Час дракона - Говард Роберт Ирвин (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
— Наше государство оборонялось самостоятельно многие века, — возразил Троцеро с обычной для своего народа уверенностью. — Мы ведь не всегда были частью Аквилонии.
— Знаю. Но сейчас уже не те времена, когда все королевства были разделены на враждующие между собой владения. Ушли в прошлое отдельные княжества и вольные города — настал час империй. Их властители мечтают о мировом господстве, и лишь в единстве — сила.
— Тогда можно присоединить к Пуантену Зингару, — предложил Троцеро. Сейчас там сшиблись лбами этак с полдюжины крупных князей, и страну разрывает на части гражданская война. Мы можем захватить область за областью и присоединить их к нашим землям. А уже тогда при помощи их воинов победим Аргос и Офир и создадим свою империю…
Конан отрицательно покачал головой:
— Пускай сны об империях снятся другим. Я хочу лишь вернуть свое королевство. Не хочу править государством, созданным на крови. Одно дело — взойти на трон при поддержке народа и потом править им безо всяких опасений, а другое — стянуть окружающие страны в одно целое при помощи оружия и властвовать с помощью страха. Я не намерен стать вторым Валерием. Нет, Троцеро, — либо я буду владеть всей Аквилонией, и ничем больше, либо вообще нигде править не буду!
— В таком случае веди нас через горы, воевать с немедийскими псами!
Глаза Конана загорелись огнем, но он сумел сдержать себя и спокойно произнес:
— Нет. Это все равно, что пасть напрасно. Но я могу тебе сказать, что нужно сделать, чтобы вернуть мое королевство. Надо найти Сердце Аримана…
— Но это вздор! — запротестовал Троцеро. — Бредни жрецов, враки безумной ведьмы…
— Ты не был в моем шатре перед валкийским сражением, — с тихой злостью продолжил Конан, невольно взглянув на свое правое запястье, где до сих пор были видны бледные отпечатки. — И не видел с грохотом падающих скал, погребающих под собой весь цвет моей армии. Нет, Троцеро, я действительно был там побежден. Ксальтотун — не обычный человек, и лишь с Сердцем Аримана в руках я смогу ему противостоять. Я собираюсь поехать в Кордаву, да и то один.
— Но это очень опасно! — воспротивился Троцеро.
— Жить и так "очень опасно", — буркнул в ответ король. — Я поеду туда не как король Аквилонии или Пуантенский рыцарь. Я оденусь вольным наемником. В таком виде много лет назад я исходил всю Зингару вдоль и поперек. Ох, и много у меня врагов к югу от Алимана!.. — и на море, и на земле. Многие из них не признают во мне короля Аквилонии, но узнают Конана — пирата с островов Барах, или Амру — черного корсара. Но есть там и друзья, или люди, что помогут в трудных случаях.
Легкая усмешка воспоминаний пробежала по его губам.
Троцеро с грустью опустил голову и посмотрел на Альбиону, сидевшую на ближайшей софе.
— Я понимаю ваши сомнения, господин наместник, — сказала она в ответ на его взгляд. — Но я тоже видела монету из Ахерона в святилище Асуры. По словам Хадрата, — их верховного жреца, она была выбита за пятьсот лет до упадка Ахерона. И если Ксальтотун — действительно мужчина, изображенный на этой монете, как в этом уверен Его Величество, он не может быть обычным чернокнижником, ибо жизнь его уже тогда длилась сотни лет, а не десятки, как у нормальных людей.
Прежде чем Троцеро успел что-либо ответить, послышалось осторожное постукивание в дверь и раздался голос:
— Господин, мы поймали человека, бродившего под стенами замка. Он говорит, что хочет поговорить с твоим гостем. Мы ждем указаний.
— Шпион из Аквилонии! — прошипел Троцеро, хватаясь за стилет, но Конан опередил его и, повысив голос, крикнул:
— Откройте двери, пускай он войдет!
Удерживаемый с двух сторон под руки дюжими стражниками с суровыми лицами, в двери протиснулся щуплый человек в свободном черном плаще.
— Ты служитель Асуры? — спросил его Конан.
Вошедший кивнул, и рослые воины, на лицах которых отразилось крайнее удивление, с беспокойством посмотрели на Троцеро.
— С юга пришли вести, — сообщил посланник Хадрата. — Мы не можем помочь тебе за Алиманой, ибо там ряды нашей секты очень малочисленны. Но верные люди, расставленные вдоль реки Хорот, сообщили: тот, кто получил Сердце Аримана из рук Тараска, не добрался до Кордавы — он найден в горах Пуантена мертвым. Его убили бандиты. Камень попал в руки их атамана, который, не зная его секретов и опасаясь Пуантенских рыцарей, разбивших его шайку, продал драгоценность купцу по имени Зорат из Кофа.
— Ага! — словно наэлектризованный, Конан вскочил на ноги. — И что этот Зорат?
— Четыре дня назад он вышел с небольшой группой вооруженных слуг в направлении Аргоса и переправился через Алиману.
— Он глупец, если решился пойти через Зингару в такое время! — вставил Троцеро. — Да, неспокойные нынче там времена…
А незнакомец продолжал:
— Зорат, по-видимому, человек практичный и по-своему смелый. Он очень спешит, чтобы добраться до Мессантии.
— Где надеется получить с камня прибыль, — подытожил Конан. — Хм!
Может, он и знает что-то о настоящем характере своей покупки. Но, так или иначе, вместо того, чтобы следовать по длинной и извилистой дороге вдоль границ Пуантена, в конце концов все равно ведущей в Аргос, он решил пройти туда более коротким и опасным путем — пересечь восточную часть Зингары.
Конан ударил по столу сжатым кулаком.
— Но тогда, черт возьми, и мне пора выходить! Коня, Троцеро, и одежду Вольного Товарищества! Зорат, меня, конечно, опередил, но не настолько, чтобы я не смог его догнать, даже если для этого придется забраться на край света!
Глава XII
"Жало дракона"
На рассвете Конан вброд переправился через Алиману и двинулся широким купеческим трактом на юго-восток. На противоположном берегу остался провожавший его Троцеро с отрядом своих рыцарей и алым Пуантенским леопардом, бегущим по развевающемуся полотнищу флага. В глубоком молчании провожали его воины в блестящих панцирях, глядя, как силуэт их короля растворяется в разгоравшемся алом зареве утренней зари.
Теперь Конан сидел в седле предоставленного ему Троцеро огромного черного жеребца. На нем уже не было аквилонской экипировки: новая одежда выдавала в нем члена повсеместно известного Вольного Товарищества. На голове его был простой шлем без забрала, побитый и исцарапанный, обгоревшая и изношенная куртка и кольчуга свидетельствовали о многочисленности пережитых походов, а на плечах развевался порванный в нескольких местах и покрытый пятнами алый плащ. Образ наемного воина, познавшего множественные капризы фортуны, достаток и богатство одного дня и пустой дорожный мешок да туго перетянутый пояс другого, был создан достаточно убедительно.
И более того: он не только хорошо смотрелся в этой роли, но и неплохо себя в ней чувствовал — разбуженные воспоминания воскресили в его душе образы диких, безумных и опасных дней, когда он еще не вступил на путь королевской власти, а, лишь как бездомный наемник, пил, искал деньги и ночлег, совсем не задумываясь о завтрашнем дне и не мечтая ни о чем, кроме пенистого пива, алых женских губ да острого меча, которым он махал на полях сражений по всему белому свету.
Совершенно неосознанно к нему стали возвращаться давнишние привычки и навыки: он уже по-другому стал держаться в седле, на ум ему пришли полузабытые проклятия и слова старых песенок, которые они орали хором вместе с беспечными товарищами в придорожных тавернах, в пути и на полях битв.
Он ехал по неспокойному краю. Нигде не было видно отрядов всадников, обычно патрулировавших берег реки на пару с Пуантенским патрулем. Гражданская война поубавила ряды пограничной стражи. Лишь длинная белая дорога простиралась от горизонта к горизонту, не оживляемая ни караванами верблюдов, ни громыхающими повозками, ни стадами скота. Лишь редкие группы конных — одетых в кожу и металл остролицых воинов с твердым взглядом, старавшихся держаться вместе, осторожно пересекали опустевшую округу. Они издалека окидывали Конана подозрительным взглядом, но не отваживались приближаться, ибо один только вид этого одинокого всадника обещал не легкую добычу, а тяжелые удары.
