Мой отец Иоахим фон Риббентроп. «Никогда против России!» - фон Риббентроп Рудольф (читать онлайн полную книгу .TXT) 📗

Родители хотели бы поместить меня в самую знаменитую английскую традиционную школу, в Итон. Это оказалось, однако, невозможным: в те времена детей туда нужно было записывать уже с момента рождения, при условии, что отец также учился в Итоне. Критерии приема были изменены лишь в последние годы. Теперь, с помощью стипендий, принимаются также одаренные дети из семей, не принадлежащих к кругам, откуда традиционно рекрутировались молодая смена для Итона и руководство страны. В сравнительно недавнем времени почти все английские премьер-министры являлись выпускниками Итона. В кабинете Мейджора лишь один-единственный министр являлся питомцем Итона, но и «он хотел бы, по возможности, сохранить это в тайне», как мне слегка злорадно поведала некогда одна «консервативная» дама. Ныне в Итоне проходит обучение также определенный контингент допущенных учащихся-иностранцев. Интересное исследование, предпринятое несколько лет назад, показало, что и сейчас примерно 55 процентов кандидатов на выборы в нижнюю палату окончили Public School, из одного Итона вышли 43 кандидата. В общей сложности 18 английских премьер-министров получили школьное образование в Итоне. Последним был Дуглас-Хьюм, премьер-министр до 1964 года.

Сыграли ли в этих условиях в отказе принять меня в Итон какую-то роль политические причины, установить, разумеется, не имелось возможности. Я был, однако, без труда — при посредничестве Конвелл-Эванса — зачислен в Westminster School в Лондоне. Westminster School, где мне теперь предстояло пробыть три семестра, то есть почти год, претендует на то, чтобы считаться старейшей Public School Англии. Название Public School нуждается в объяснении, так как здесь речь идет или, по меньшей мере, шла тогда о чем угодно, только не о «публичной школе», как звучит это название в буквальном переводе. Public Schools являлись совершенно эксклюзивными, забронированными для определенного социального слоя институтами, по крайней мере, постольку, поскольку речь шла о известных и традиционных.

В дальнейшем я изложу впечатления, полученные мной в Вестминстере. Родители очень интересовались ими. Большая часть семей, из которых ученики поступали в Вестминстер, принадлежала к кругам, в значительной степени определявшим политическую жизнь. Head of House того дома, в который меня определили, носил фамилию Асквит. Он еще встретится нам вместе со своей матерью в этих записках.

В 1937 году Вестминстер и Итон были единственными школами в Великобритании, чья форма все еще состояла из визитки, цилиндра и зонтика. После войны этот школьный костюм был упразднен, пожалуй, по той причине, что воспринимался слишком дорогостоящим. Для меня было неожиданностью узнать, что в Англии все школы имели что-то вроде «формы», которую полагалось носить. Ссылка на ношение формы британскими школьниками использовалась время от времени как аргумент в дискуссиях о введении подобного «униформирования» в Германии.

Несложно представить себе мои — мягко выражаясь — слегка противоречивые чувства, когда я, в ознакомительной поездке в Лондон, получил, как подобало, от весьма любезного, преклонного возраста портного в очень старой мастерской свою «школьную форму». Эта мастерская, вероятно, в течение столетий, во всяком случае, если судить о ее возрасте по ветхости обстановки, шила школьную одежду для Вестминстера и, отсюда, гарантировала строгое соответствие предписаниям. И в таком убранстве я должен был ежедневно ходить по улицам Лондона в школу? К моему удивлению, никто не обращал на меня внимания, когда я утром ли, вечером ли шагал по дороге в школу сперва по оживленной Victoria Street, затем по St.James Parks. Лондонцы знали «Westminster boys», их вид был им привычен.

Мое поступление в Westminster School получило после войны еще раз маленькое «Publicity» благодаря актеру Питеру Устинову, желающему быть одновременно со мной в Вестминстере. Я его припомнить не могу, хотя он и утверждает, что сидел между мной и сыном нефтяного шейха — никаких таких сыновей нефтяных шейхов в оные времена в школе не водилось. Я должен быть благодарен ему, так как он хвалит меня за способности, которыми я, к сожалению, не владею. По Устинову, я должен был нарисовать триптих с «древними германцами, чьи белокурые женщины были закованы в панцири и сияли отвратительным оптимизмом»! К сожалению, на уроках рисования мне так и не удалось подняться выше уровня «палка-палка-огуречик, вот и вышел человечек». Устинов воспринял, вероятно, кое-что от известного ирландского писателя по имени Оскар Уайльд, совершенно правильно установившего, что люди не желают быть информированными — они хотят, чтоб их развлекали. Также и «рыжие волосы», которыми он меня наделил, к сожалению моей матери, очень любившей волосы такого оттенка, никогда не замечались на моей голове. Однако такой остроумный человек, как Оскар Уайльд, не обратился бы, вероятно, к примитивному клише посольского сынка, которого отвозили в школу на огромном, к тому же белом «Мерседесе», разумеется, с шофером, на прощание щелкавшим каблуками и, вздергивая руку, оравшим «хайль Гитлер». Небольшое количество «name dropping», возможно, сумеет послужить доказательством тому, что Устинов — уроженец Восточной Европы — все же принадлежал к этой очень известной школе. Интересно, что Устинов сыграл позднее в одном из своих фильмов роль русского мошенника, влезающего в доверие с помощью выдуманных «общих» воспоминаний такого рода [127].

За несколько дней до моего поступления в Вестминстер перед домом появились фоторепортеры, чтобы сделать снимки сына нового немецкого посла. Британскую прессу всегда, в те времена, как и сегодня, сильно занимала частная жизнь видных деятелей, к чему также относится и семейная сфера.

Мне пришлось привыкать к тому, что и дети видных персон были тоже втянуты в это дело. Очень неохотно я дал себя уговорить и «позировал» (как выразился отец несколько дней позже по телефону) для журналистов. При этом, естественно, я сделал неправильно все, что только можно было, представ с недовольным лицом и скрещенными на груди руками на лестнице дома. Что я смог знать в свои пятнадцать лет об обращении с международной прессой? Увидев на следующий день свой портрет в газетах, я сам испугался, насколько недружелюбное впечатление производила фотография. Одно до меня дошло сразу: если уж предстаешь перед фоторепортером, следует позаботиться о том, чтобы снимок для публикации вышел симпатичным и располагающим к тебе. Случай осуществить этот вывод на деле не заставил себя ждать.

Естественно, я ходил в Вестминстер пешком. Никому бы и в голову не пришло катать меня на посольском автомобиле. Ни разу меня не отвезли в школу. Кроме всего прочего, в то время, когда родители переселялись в Лондон, единственным шофером в посольстве был англичанин, ветхий сморщенный человечек, якобы ни слова не понимавший по-немецки. (Родители были несколько более высокого мнения о британской «Secret Service» и потому взяли с собой позже при переселении немецкого водителя.)

Они оставили, однако, английского шофера при посольстве, так как он возил в течение многих лет предшественника отца, господина фон Хеша. Излишне упоминать, что ни от него не ожидалось, ни он, вероятно, не согласился бы на «нацистское приветствие». Когда господа садились в машину, он снимал шапку, как это было принято в те времена на всем свете.

Но вернемся к началу моего школьного пути. Когда я покидал утром наш дом на Итон-сквер, на меня набросились толпы репортеров, вспышки фотоаппаратов сверкали беспрерывно со всех сторон. Однако по фотографиям, подаренным мне на семидесятилетие одним архивом прессы, я имею право заключить, что мне удалось быстро усвоить урок. Как можно по ним убедиться, отныне я дружески улыбался в объективы камер.

Наконец, я и сам находил, что у меня получается неплохо. У входа в школу, в «Little Dean’s Yard» вновь выстроился ряд фоторепортеров. Сперва меня и вовсе прозевали. Вероятно, они, как Устинов, ожидали встретить «белый “Мерседес”» и не обратили поэтому на меня, незаметно подошедшего пешком из-за угла, никакого внимания. Под ухмылки также находившихся здесь учеников снова разыгрался фейерверк вспышек камер, мне, однако, быстро удалось увильнуть от него.