Ведьмин Лог - Вересень Мария (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
Адриан хмыкнул, однако попридержал шуточку, что за баб нужно браться спустя штаны, а рукава в этом деле действительно мешают.
– И вот еще, – пристрожил его отец на всякий случай, – возьмешь на обратной дороге тамошнего ухореза – Ваську-царька. Этот паскудник мне еще по малолетству много чего задолжал, да все руки были коротки его ухватить.
– А теперь отросли? – порадовался за папу Адриан. Отец захохотал довольно, ни с того ни с сего взъерошив ему шевелюру.
– Отросли, ух как отросли, Адрияшка! – и радостно пробежался по кабинету. – Я теперь не то что раньше, я теперь – власть! – И, сжав кулак, погрозил кому-то неведомому. Но, увидев, как сын кривится, сплюнул. – Дурак ты! Ну да ничего, повзрослеешь. Главное – ведьм этих прижми посильнее! Не сплохуешь – и ты будешь власть! Ох как мы поживем! – И он потряс уже двумя кулаками.
И вот теперь Адриан стоял на пороге малгородской холодной, чувствуя, как где-то зарождается и клокочет, никак не вырываясь наружу, гневный рык. Сотник Прокоп Горелый делал какие-то судорожные движения, оглаживая усы и бороду, жамкая левой рукой саблю, а глазами что-то ища на потолке. По полу оборудованного под каземат подвала прыгали, обиженно квакая, зеленые пучеглазые жабы, обряженные в платки и сарафаны из цветных тряпиц. Выла, выгибая спины, в углах пара кошек, и даже мелькнуло несколько зеленых ящерок в бисерных кокошниках.
– Это что, вашу Матрену, за дела?! – заорал наконец Адриан и шарахнул плетью по косяку. Прокоп зажмурился и на едином дыхании выдал:
– Не извольте гневаться, ваш сиятельство! Но только это те самые ведьмы, которых мы вчера сюда сволокли.
– А что, типичный случай – оборотничество, – хмыкнул за спиной новый друг Адриана, не то Филипп, не то Елисей, подобранный по дороге в Малгород, но боярину Мытному он разрешил называть себя просто «князь». – Зря вы так расстроились, Адриан Якимович, – ободряюще улыбнулся ему Илиодор. Мытный вытаращился на минуту в его безмятежные глаза, а потом, крутнувшись, рявкнул притихшим егерям:
– Топите этих жаб!
– Всех? – не сразу понял Прокоп.
– До единой! – махнул рукой Адриан. – Я покажу этой деревне, как над боярами смеяться! – затряс он кулаками.
– Дак ить не потопнут… – усомнился кто-то из толпы, но охнул и замолчал. Друзья махом успокоили говорливого.
– А вот тех, кто не потопнут, – выпучил наливающиеся кровью глаза Адриан, – на костер! – и захохотал: – Я церемониться не буду! Так пусть и знают, что боярин Мытный шутки шутить не любит! – И, цапнув за руку Илиодора, поволок его наверх. – Кстати, князь, как вам здесь спалось? – и, не давая открыть рта, зашептал заговорщицки в ухо: – А я вот до утра глаз не сомкнул. В пустой комнате, представьте, кто-то за спиной стоит и дышит в ухо, оборачиваюсь – никого! Я под кровать, в шкаф – пусто. Говорю: кто здесь? Хихикают, молчат.
– Н-да, – растерялся гость, теребя свежевыбритый подбородок, – меня, признаться, тоже под утро кошка как-то нехорошо обматерила, но я по складу характера флегматик, решил не заострять внимания.
– Кошка? – споткнулся на шаге Адриан и, понизив голос, сообщил: – Они при ведьмах всегда, может, и ее того? – мотнул головой, предлагая определить ее к жабам.
Илиодор кашлянул и вежливо отказался:
– Она у меня как раз, наоборот, из храма ворованная. Я и парнишку нанял за ней ухаживать.
– Правда?! – заинтересовался боярин и, ухватив его за рукав, потребовал немедленного рассказа. – Даю сто кладней, очень мне нужна такая кошка.
Илиодор расстроился. Сто кладней за кошку ему еще ни разу не предлагали. Весь вчерашний вечер так причудливо перемешался в голове, что он не взялся бы сейчас сказать уверенно, что было сном, а что случилось с ним наяву.
Стремительно поднявшись из подвала, они на пару оглядели площадь. Стрельцы и егеря прижались к стенам. Вчерашнего разгула не было в помине, зато у коновязи вдруг забился закованный в железные цепи щетинистый мордатый хряк.
– Что это?! – ткнул в него пальцем Адриан, когда умолк пронзительный свинячий визг. Илиодору ничего не осталось, как снова похлопать его по плечу, вселяя уверенность:
– Я так думаю, это ваш бесноватый.
– Утопить, – прикрыв себе глаза рукой, потребовал Мытный.
Дюжина ребят тут же кинулись к кабану и, сколько зверь ни сопротивлялся, сумели-таки его повалить на бок и увязать в обнимку с гнетом, которым жена головы придавливала по осени капусту.
– Кстати, – опомнился Мытный, – а где бунтарь? Бунтаря-то вы, надеюсь, не прокараулили?!
Начальник караула побледнел и рухнул на колени, вопя:
– Не погубите, ваш-сство!
Илиодору стало совсем интересно, он оглядывался вокруг и не верил собственным глазам. Стрельцы после долгой перебранки, взаимных упреков и перекладывания ответственности друг на друга наконец осмелились вынести начальству сучковатое полено в шапке, кафтане и синих теплых штанах, которые не сваливались оттого, что были туго обвязаны зеленым шерстяным кушаком. Глаза у Мытного сделались бешеные, а от ненависти перехватило горло, так что он смог только выдвинуть вперед челюсть, сделав движение рукой, словно располовинил кого-то надвое саблей. Стрельцы это поняли по-своему и тут же бестолково заорали, требуя у малгородского головы колоду, на которой обычно рубили мясо.
– Зачем вам? – встал насмерть Ким Емельянович у кладовой, растопырив руки.
– Твое какое собачье дело? Видишь, приказано бунтаря рубить! Щас мы его!
Голова посмотрел на Селуяна, который, сдвинув хмуро брови, старался спрятаться за спиной боярина, и подивился, как это он может быть незаметен при такой комплекции, потом, зажмурившись от собственной решительности, пискнул:
– А может, не надо рубить? Живой человек ведь!
Адриан Якимович не выдержал, застонал и, выхватив злополучную чурку из рук оробевших от всей этой чертовщины служивых, зашвырнул ее в корыто. Кони шарахнулись, возмущенно заржав, а Илиодор сочувственно порекомендовал:
– Вам бы настой корня валерианы попить, или пустырник еще неплохо помогает.
– Попить? – непонимающе глянул на него Мытный, занятый собственными лихорадочными мыслями и тут же упрямо мотнул головой. – Нет, князь, не время пить, – и потребовал коня.
К полудню народные волнения достигли апогея. Толпа рвалась штурмовать управу, грозя поднять лихого боярина на вилы, а боярин, получивший вдобавок к стрельцам и егерям еще и улан, почувствовал себя так уверенно, что совсем распоясался. По всему Малгороду пошел визг вперемежку с руганью.
Стрельцы и егеря, словно волки на овечье стадо, напали на горожанок. Врываясь в дома, они без всяких слов валили всех наличествующих мужиков на пол, а девиц и баб, без разбора возраста, кидали поперек колен, задирая подолы на голову в поисках ведьмовского клейма. После чего давали рапорт стоящему во дворе довольному боярину с блестящими сумасшедшими глазами. Подле боярина стоял ледащий мужичок с котелком сургуча и личной печатью сотни. Из кармана его укороченного зеленого кафтана торчали конфискованные у лоточников рулоны яркой тесьмы, которыми, словно кукол, опутывали после досмотра баб, перед опечатыванием крест-накрест скрепляли ленты на животах и под визг шлепали печатку, спаивая воедино и тесьму, и платье под ней.
Так Мытный и шел по городу, словно медали раздавая девкам и старухам сургучные нашлепки. Илиодор, увязавшийся с ним для моральной поддержки и удовлетворения любопытства, с каждым разом все шире и шире открывал глаза, так что под конец они у него сделались огромными, как у новорожденного младенца. А от обилия виденных ягодиц разной упругости и цвета его начинало даже подташнивать. Но более всего удивляло явное стремление Мытного идти в этом начинании до конца. И когда в Малгороде не осталось «непропечатанных» баб, все население погнали на берег Шалуньи, где уже был выстроен судейский помост для боярского сына и стараниями трудолюбивых стрельцов организовано несколько десятков невысоких столбиков чуть выше колена. Как понял Илиодор, для расправы над неутопшими ведьмами. Смятый, раздавленный и покорившийся Малгород выл и стенал на берегах неширокой, но довольно бурной речушки.
