Жизнь Бунина. 1870 - 1906. Беседы с памятью - Бунина Вера Николаевна (книги онлайн полностью бесплатно txt) 📗
Обе барышни вышли в «цветисто-расшитых русских костюмах». В те времена, особенно в провинции, была на них мода. «Пащенко, — как рассказывал Иван Алексеевич, — была в пенсне, но черты лица были у нее красивые». Она показалась ему умной, развитой девицей.
В Орле он пробыл недолго. По дороге, в Васильевском, познакомился с братьями Шейман. Заехал к ним и на оставшиеся деньги купил верховую кобылу.
Евгений сразу понял, на что были истрачены деньги, данные на уплату процентов в банк. Разразился скандал, но, как всегда у Буниных, быстро угас. Заступилась мать: «И прекрасно сделал, что оделся, — имение мое, а ему и так меньше всех досталось»... Отец только махнул рукой.
Летом он ездил в Елец и там познакомился и сразу подружился с Арсиком Бибиковым, сыном елецкого помещика, очень милым юношей, на два с половиной года моложе его. Он, оставшись чуть ли не на третий год в том же классе, решил поступить в земледельческую школу под Харьковом, чтобы «хозяйничать в своем имении по всем правилам науки»... И друзья уже мечтали, что будут, когда Ваня поедет к брату в Харьков, встречаться и вместе проводить праздники.
Когда Иван Алексеевич в ноябре поехал в Харьков, он завернул в редакцию «Орловского Вестника», где гостила племянница Шелихова, Пащенко. И он застрял там на неделю, и они за это время подружились, много спорили; она хорошо играла на рояле, даже мечтала о консерватории.
Она была почти на год старше Бунина.
Взяв небольшой аванс из «Орловского Вестника», молодой сотрудник газеты покатил в Харьков, где нашел перемены: уже не обедали в низке, а столовались всей компанией в семье Воро-{107}нец, состоявшей из мужа, жены и подростка сына. Хозяйка была избалованная женщина, — ее называли «королевой», — но денег было так мало, что (как она мне рассказывала, когда я встречалась с ней в Неаполе и на Капри, во время их эмиграции после 1905 года), «каждую фасоль надо было делить пополам»... Младшему Бунину не по карману было питаться даже у них, и он ел как попало.
В праздничные дни он ходил к Арсику, который учился в земледельческой школе под Харьковом. Замечательно: в подобные школы в стране земледельческой больше всего поступали ученики непреуспевающие.
Арсик был юноша одаренный, у него оказался сильный голос, он удачно играл в любительских спектаклях, писал стихи, но учиться не хотел. Внешность у него была хорошая: высокий рост, красивый, татарского типа, брюнет.
Он всегда провожал своего друга до самого города. Приходилось идти лесом, и его густой бас жутко звучал:
«Восстаньте из гробов»...
Иван Алексеевич вспоминал это и признавался, что ему бывало, действительно, не по себе в такие минуты...
Этот приезд был не очень удачный: младший Бунин заболел. Денег не было, — он недоедал. Когда слег, Воронцы взяли его к себе.
Есть его запись: «Я в Харькове в ноябре, нищий, больной у Воронцов».
Поправившись, он уехал в Орел, там опять стал зарабатывать, но был в таком душевном состоянии, что не мог сидеть на месте и отправился в Смоленск, Витебск, Полоцк, главным образом потому, что ему нравились названия этих городов.
В Смоленске он не остановился, а поехал прямо в Витебск, где его поразил костел с его органом. Вернувшись, он написал стихи под заглавием «Костел» и был долго под впечатлением поэтического посещения католического храма...
Из Витебска он поехал в Москву, но не было денег даже на ночевку. Зашел в редакцию «Русской Мысли» и не успел ничего сказать, как сидевший за столом господин закричал: «Если стихи, то у нас их на девять лет!..»
Молодой поэт повернулся и ушел.
Иван Алексеевич, рассказывая о своем первом посещении столичной редакции, всегда прибавлял: «Почему именно на девять лет, а не на десять или восемь? Вот как в наше время с молодыми поэтами обходились!»
Вернувшись в Орел, он работал в редакции, читал рукописи, поправлял их; писал стихи и рассказы, — за сезон 1889—1890 года напечатал несколько рассказов и 14 стихотворений. {108}
...Наступил 1890 год.
Он уже чувствовал томление от влюбленности в Пащенко, стал скучать. Решил отправиться в Озерки, — он всегда скучал и по своим, — дома он чувствовал себя легче. Маша бывала всегда очень рада, когда он возвращался, ей было с кем гулять, разговаривать. Она пробовала сама писать стихи. Но он уже был другим, его мысли и чувства неслись в Елец. Дома он застал полное оскудение. Мать сама уже стряпала, и он с удовольствием ел котлеты, приготовленные ею необыкновенно вкусно: «Никогда таких не ел...» Но мясо уже не было их ежедневным питанием.
Ездил в Елец, узнал, что Арсик собирается бросить земледельческую школу и «хозяйствовать по старинке»...
Весь апрель он прожил дома, переводил «Песнь о Гайавате», которую любил с детства, читая ее, в неполном переводе Михайлова, с Николаем Осиповичем.
Евгений Алексеевич уже серьезно присматривал купить маленькое именьице. Землю в Озерках уже запродали, и он намеревался отхватить себе некоторую сумму: «За управление имением», — оправдывался он.
В начале мая Ваня поехал на Воргол к Бибикову, который вернулся домой. Имение находилось на реке того же имени, впадающей близ Ельца в Сосну, приток Дона. Там гостила девица Пащенко. Они «встретились очень радостно друзьями и проговорили часов пять без перерыву, гуляя по садочку. Сперва она играла на рояле в беседке все из Чайковского, потом бродили по дорожкам. Говорили о многом; она, честное слово, здорово понимает в стихах и музыке...» — писал он Юлию Алексеевичу.
«Потом мы вместе уехали в Орел, — через несколько дней, — слушать Росси. Опять пробыли в Орле вместе неделю».
(Из его письма к Юлию Алексеевичу от 28 августа 1890 г.)
Бунин, заработавши немного денег, решил отправиться на могилу Шевченко, находящуюся поблизости древнего города Канева. Уже полтора года Шевченко был его кумиром, он считал его большим поэтом, «украшением русской литературы», как он говорил и писал. Денег было, конечно, в обрез; ехал в третьем классе, а по Днепру плыл на барже с дровами, устроившись за гроши. Он говорил мне, что это первое странствие по Малороссии было для него самым ярким, вот тогда-то он окончательно влюбился в нее, в ее дивчат в живописных расшитых костюмах, здоровых и недоступных, в парубков, в кобзарей, в белоснежные хаты, утонувшие в зелени садов, и восхищался, как всю эту несказанную красоту своей родины воплотил в своей поэзии простой крестьянин Тарас Шевченко! Восхищался и тем, что он в детстве ушел в степь «искать конец света», и Иван Алексеевич грустно прибавлял: «Такие люди, которые в детстве искали конец света, не могут в дальнейшей жизни ничего себе на-{109}жить». Он признавался, что ни одна могила великих людей его так не трогала, как могила Шевченко, находившаяся близ старинного города Канева, «места крови», где почивают на старинных кладбищах герои и защитники казачества. Могила находится на горе, откуда открывается вид на Днепр, на далекие долины, на рассыпанные села, на то, что так любил украинский поэт.
Могила простая, с белым крестом, а рядом окруженная мальвами, маком и подсолнечниками белая хатка, мечта, не сбывшаяся в жизни Шевченко. В хатке на стене — большой портрет поэта, а на столе — «Кобзарь». Это особенно растрогало Бунина, который остро переживал его тяжелую жизнь, одиночество и нищету... К сожалению, денег было мало и у великорусского поэта: надо было возвращаться домой. Вернулся полный впечатлений, загоревшим, без конца рассказывая о пережитом.
«Орловский Вестник» предложил ему издать книгу стихов. Это была его заветная мечта, о которой он во время своего пребывания в Харькове поведал друзьям, и один из них обрушился на него:
— Что вы затеваете, ведь вы будете рвать на себе волосы через несколько лет от стыда!
Но наш поэт не внял мудрому голосу, а все силы приложил, чтобы его мечта осуществилась. И как потом всю жизнь, до самой смерти, сокрушался он о своем поступке. Много бы дал, чтобы эта книжка сгинула с лица земли...
