кислоту я понятия не имел. Поэтому, начал работу с получение спиртового экстракта ячменя, решив, что если удастся выделить грамин, то попробую его приметить при мелких кожных операциях, может его токсическое действие преувеличено?
Но все мои химические опыты, упирались в отсутствие стекла и резины. И поэтому я каждый день посещал уже завершающееся строительство печи для варки стекла. Около нее уже стояли поленницы дров, лежала огромная куча песка, березовый уголь, камышовая зола и известняк были под навесом. Гильермо уже сам проявлял нетерпение, похоже, ему уже хотелось заняться своей основной работой, а у меня уже были начерчены эскизы реторт, колб спиртовок, змеевиков, и всего прочего, чего я хотел получить.
