Невские берега (СИ) - "Арминьо" (библиотека книг бесплатно без регистрации TXT) 📗
Впрочем, вру. Пару раз я на встречи одноклассников попал. Оба раза на похороны. В первый раз хоронили Светку Потапову, а во второй раз - Ниночку. Все же мы из ее выпускников были, считай, дети родные. Она после нашего выпуска классное руководство и не брала, сердце уже не то было. За стеклопакетами расстилалась Москва, над ней стеной стоял проливной дождь. Мы сидели и молчали. Выпили “за знакомство” молча, не чокаясь. Нечаянно так вышло.
“Что, Гонтарев, зря я тебя сюда привел? - еще сердечнее улыбнулся комиссар. - Ну давай поешь, я тебе такси вызову, поедешь, куда надо. А то и сейчас вызову. Дерьмо это с собой возьмешь, музыкантов своих покормишь. Адрес какой?” - “Славко, твою мать, не паясничай! - взмолился я. - И так не знаю, что происходит, а тут ты еще на нервы давишь!” - “Скажите, какие мы нервные! - удивился Тим. - А я думал, ты у нас железный. Суперзвезда!” Сука, если ты меня сюда притащил, чтобы после концерта жилы тянуть, то… хоть налей, что ли! “Вот это разговор! - обрадовался комиссар.- И жри давай. Я уже этот чертов фастфуд видеть не могу!” А мне нормально. Анестезиологи тоже всухомятку живут, но у нас с тобой сухомятка разная. После четвертой мне уже было все равно, даже смешно. Вот реально показать бы нам, тамошним дуракам, как через сколько-то лет сидим мы ночью за коньяком, Тим такой весь московский кооператор, фу-ты ну-ты, я такой весь прям рок-андерграунд, после сейшена в столичном клубе… А как были идиоты, так и остались. Слушай, а ты прям совсем кооператор? И пиджак малиновый у тебя есть? И цепь золотая? Или это типа рабочая одежда, в шкафу висит? А тебе от родителей не влетит, что ты опять за старое, с грязной хипней якшаешься? “Не влетит, - хмыкнул комиссар. - По люлям теперь я главный. А, кстати… посчитать надо, может, как раз сорок дней и будет”. “Чему сорок дней?” - не понял я. “ Папе моему, - сообщил Тим, не изменившись в лице. - Рабу Божьему Сергию. Да все норм, не дергайся ты. Издержки профессии. Я ни при чем. А ты ж, мудила, так и не знаешь, что он тебя чуть не грохнул тогда ночью. На даче у нас. Там бы и зарыли, делов-то... Ну вот… а теперь его грохнули. Круговорот свинца в природе. Кем работаешь-то, атаман? Или все песенки поешь для девочек?” Почему ж только для девочек, я и для мальчиков пою. А вообще работа есть, да. Таких, как ты, комисар, к операции готовлю. Впрочем, такие, как ты, в нашу задрипанную 15 городскую не ложатся. Вроде новый хирургический комплекс нам достроили, только все равно жидковато и с оборудованием, и со снабжением. Ну и песенки, само собой. Как-то надо себя развлечь, не все же язвы, опухоли и колото-резаные… И огнестрелы, конечно, как без этого… Сидишь так на дежурстве и не знаешь, может, война началась, а нам не сказали? Тим внезапно прекратил заводиться, посмотрел в окно и вздохнул: это точно, атаман. Война началась, а нам не сказали. Ну до завтра еще времени вагон. Пей давай! И знаете? Иногда пить - это совсем неплохая идея. Особенно в таких случаях, доложу я вам.
***
Так и просидели весь вечер. Я на него смотрел, он на меня. Не знаю, кого там Сашка перед собой видел. Пиджак у меня, кстати, был. Красный, а как же. И серый шерстяной в светлую полоску, и коллекция галстуков, и ботинки из кожи питона. Я воровато натянул манжет рубашки на слишком дорогие часы, разлил еще по одной. У Сашки в углу рта залегла морщинка - не высыпается, концерты еще эти. Анестезиолог.
- Морфий, наверное, можешь прям из шкафа брать, - в шутку сказал я. - Поделился бы.
Нет, ты что, строго учитывается, да и лекарств не хватает, включая йод и зеленку.
Какие тут шутки. Война. Только не та, о которой я мечтал романтичным пацаном.
- Врач - это хорошо. Хорошее знакомство, - я наугад нащупывал какие-то темы, всю жизнь был трепло, профессиональное, сертифицированное, а при Сашке на меня какой-то ступор нападал, все время казалось, что он меня разглядывает, оценивает, втихомолку презирает. - Спасешь, если что. Спасешь ведь?
- Бог спасает, а я так, на подхвате. Наливай.
И то.
Не знаю, чего я ждал от этой встречи.
Дружеских объятий? Признаний? Жаркого секса? Черт знает, но не вот этого молчания за бутылкой. Я наугад спросил про маму, про Ниночку. Ах, умерла. Ну все там будем. Еще пиццы? Как хочешь.
Сашка крутил в пальцах рюмку, смотрел куда-то мимо меня. Я сломался и предложил ему идти спать. Типа, концерт, наверняка устал. Он с радостью согласился, я показал ему гостевую комнату и ванную, нелепо застрял в дверях, ожидая чего-то, но Сашка, кажется, действительно устал, виду кровати возрадовался, как утерянному родичу, и задушевно пожелал мне спокойной ночи. Я кивнул, ушел в гостиную, свернулся на диване с ноутбуком, запустил "Doom". Заснуть все равно не получится, сердце как-то неровно колотилось. Нарисованные монстры ревели, я палил по ним из нарисованного штуцера, время от времени позорно промахиваясь. Усталость навалилась, все эти похороны, земля и цветы на отцовом гробу, подвыпившие дружки из конторы и с фирмы, с такими… характерными воображаемыми следочками на месте погон. Тимур, ты, главное, держись, ты теперь в семье главный, береги маму. Эх, Серега Славко... что ж ты так. Кстати, давай, Тимур Сергеевич, с тобой по бизнесу поговорим, дела-то не терпят. Жизнь идет, сам понимаешь, все вертится.
Я отставил ноут, взял с полки жестяную банку, насыпал порошка прямо на стеклянную столешницу. Жизнь - отличная штука, главное уметь ее готовить. Белый был какой-то отстойный, в комочках, я постучал по ним краем рюмки, раскрошил, вдохнул. Так, нормально, жил же я как-то пять лет без Гонтарева, и еще проживу. Посажу его завтра на поезд, главное улыбнуться, не закатывать истерик, ничего такого. Я уже большой и не боюсь темных комнат, фашистов и одиночества.
***
Проснулся я чуть раньше, чем он упал. Как-то стало неспокойно, типа что-то такое непонятное ввинтилось в сон, я открыл глаза и не понял, где нахожусь, почему не на своем любимом клеенчатом диванчике в коридоре. Хотя какое в коридоре - давно уже не студент и не на подхвате у медсестричек. Но ощущение то самое, больнично-дежурное: вставай, лапоть, война пришла. Полторы секунды у меня было на то, чтоб понять, где я и как сюда попал, а потом за стенкой раздался грохот. Тимур Славко-Риварес, человек-праздник, остался верен себе. Вдребезги разбитый стеклянный столик, замшевый понтовый диван, по ковру рассыпана какая-то дрянь, а рядом с диваном, на россыпи стекла, хрипит и заходится синевато-серый комиссар. Все как по заказу! В крупных бисеринах пота, кошмарный, колотится и хватает воздух ртом, как рыба на суше. Я рванул в коридор, к сумке, за своим спец-пакетом. Золотое правило: в поездке все с собой. Особенно нитроглицерин и прочие такого рода вещи. Красные горошки кое-как запихнул ему в рот, подождал, пока сглотнет, только собрался вызывать скорую… и передумал. Даже не потому, что адреса не знаю, а просто... потому что мои дорогие коллеги увидели бы здесь много такого, отчего пришлось бы вызывать не только скорую, но и, скажем, ментов. Так что пару минут я нарушал клятву Гиппократа в размышлении, чем бы навредить пациенту меньше: деянием или недеянием. Тим перестал хрипеть, успокоился, очевидно, нитроглицерин сделал свое дело. Я как мог осторожно перетащил его на диван, он, очевидно, мало что соображал в тот момент, но главное сообразил. С трудом выдохнув, вцепившись в меня, Тим просипел: “Врача не надо. Кокс”. Иди ты, сказал я ему, я сам врач. Считай, повезло тебе… как утопленику. Но на самом деле, этот сукин сын и вправду в рубашке родился. Осколки - каленое стекло, мелкие сияющие кубики - ему хоть бы хны, ни пореза, ни царапины, а он ведь по полу ерзал, что твой йог. И приступ у него, судя по всему, был не из самых серьезных. Не пиздец, в общем. Я как мог устроил комиссара на диване, набросил на него плед-покрывашку и пошел на кухню за водичкой. Аспирин у меня тоже был с собой. Кстати, мне в пятку по дороге пара стекляшек очень удачно зашли, я же не Риварес, что уж тут. Совок и швабра стояли у него, как у всех простых смертных, в сортире, плотный пакет из-под пиццы отлично пригодился, так что с осколками худо-бедно разобрались. И кокс пошел туда же: если что - Тим себе еще купит. То-то удивятся местные крысы: сколько счастья привалило на их помойку! Впрочем, это еще вопрос, штырятся ли крысы в Москве? Хотя в этом районе могут… обучились уже. Когда я вернулся к нему, он трясся мелкой дрожью на замшевом диване и судорожно пытался улыбнуться. “Что ж ты, комиссар, творишь? - спросил я его. - Весь вечер жрешь коньяк, а потом еще и кокаином догоняешься? Тебе реально жить надоело?” Сердце у него ходило ходуном, еще бы! Похоже, Славко надо было в космонавты брать, если при таких перегрузках он еще не убрался нафиг. Он лежал на диване, его знобило, и как-то очень остро стало ясно, зачем я тут вообще оказался. “Любит тебя бог, дурака!” - сказал я, беря его за потную ледяную руку. Тим, не открывая глаз, несколько раз вздохнул, проверяя, может ли. И спросил на выдохе: “А ты?” То есть, наверное, это должен был быть вопрос. “Что с тобой поделаешь! И я”, - и в этот момент это было чистой правдой. Чистейшей. По крайней мере, хоронить его я был не готов напрочь.
