Полное собрание сочинений. Том 14. Таежный тупик - Песков Василий Михайлович (читаемые книги читать txt) 📗
Двое из умерших — Савин и Наталья, очевидно, страдали болезнью кишок. Лекарством от недуга был «корень-ревень» в отваре. Лекарство, скорее всего, подходящее, но при пище, кишок совсем не щадящей, что может сделать лекарство? Умерли оба от кровавых поносов.
В числе болезней Агафья называла простуду. Ее лечили крапивой, малиной и лежаньем на печке. Простуда не была, однако, тут частой — народ Лыковы закаленный, ходили, случалось, по снегу босиком. Но Дмитрий, самый крепкий из всех, умер именно от простуды.
Раны на теле «слюнили» и мазали «серой» (смолою пихты). От чего-то еще, не понял, «вельми помогает пихтовое масло» (выпарка из хвои).
Пили Лыковы отвары чаги, смородиновых веток, иван-чая, готовили на зиму дикий лук, чернику, болотный багульник, кровавник, душицу и пижму. По моей просьбе Агафья собрала еще с десяток каких-то «полезных, богом данных растений». Но уходили мы из гостей, торопясь, близилась ночь, а путь был неблизкий — таежный аптечный набор остался забытым на кладке дров.
Вспоминая сейчас разговор о болезнях и травах, я думаю: были в этом таежном лечении мудрость и опыт, но заблуждения были тоже наверняка. Удивительно вот что. Район, где живут Лыковы, помечен на карте как зараженный энцефалитом. Геологов без прививок сюда не пускают. Но Лыковых эта напасть — по дереву постучим! — миновала. Они даже о ней не знают.
Тайга их не балует, но все, что крайне необходимо для поддержания жизни, кроме разве что соли, она им давала.
Добыванье огня
— Я зна-аю, это серя-янки! — пропела Агафья, разглядывая коробок спичек с велосипедом на этикетке.
— А что это, знаешь?..
Велосипеда она не знала. Не видела она ни разу и колеса. В поселке геологов есть гусеничный трактор. Но как это — ездить на колесе?
Для Агафьи, с детства ходившей с посошком по горам, это было непостижимо.
— Греховный огонь, — касаясь содержимого коробка, сказал Карп Осипович. — И ненадежный. Наша-то штука лучше.
Мы с Николаем Устиновичем спорить не стали, вспомнив: во время войны «катюшами» называли не только реактивные установки, но и старое средство добыванья огня: кресало, кремень, фитиль. Именно этим снарядом Лыковы добывали и добывают огонь.
Только трубочки с фитилем у них нет. У них — трут! Гриб, из которого эта «искроприимная» масса готовится, потому и называют издревле трутовик. Но брызни искрами в гриб — не загорится. Агафья доверила нам технологию приготовленья трута. «Гриб надо варить с утра до полночи в воде с золою, а потом высушить».
С сырьем для трута у Лыковых все в порядке. А вот кремень пришлось поискать. Горы — из камня, а кремень, что золото, редок. Все же нашли. С две головы кремешок! Запас стратегически важного материала лежит на виду у порога, от него колют по мере необходимости по кусочку…
Но огонь — это не только тепло. Это и свет.
Как освещалась избенка? Лучину я уже называл. Но все ли знают, что это всего лишь тонкая щепка длиною в руку до локтя. Предки наши светились сальными и восковыми свечами, недавно совсем — керосином. Но всюду в лесистых местах «электрической лампочкой» прошлого была древесная щепка — лучина. (Характерный корень у слова: луч — лучи солнца — лучина.) Сколько песен пропето, сколько сказок рассказано, сколько дел переделано вечерами возле лучины!
Лыковы были вполне довольны лучиной, ибо другого света не знали. Но кое-какую исследовательскую работу они все-таки провели, задались целью выяснить, какое дерево лучше всего для лучины подходит. Все испытали: ольху, осину, ивняк, сосну, пихту, лиственницу, кедр. Нашли, что лучше всего для лучины подходит береза. Ее и готовили впрок. А вечерами надо было щепку лишь правильно под нужным углом укрепить — чтобы не гасла и чтобы не вспыхнула сразу вся.
В поселке геологов, увидев электрическую лампочку, Лыковы с интересом поочередно нажимали на выключатель, пытаясь, как двухлетние дети, уловить странную связь между светом и черной кнопкой. «Что измыслили! Аки солнце, глазами больно глядеть. А перстом прикоснулся — жжет пузырек!» — рассказывал Карп Осипович о первых посещеньях семейством мира, неожиданно к ним подступившего.
Одежда, обувь… На снимках видно, что это было. На всех одинаковые рубахи из конопляной ткани. У женщин это мешки с рукавами, перехваченные у пояса веревочкой, у мужчин тоже рубахи «мешком» и штаны «трубочкой».
Ткань для одежды добывалась с величайшим трудом и усердием. Сеялась конопля. Созревшей она убиралась, сушилась, вымачивалась в ручье, веялась. Трепалась. Из кудели на прялке, представлявшей собой веретенце с маховичком, свивалась грубая конопляная нить. А потом уже дело доходило до ткачества.
Станочек стоял в избе, стесняя жильцов по углам. Но это был агрегат, производивший продукцию жизненно необходимую, и к нему относились с почтеньем. Продольные нити… поперечная нить, бегущая следом за челноком слева направо, справа налево… Нитка к нитке… Много времени уходило, пока из стеблей конопли появлялось драгоценное рубище.
Из конопляной холстины шили летние платья, платки, чулки, рукавицы. Из нее же шили «лапатинки» и для зимы: между подкладкой и внешней холстиной клали сухую траву — власяницу. «Мороз-то крепок, деревья рвет», — объясняла Агафья.
Берегли «лапатинки»! Мы, пленники моды, часто бросаем в утиль еще вовсе крепкое платье, примеряя что-нибудь поновее, поживописней.
Лапатинки» живописны были лишь от заплаток.
Легко понять, какою ценностью в этом мире была простая игла. Иголки, запасенные старшими Лыковыми на заимке, береглись, как невозобновляемая драгоценность. В углу у окошка стоит берестяной ларец с подушечкой в нем для иголок. Сейчас подушечка напоминает ежа — так много в ней принесенных подарков.
А многие годы существовал строжайший порядок: окончил шитье — иголку на место немедля! Уроненную однажды иглу искали, провевая на ветру мусор.
Для самой грубой работы младший из сыновей Дмитрий ухитрился «изладить» иглы из вилки, принесенной в числе другого «железа» с заимки.
Посуда и рабочий инструмент Лыковых.
Для всякого вида шитья из холстины и бересты, а позже из кожи были все те же конопляные нитки. Их ссучивали, натирали, если надо, пихтовой «серой», пропитывали дегтем, который умели делать из бересты. На рыболовные лески шла конопляная нитка. Из нее же вязались сетки, вились веревочки, очень в хозяйстве необходимые.
Кто из наших читателей видел, как растет конопля? Ручаюсь, очень немногие. Я сам три года назад удивился, увидев в Калининской области на огороде делянку высокостеблистой, характерно пахнущей конопли.
Зашел спросить: отчего не забыта? Оказалось, «посеяли малость — блох выводить». А было время — совсем недалекое! — коноплю непременно сеяли возле каждого дома. И в каждом доме была непременно прялка, был ткацкий стан. Коноплю, так же как Лыковы, «брали», когда созревала, сушили, мочили, опять сушили, мяли, трепали… Из далекого теперь уже детства я помню вкус конопляного масла.
Ступа. Обратите внимание на «механизацию»: пест висит на упругой сосновой жерди, и его не надо поднимать вверх, сам подпрыгивает.
Из холста — наследство мамы от бабушки, — лежавшего на дне семейного сундука, во время войны сшили нам с сестрой по одежке, окрасив холстину ольховой корой.
«Конопляное ткачество» Лыковых было для меня живой картинкой из прошлого каждого дома в русской деревне. Но если в деревне холст при нужде можно было и выменять или купить, то тут, в тайге, коноплю надо было обязательно сеять, бережно сохранять семена и прясть, ткать… Сейчас заниматься этим у Лыковых уже некому, да и незачем. Но коноплю, я услышал, наряду с картошкой и «кедрой» Карп Осипович помянул благодарно в своей ежедневной беседе с богом.
