Флотская богиня - Сушинский Богдан Иванович (книги без сокращений .TXT) 📗
– Но не в его, последовавшем после этого, аресте, как уверяла меня Анна Альбертовна.
– Ему бы оставаться обычным учителем физики, коим являлся по своему диплому, а он подался в университетский кружок философии, памятуя о том, что в молодости отец его тоже выступал со статьями и лекциями по истории христианства.
Водитель уже возвращался с полным ведром, и, краем глаза наблюдая за ним, Гайдук нервно решал, как вести себя дальше.
– О ваших отношениях с госпожой де Жерми в органах, понятное дело, знали, – помог Гурька майору вернуться к сути их диалога.
– Вот и получается, что, спасая вас, я, по существу, спасал и Анну Жерми, и себя. Тем более что наши с вами задушевные разговоры в ГПУ тоже были известны.
– А представать в образе чекиста, проворонившего сразу двух хорошо известных ему «врагов народа», вам не хотелось, – уже в который раз продемонстрировал вполне здравый смысл вчерашний юродивый. – У нас есть два варианта. То ли мы сейчас же едем в здание НКВД и без лишнего шума укладываем всех, кто там находится… – чуть приподнял он кончик рукояти финки, покоящейся у него за голенищем.
– После чего затаимся и будем ждать прихода немцев?
– Нет, я – русский офицер, и к немцам в услужение не пойду. В этом плане мы с вами союзники. Уверен, что наступление вермахта спровоцирует восстание белогвардейских сил на Дону, Кубани и на Тереке, к ним я и присоединюсь. Не исключено, что вместе с вами.
– Значит, вы все же бывший офицер?
– Почему «бывший»? Просто офицер. Прапорщик контрразведки армии Деникина и подпоручик контрразведки при штабе Врангеля. Последний свой чин в армии «черного барона» я получил за сутки до его исхода из Крыма. Не скрою, был тронут. В той ситуации, в которой находилось тогда Белое движение в Крыму, таким образом вспомнить о подчиненных…
– Для вас так важно было, в каком чине оставаться в тылу красных, причем в мирное время?
– Как минимум шесть поколений в моем роду были офицерами. Нужны еще какие-то объяснения?
– Достаточно. Даже предположить не мог, что в наши дни человек, известный в образе юродивого, способен хранить в своей биографии столько тайн.
– Случается, господин майор, случается. Поскольку уходить за море я отказался, то вместе с группой других офицеров разведки и контрразведки был оставлен для подрывной работы в тылу красных. По существу, законсервирован на территории Совдепии до лучших времен, выполняя приказ: укорениться, выжить, ждать дальнейших приказаний. О повышении до чина штабс-капитана узнал уже после завершения Гражданской войны – от связного, прибывшего из Одессы и получившего сообщение из-за рубежа.
– Долгое время там существовал канал, хорошо налаженный с помощью моряков дальнего плавания, – понимающе кивнул Гайдук. – Однако новых приказаний относительно вашей деятельности, господин штабс-капитан, так и не последовало.
– Заключительная часть приказа гласила: «До поступления нового приказа, действовать, сообразуясь с обстановкой». Её-то связник и подтвердил.
– С какой стати столько подробностей?
– Чем меньше останется тайн, тем больше мы станем доверять друг другу. Разве не так?
– Рассчитываете, что я присоединюсь к отрядам белогвардейских повстанцев?
– Вскоре вы откроете для себя, что мы, русские, наконец-то перестали делить свой народ на «белых» и «красных». И что у нас одна цель – свободная демократическая Россия. Помянете мое слово: рано или поздно над Спасской башней Кремля снова взовьется трехцветное национальное знамя России – именно то, под которым шли в бой полки Белой гвардии. А на гербе новой России появится двуглавый имперский орел.
– Стоит ли загадывать… – произнес майор, уже направляясь к машине. – Тем более – сейчас, когда у порога германская орда?
– Сам понимаю, что не время дискутировать. Что же касается нашего ухода из города… Как я понимаю, на истребление Вегерова и его подчиненных вы не решились?
– Из принципиальных соображений.
– Даже учитывая, что из этих же соображений старший лейтенант хоть сейчас готов отправить вас на тот свет, – не спросил, а бесстрастно констатировал штабс-капитан. – В таком случае, садитесь в машину и заезжайте за Серафимой Гайдук.
– Почему именно за… Серафимой?
– Какой ответ вы надеетесь услышать от меня, господин майор?
– Понятно, – вздохнул Гайдук, уясняя для себя, что даже, казалось бы, совершенно тайные отношения между ним и женой двоюродного брата Николая для штабс-капитана Гурьки тайной не являются.
– Кстати, мужа ее призвали, – не стал вдаваться в излишние объяснения и сам «юродивый». – В звании старшего лейтенанта он теперь возглавляет ветеринарную службу при штабе кавалерийской дивизии и находится далеко от Степногорска. Так что позаботиться о ней больше некому, а оставлять ее в тылу – нельзя.
– План принимается.
– Я тем временем подготовлю к уходу нашу дражайшую Бонапартшу. Мой походный чемоданчик уже у нее. Уверен, что вы подъедете к ее дому. Под ваше «слово офицера».
– Считайте, что оно сказано.
– Поскольку ночью здесь уже будет вражеский десант, до темноты мы должны оказаться в районе Ингульца. Только тогда сумеем вырваться из смыкающегося кольца окружения. Наша основная задача – как можно скорее переправиться на левый берег Днепра, где сейчас готовится очередной рубеж обороны. Дальше – исходя из обстановки. Скорее всего, мы с госпожой де Жерми направимся в сторону Дона.
– То есть опять на Дон… – понимающе кивнул Гайдук, имея в виду, что именно туда уходили тысячи бывших царских офицеров, готовясь к формированию Белой гвардии. Он произнес это, уже стоя на подножке грузовика.
– Надеюсь, мой «белый» военный билет и справка из психбольницы, полученная не без вашей помощи, все еще не утратили своей силы, – вполголоса молвил Гурий. – Даже в военное время.
– Однако оставляю за собой право задать вам еще несколько вопросов, господин Смолевский. Уже сугубо из любопытства.
– Во имя укрепления доверия, – деликатно уточнил штабс-капитан.
31
Помогая Евдокимке переоблачаться, сестра-хозяйка, выступавшая здесь и в роли каптенармуса, не могла нарадоваться: «Вот что значит настоящая казачка! Вот что значит “девка в теле”. Еще “теластее” будешь, нежели Корнева. Ну вот, и юбка, будто на тебя шита. И гимнастерка… Ничего-ничего, чуточку приталим, на два пальца укоротим. Главное, сапоги на ходу терять не будешь. Всех прочих женщин обмундировывать – одно сплошное наказание. Но ты-то… ты – настоящая фронтовичка».
– А, по-моему, все какое-то мешковатое.
– Ну, тоже мне претензии! Это ж не на заказ у модного модельера шито. Поносишь, привыкнешь…
Когда минут через двадцать они снова появились на крыльце, эскулап-капитан, дежурный врач Онищенко и Корнева как раз провожали четыре выделенных командиром дивизии крытых грузовика, на которых раненых увозили в тыловой госпиталь за Ингулец. Это было началом эвакуации всей медсанчасти.
– Если я верно понял, о твоей «солдатчине» мать еще не знает? – обратился капитан к Евдокимке, как только госпитальная колонна покинула территорию госпиталя.
– Ничего, я напишу ей об этом в письме, – легкомысленно заверила его курсистка.
– Интересно, куда ты собираешься ей писать, если дня через два здесь уже будут фрицы?
– Тоже правда, – с тем же легкомыслием признала его правоту Евдокимка. В эти минуты ее больше волновало мнение Корневой и мужчин о ее фронтовом одеянии, нежели переживания матери.
– Тебе хватит ночи для марш-броска домой, а также на солдатские сборы и прощание?
– Вполне. Недалеко отсюда, у знакомых, я оставила свой велосипед.
– В таком случае, не будем разводить бузу, – вскинул капитан руку с часами. – Кстати, смотайся в училище, постарайся взять справку о том, что ты училась в нем и проходила медподготовку. Пригодится. Не позже восьми ноль-ноль утра явиться в госпиталь и доложить!
– Хорошо, ровно в восемь утра, как сказано…
