Главный приз - Волчок Ирина (электронные книги без регистрации .TXT) 📗
Виктор слушал захлебывающийся говор старого чудака, жадно вылавливая крупицы информации о Юлии. Ну да, она была здесь раньше, это он и так знал — она сама сказала, что любит Канары… Значит, так, здесь она была с отцом одиннадцать лет назад. В Болгарии — двенадцать лет назад, тоже с отцом. В Англии она выросла… Где еще она успела побывать? Поздравления ей присылают из Германии и из Франции… В каких еще столицах, на каких еще островах, в каких странах какие-нибудь Лео встретили ее однажды, а потом видели во сне? И ничего удивительного, что она надменна, как Снежная королева. При таком-то глобальном обожании Ее Величества… Он не ревнует. С какой стати? Он ни разу в жизни никого не ревновал. Он даже не знает, что это такое — ревность. Он просто исследует явление. И совершенно беспристрастен, как и положено исследователю.
Виктор слушал болтовню хозяина магазина, смотрел, как Юлия, сияя радостной улыбкой, жадно заглядывает ему в лицо, и чувствовал, что его исследовательская беспристрастность трещит по всем швам. Ему-то она так никогда не улыбалась. Его-то она так никогда не слушала. Толстый болтливый старик, было бы кому улыбаться… Выйти, что ли?
— Да-да, дети — это все, это смысл жизни, и это радость, и это головная боль… Или я не знаю? Для ваших детей я найду все лучшее!
Виктор передумал выходить.
— А ваш муж — он благополучен?
Хозяин дома выжидающе глянул на Виктора ласковыми печальными глазами, и Юлия машинально оглянулась на Виктора, рассеянно и вроде чуть виновато.
— Я вдова, — помолчав, сказала она спокойно. — Муж погиб в аварии несколько лет назад. Извините, я не представила… Это Виктор, брат моей подруги. Мы плывем на одном корабле. Круиз.
— Да-да. — Старик одарил Виктора еще одним ласково-печальным взглядом и опять вцепился в Юлию. — Муж погиб… Какое несчастье, какое несчастье! Такая молоденькая женщина — и уже вдова… Одна — и дети, ах, какое горе… Присядьте здесь. Я найду лучший товар для ваших детей, и вы удивитесь, как это будет дешево.
Толстый болтливый старик нырнул в дверь за прилавком и загалдел за стеной на незнакомом языке, а Юлия медленно пошла вдоль стен, разглядывая игрушки, шляпы, тряпки какие-то, обильно наваленные на полках от пола до потолка. Виктор пошел за ней, остановился за ее спиной, глядя поверх ее головы на все это барахло, и тихо спросил:
— Ты почему ему не сказала, что это не твои дети?
Юлия обернулась, минуту помолчала, рассматривая его со странной смесью растерянности и высокомерия, и наконец ответила:
— Потому что это мои дети.
Ух, как все-таки с ней трудно. Достоевщина какая-то. Ну вот на что она опять обиделась? Или рассердилась?
Виктор отошел, сел в маленькое кресло в углу магазина и принялся старательно вспоминать, как она плакала тогда ночью в поезде и как он гладил ребром ладони ее брови, и держал ее руки, и что-то говорил, пока она не проснулась, не успокоилась и не сказала, что хочет есть… И как они ели одно яблоко, откусывая по очереди, и передавали его друг другу в темноте, и пальцы у них были одинаково липкие от яблочного сока. Пустяк. Эпизод. Ерунда. Так почему он все время это помнит? Потому что тогда Юлия была совсем другая. Потому что если бы не этот пустяковый эпизод, он вряд ли пытался бы догнать ее на вокзале, даже притом что узнал, что никакого мужа у нее нет. Яблоко. Где бы добыть яблоко? Только одно. Именно одно. Ему срочно нужно одно яблоко.
— Ты о чем думаешь? — Юлия стояла рядом и подозрительно смотрела на него сверху вниз. До чего же хорошо получается у нее взгляд «сверху вниз». — Ты жалеешь, что пошел? Если хочешь — иди, я ничего тяжелого покупать не буду.
— Юлия… — Он встал и посмотрел на нее сверху вниз. Нет, несмотря на рост, ему над этим взглядом еще работать и работать. — Ю-ли-я. Ты ни разу не обратилась ко мне по имени. Только «Катькин брат». Даже сама с собой… Помнишь, с косой сражалась? Сказала: «Обстригусь, как Катькин брат».
— Разве? — Юлия равнодушно пожала плечами и отошла. — Не помню. Я тебя обидела? Прошу прощения.
Нет, это невыносимо. Скоро из психиатра он плавно модифицируется в психа.
— Жди здесь. Никуда не уходи. Я через пять минут, — сказал Виктор и выскочил из магазина, чуть не сорвав занавес из стеклянных бус.
Он все-таки нашел яблоко. Яблоко было огромное, продолговатое, темно-бордовое и твердое, как камень. Ни за что не разломить. Он нес это яблоко Юлии и себе. Он чувствовал себя идиотом. Он чувствовал себя счастливым. Счастливым идиотом. И, что хуже всего, ему это безумно нравилось.
Юлия ждала его у входа в ту самую лавочку. Рядом с ней, помимо толстого старика, толкались еще три толстые бабы — одна старая и две молодые — и парень лет двадцати пяти, поразительно красивый. Все галдели, а парень молчал и смотрел на Юлию. Тот самый Лео, надо полагать. Ничего, попытался утешить себя Виктор, скоро этот Лео тоже будет толстым, как все его родичи.
Потом все они еще долго прощались, договаривали какие-то свои новости, которые не успели сказать раньше, что-то спрашивали, передавали привет, смеялись, утирали глаза, обменивались адресами… Вот зачем они ей нужны?
Виктор взял один пакет с ее покупками, потому что одна рука у него была уже занята яблоком, — и зачем он его искал, вот уж, действительно, идиот, — и медленно побрел прочь, стараясь не оглядываться. Метров через двадцать остановился и стал высматривать мусорный бак, куда бы это яблоко можно было бросить. Юлия наконец подошла, неся второй пакет в охапке, остановилась перед ним, откинула голову, глядя ему в лицо отсутствующим взглядом, и, улыбаясь своим мыслям, без особого интереса спросила:
— Ты где его взял?
— Там… — Виктор неопределенно мотнул головой и передумал выбрасывать яблоко.
— Одно? — Юлия едва заметно улыбнулась. Кажется, насмешливо. Ну и пусть насмешливо, зато она улыбается ему, а не кому попало.
— Одно, — сказал Виктор выжидающе. — Оно большое.
— Ну да, — очень серьезно сказала Юлия. — И, конечно, очень твердое. Не ломается. Да?
— Да. Но ведь можно и по очереди кусать. У нас это получается.
Виктор и сам услышал в своем голосе надежду и какой-то подтекст и постарался улыбнуться как можно непринужденнее. Юлия рассматривала его серьезными, даже немножко мрачными черными глазами, и наконец, вздохнув, сказала:
— Я сейчас не хочу. И руки грязные.
Повернулась и пошла себе спокойненько. Виктор стоял и смотрел ей вслед, пока она не остановилась и не оглянулась, и тогда он наконец заметил урну для мусора — чуть справа от нее и метра на два дальше. Вот и замечательно. Попадет или не попадет? Ну-ка, посмотрим, на пользу ли пошли пять лет в баскетбольной команде факультета… Он прицелился, качнул яблоко на ладони и, слегка размахнувшись, выпустил его на волю. И тут же понял, что попадет. И тут же понял, что только что совершил, может быть, самую большую ошибку в своей жизни.
И тут же увидел, как Юлия, протянув руку неторопливым, даже вроде бы небрежным жестом, перехватила яблоко в полете, просто вынула его из воздуха, будто с ветки сорвала, и стоит, смотрит на него. Очень серьезно смотрит.
Однако реакция у нее какая, а? Ящерица. Змея. Более того — мангуст. Соболь. Он шел к ней, лихорадочно вспоминая, с чем можно сравнить ее реакцию, и прекрасно понимал, что вспоминает только затем, чтобы отвлечься от внезапного, оглушающего, совершенно необъяснимого чувства облегчения — она не позволила ему совершить самую большую ошибку в его жизни. Вот, оказывается, как сходят с ума.
А потом он услышал смех, и крики, и даже аплодисменты, и понял, что весь этот цирк наблюдает толпа… ну, не очень чтобы толпа, но человек двадцать уж точно видели ее фокус и теперь пялятся на нее — а заодно и на него — с откровенным интересом.
— Извини, — хмуро сказал Виктор, подходя к Юлии и стараясь не замечать зрителей. — Погорячился.
— Бывает, — не сразу ответила она, все так же серьезно и строго глядя на него. Окружающих она, кажется, как всегда, не замечала. Ну да, простых смертных много, а она одна. — Мы его потом съедим.
