Жизнь других людей - Нортон Шейла (книги бесплатно без .TXT) 📗
– Ничего, – печально ответил он. – Не знаю, зачем я это сделал. Наверное, хотел произвести на тебя впечатление.
– Честность произвела бы на меня большее впечатление, – лицемерно возразила Мнимая Сценаристка.
– Я работаю медбратом в кардиологическом отделении, – сказал он. – Это лишь небольшое преувеличение…
– Что ты еще наврал? – беззастенчиво продолжала я. – Может быть, ты женат и у тебя трое детей…
– Нет. Конечно нет. Все остальное – правда. Я всю неделю ломал голову, как тебе это сказать.
– Ну что ж. Вот и сказал.
– Ты разочарована? Больше не захочешь меня видеть?
– Мне нужно подумать, Мартин. Ты соврал, чтобы произвести впечатление, но это не значит, что я больше не считаю тебя за человека.
– Ясно, – кисло сказал он. – Можно я позвоню через пару дней?
– Если хочешь.
Что на меня нашло? Кем я себя возомнила? Я вела себя как кошка, которая вонзает когти в полуживую мышь, играет с ней и смотрит, как та, беспомощная и истекающая кровью, извивается на земле.
Я потратила четыре дня и уйму нервов, мучаясь, почему этот тип мне не звонит, и вот, как только он проявился, отдавшись на мою милость, я устраиваю ему выволочку. Временами кажется, что мне нужен психотерапевт.
Мой сценарий постепенно начинает обретать форму. Я уже знаю, как будет развиваться его сюжет. У меня постоянно возникают новые идеи, порой я вскакиваю ночью, хватаю ручку и бумагу и быстро записываю кое-какие мысли. В магазине, на кухне, за работой я придумываю реплики своих героев. Правда, работы у меня теперь немного. Все, что у меня осталось, – это один день у Дотти, где я скорее помогаю по хозяйству, чем убираю, да еще день у Алекса Чапмэна, где убирать нечего. От отчаяния я даже поинтересовалась, нет ли вакансий в садике. Пэт посмотрела на меня оценивающим взглядом, словно определяя серьезность моих намерений, и коротко спросила:
– Какой у вас опыт?
– Четыре года, – ответила я, кивнув на Элли.
– Вы работали в садике или в яслях?
– Нет.
– У вас есть специальное образование?
– Простите?
– Курсы для работников детских учреждений?
– Я и не знала, что такие бывают. Но я бы с удовольствием их закончила… – поспешно добавила я.
– Где вы учились? – спросила она, вздохнув.
Я почувствовала, что я ей не нравлюсь. И поняла, что я не хочу здесь работать.
– У меня есть аттестат о среднем образовании, – желчно сказала я. – Три экзамена на повышенном уровне. И диплом по социологическим исследованиям средств массовой информации. Этого мало?
Выражение ее лица не изменилось.
– Пока предложить ничего не могу, – сказала она. – Но если кто-нибудь уволится, я буду иметь вас в виду.
Меня не берут на работу даже в детский сад. Нужно что-то делать. Я сохраняю файл со сценарием и печатаю объявление с предложением своих услуг. Я называю себя «опытной и надежной», умалчивая, что один из моих работодателей уволил меня, а другого я систематически обманываю, в том числе и печатая это объявление. «Могу представить рекомендации», – набравшись наглости, добавляю я. Надо не забыть попросить Луизу и Дотти написать обо мне что-нибудь хорошее. Я указываю почасовую ставку, чуть выше той, что я получаю сейчас, распечатываю объявление и убираю его в сумку. Я повешу его на доске объявлений на почте, а может быть, позвоню в местную газету, чтобы его опубликовали и там.
Наверное, это единственное, на что я гожусь, уныло думаю я, обрабатывая квартиру Алекса Чапмэна пылесосом и смахивая щеткой несуществующую пыль. Что бы подумали мои университетские преподаватели, увидев, как я пишу объявление, предлагая услуги уборщицы? Ради чего я так усердно училась?
Но мне нужно оплачивать счета и покупать еду.
Элли доела свой ланч и теперь бродит по квартире, берет в руки разные вещи, разглядывает их и ставит на место.
– Не трогай! – строго говорю я, видя, что она вертит в руках фарфоровую мыльницу в форме утки. – Если ты ее разобьешь…
– Не разобью! – обиженно возражает она и со стуком ставит мыльницу на место.
Я прикрываю глаза и вздыхаю. Как было хорошо, когда после садика она отправлялась к Фэй.
– Иди посмотри книжки, – предлагаю я, стараясь говорить веселым и бодрым голосом. – Я взяла с собой несколько новых, из тех, что отдали дети Луизы.
– Не хочу, – отвечает она, усаживаясь на пол в ванной.
Я обрабатываю пол вокруг дочери пылесосом, неодобрительно качая головой.
– Ой! – вскрикивает она, когда пылесос легонько касается ее попки. Она озабоченно потирает задетое место, словно ей нанесли тяжелую травму. Удивительно, как четырехлетний ребенок умеет вывести из себя взрослого.
– Я не сделала тебе больно, – говорю я и тем самым лью воду на ее мельницу.
– Сделала! Ты меня пылесосила! Знаешь, как это больно!
– Не говори глупостей, Элли. Я сейчас рассержусь. Иди в комнату и посмотри телевизор.
Господи, до чего я дошла! Когда у меня родилась дочь, я тысячу раз обещала себе, что она никогда не будет сидеть, прилипнув к телевизору, из-за того, что мне некогда подыскать для нее более достойное занятие.
– Я не хочу смотреть телевизор, – хнычет она, и я чувствую, что это хныканье вот-вот превратится в рев.
Она сидит на полу и машет на меня рукой, вяло пытаясь шлепнуть меня по ноге. Самое ужасное, что я готова схватить ее за руку и силой вытащить в комнату и усадить перед телевизором. Чтобы прийти в себя, я выключаю пылесос и ухожу на кухню, подальше от Элли.
Успокойся, успокойся, говорю я себе, глубоко и ровно дыша. Почему я так раздражена, ведь Элли абсолютно нормальный ребенок? Она умирает от скуки в чужой квартире, где ничего нельзя трогать и где и без всяких уборок царит безупречный порядок. Я смотрю на часы. Мое время истекает через десять минут.
– Идем, Элли, – говорю я.
Она в гордом одиночестве сидит на полу в ванной и плачет, продолжая потирать место воображаемого ушиба на попке.
– Идем. Надевай пальто. Пойдем в парк.
– В парк! – Она радостно вскакивает, все неприятности мгновенно забыты. – И мне можно будет покачаться на качелях?
– Ну конечно.
– И ты купишь мне мороженое?
У меня в кошельке осталось полтора фунта. Чтобы получить деньги за сегодняшнюю уборку, мне надо встретиться с Луизой и забрать у нее конверт, оставленный матерью Алекса.
– Посмотрим, – говорю я и тут же жалею об этом, потому что Элли явно считает это утвердительным ответом.
По дороге в парк мы заезжаем на почту. Я отдаю служащей объявление и прошу повесить его на доску на две недели.
– Три фунта, пожалуйста, – говорит леди за прилавком.
– Три фунта? – переспрашиваю я.
– Фунт пятьдесят в неделю.
Я еще раз пересчитываю деньги в кошельке и кладу их на прилавок:
– Тогда пока на неделю.
Я смотрю на свой пустой кошелек, потом – на личико Элли. Придется сказать ей, что у меня нет денег, а значит – никаких лакомств и развлечений до завтра, когда мне заплатит Дотти. Мороженое не растет на деревьях. Ей придется это понять.
Именно так мне следует поступить. Так поступила бы любая разумная мать, невзирая на неизбежную истерику.
Вместо этого я сажаю ее в машину, и мы едем домой.
– Ты же сказала, что мы поедем в парк… – Видя, что мы остановились у нашего дома, она начинает хныкать.
– Мы поедем. Обещаю. Просто я… кое-что забыла. Жди меня в машине, Элли, я вернусь через минуту.
Когда я снова останавливаюсь рядом с почтой, она недоверчиво косится в мою сторону. «Мы здесь уже были!» – говорит ее взгляд.
– Я кое-что забыла. Подожди минутку!
Протягивая служащей сберегательную книжку Элли, я чувствую легкие угрызения совести, но я привыкла к подобным ощущениям и, стараясь не замечать их, обращаюсь к кассирше:
– Я хочу снять сорок фунтов.
Не дрогнув, я беру у нее четыре хрустящие десятки.
