Скоморох - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич (книги бесплатно без .txt) 📗
Легким прикосновением руки стражник придал Виктору нужное направление к какому-то терему. Здание весьма выделялось на общем фоне. Хотя бы тем, что, в отличие от остальных, было не деревянным, а каменным, оштукатуренным и выбеленным известью.
– А куда ты меня ведешь-то, служивый?
– Дак к воеводе-батюшке.
Опа! А это еще с какой радости? Неужели воеводе делать нечего с утра пораньше, кроме как заниматься всякими поножовщинами? К тому же дознание еще не произведено, листы не записаны, с материалами он не ознакомился… Разве что получил утренний доклад, мол, в Багдаде не все спокойно. Но это же не повод самолично разбираться с этим делом. Ох, что-то будет. Сразу же засосало под ложечкой, у него всегда так: как только неизвестность, так сразу и начинается. Словно детектор состояния. Правда, чем могло грозить предстоящее событие, он не знал.
Воевода оказался уже полнеющим и погрузневшим мужчиной с окладистой бородой – правда, не такой, что по полу метет, но и не сказать что коротенькой. Борода ухожена – как видно, воевода за собой следит и все еще молодится, потому как те, кому не остается ничего, кроме как свое тщеславие тешить, как раз отращивают ее до колен и надевают на себя сто одежек, уподобляясь капустному кочану. А у этого все в меру. Одежд хватает, но движения они не стесняют, сшиты из легких тканей, а не отягчены золотым и серебряным шитьем: оно присутствует, но только самую малость, для солидности. Очевидно, воевода ценит удобство – явный признак того, что в прошлом был воином не из последних, насколько помнил из рассказов Добролюб.
– Батюшка-воевода…
– Привел, – бесцеремонно оборвал паренька Смолин-отец, которого, кстати, Виктор видел впервые. В тот день, когда он был на подворье боярина, тот не удостоил его вниманием. – Ступай. Да кликни там ко мне подьячего.
– Слушаюсь, воевода.
Парнишка вытянулся в струнку, бросив руки вдоль бедер. Похоже, воинская дисциплина здесь начала претерпевать изменения – в частности, начинается муштра. Виктор вспомнил, что на территории острога несколько стражников под командой десятника усердно печатали шаг, поднимая пыль. Да и по кремлю двигались десятки не гурьбой, а только строем.
– Стало быть, вот ты каков, скоморох Добролюб. – Добродушно усмехнувшись, Световид бросил на Виктора приязненный взгляд, отчего нутро, все это время стянутое холодными тисками, отпустило и по всему телу разлилось тепло. Не может человек, так глядючи, замыслить что-то плохое, а если может, то это уж совсем… Но то, что Добролюб слышал об этом мужчине, говорило об обратном.
– Дак, батюшка-воевода, был скоморох, да весь вышел. Осесть хочу. Опять же от щедрот ваших кое-какую деньгу имею, вот и возжелал домом обзавестись.
– Слышал я, – тут же нахмурился воевода. – Встреча наша сегодня все едино должна была быть, ну раз уж так-то… Архиерей наш усматривает в твоем нынешнем занятии происки сатанинские, а потому требует наложить запрет на сие деяние.
– Как же так-то, батюшка?
– А вот так. Оно, конечно, можно и без личной беседы, да только негоже так-то с тем, кто кровиночку твою от лютой смерти… Не по-людски это, хоть я и боярин. Гхм… Кабы ты пользу какую приносил, то тогда дело другое, а так-то – пользы никакой.
– Дак ить я в казну плачу подати наравне с мастеровыми.
– Платишь. Да только польза должна быть не только для казны, но для народа в первую голову, потому как и мы, бояре, сначала служим людям, а уж потом они нам, а ты, как паразит, прости Отец Небесный, только сосешь кровушку.
– А когда скоморошил, польза, стало быть, была? – обиженно проговорил Волков, потупив взор.
– А ты как думал! – даже прихлопнул ладонью о столешницу воевода. – Ты радость людям нес, веселье, своим умением заставлял на время позабыть тягости, а эдак только разор да раздор в иные семьи приносишь, где мужья с мудростью не в ладах. О том мне архиерей поведал, потому как прихожанки до него доносят такие нехорошие вести. Один муж чуть не насмерть забил женку, когда она спрятала от него копейки, чтобы детишек кормить. Он те деньги забрал и к тебе снес. Не добро то.
При этих словах Виктору стало настолько стыдно, что уши загорелись огнем, а взор от пола оторвать он так и не смог. Он в жизни никогда не брал ничего чужого, если забыть о трофеях. Но это дело бесчестным никогда не считалось, и урона от этого ни для кого не было. Потому как там в заклад жизнь твоя идет, и, если тебе не посчастливится, с таким же успехом оберут твой труп. А тут словно в карман чужой залез. Подумав немного, он проникся большим уважением к этому умному и, по всему видать, доброму человеку. Помнит, чем обязан скомороху, и благодарным хочет остаться, в то же время понимает, что деяние, которое не несет пользы, лучше бы прекратить на корню. Поди еще и указ издаст какой.
– Ты прости меня, батюшка-воевода, да только ведь я не хотел, чтобы то стало делом моей жизни. То нужно было, чтобы деньгу поднять и начать другое.
– Это ж какое такое дело? – даже заинтересовался воевода. – У тебя сегодня более двух сотен рублей, ты можешь в купеческую гильдию вступить. Оно, конечно, мелкий купчишка получится, но одну большую повозку товаром забить сможешь, а там и пойдет-поедет.
– Нет, батюшка-воевода, купцом мне нипочем не стать, а потому и говорить о том нечего. Купцу иная мудрость нужна, коей у меня и в помине нет. Потеряю я все, что имею.
– Ну если не врешь, то ить дума у тебя уже была, чем заняться. Тогда сказывай, – построжавшим тоном заговорил воевода. Одно дело – быть благодарным за спасение сына, иное – когда из тебя дурака делают, на ходу застилая взор придуманной ложью.
Виктор четко уловил настроение хозяина палат, а потому начал выкладывать все как на духу:
– Мне много странствовать пришлось, а потому и повидал я много. И заниматься приходилось не только скоморошеством. И людей мудрых встречал, и книжки мудреные мне попадались. – Вот ни капли лжи: кого только скоморох на своем пути не встречал, а Виктор и подавно. И грамоту Добролюб разумел, правда, книги читал только Волков, но ведь сейчас это одно и то же. – В мастеровые хочу я податься. Стать токарем.
– Дело доброе. Да только твоих денег хватит, чтобы открыть токарню и инструмент закупить, а ты сказываешь о том, что хотел еще деньгу заработать. – Это уже с любопытством. Вот и хорошо, теперь бы не разочаровать его. Да нет, не должен.
– Ну куплю я домик, поставлю сруб, а в нем станок – и стану работать. Появится желающий, возьму кого в обучение, и станет в Брячиславии на одного токаря больше. Ну или на двух.
– А ты чего хочешь? – Световид откинулся на спинку большого деревянного кресла, как пить дать неудобного, но зато подчеркивающего его статус, и внимательно посмотрел на Виктора, уже поднявшего взор.
– Хочу я поставить не один, а несколько станков, взять не одного ученика, а несколько. Измыслил я сделать станок, чтобы не только дерево или мягкие металлы обрабатывать, но и сталь оружейную. А для того денег нужно будет много, ой как много. Как подумаю, чего и сколько нужно будет, так тоскливо становится, потому как откуда столько серебра взять, не знаю. Можно складывать из года в год, да только не хочется мне взяться за это на склоне лет. Опять же ведь сначала нужно сделать тот станок да самому научиться с ним обращаться, чтобы иных учить, да и великий князь сегодня благоволит мастеровому люду.
– И как давно у тебя те мысли?
– А как то богатство в руки притекло, так и появились. Тут ведь какое дело. Нужно еще и станок придумать, и помощников заиметь, потому как самому это дело ну никак не потянуть. А откуда мне взять помощника? Только из кабалы кого вытащить да к своему делу приставить. А и жить все это время на что-то нужно. Опять же проехаться по иным странам да посмотреть, какие станки еще есть, я же не все видел, может, что полезное узрю.
– Совсем запутал. Наговорил целую гору и не сказал ничего. Так чего ты хочешь? Что для этого надо?
– Была у меня мысль поставить подворье да семью какую выкупить. С помощниками построил бы ту мастерскую, да работать начали бы. И сам учился бы, и людишек обучил бы.
