По воле судьбы - Маккалоу Колин (читать книги онлайн без TXT) 📗
Верцингеториг радостно захихикал.
— А ты глупец, Цезарь! Ты только что рассказал нам, какая армия у тебя под рукой!
— Действительно, рассказал. Но не по глупости, а чтобы предостеречь вас. Я говорю тебе, возьмись поскорее за ум. Ты не сумеешь нас победить. Зачем же пытаться? Зачем пускать цвет своего племени на распыл? Зачем оставлять ваших жен без мужей, а земли без пахарей? Кончится тем, что я поселю там своих ветеранов, а ваши женщины будут рожать от них преданных Риму детей!
Остатки доброжелательства вдруг покинули инициатора совещания. Он выпрямился и чуть наклонился, нависая над всеми. Не понимая, в чем дело, Верцингеториг опасливо отступил.
— Этот год будет годом полного истощения, если вы вынудите меня! — во весь голос крикнул Цезарь. — Встаньте против меня — и вас не будет! Меня нельзя победить! Рим нельзя победить! Мощь Италии столь велика, что я смогу восполнить любые потери и, если пожелаю, в мгновение ока удвою количество своих войск. Предупреждаю, не злите меня! И не надейтесь, что вместо Цезаря к вам пришлют кого-то другого, ибо к тому моменту вы будете уничтожены!
Он быстро сошел с возвышения и покинул зал, оставив в ошеломлении как галлов, так и своих офицеров.
— Ну и характер! — буркнул Требоний.
— Да, — сказал Гиртий. — Но тут иначе нельзя.
— Теперь моя очередь. — Требоний встал. — Как после этого мне с ними общаться?
— Дипломатично, — ухмыльнулся Квинт Цицерон.
— Неважно как, — сказал Секст. — Авторитет для них только Цезарь.
— Но этот Верцингеториг его, кажется, не очень-то уважает, — заметил Сульпиций Руф.
— Он молод, — возразил Гиртий. — И мало популярен среди своих. Они сидели, скрипя зубами. И, похоже, были готовы его пришибить. Его, а не Цезаря, заметьте.
Пока шло собрание, Рианнон позвала к себе писаря.
— Прочти письмо, — велела она.
Он сломал печать (уже один раз сломанную и скрепленную другой печаткой, о чем Рианнон, естественно, не подозревала), развернул небольшой свиток и принялся сосредоточенно его изучать.
— Читай! — прикрикнула Рианнон, нетерпеливо ерзая в кресле.
— Прочту, когда разберу, — был ответ.
— А Цезарь читает, не разбирая.
Писец поднял голову и вздохнул.
— Цезарь есть Цезарь. Кроме него, никто не читает с листа. И потому чем больше ты говоришь, тем дольше я буду молчать.
Рианнон утихла, теребя золотые нити, вплетенные в ее длинное малиново-бурое платье. Наконец секретарь поднял глаза.
— Я готов, — сказал он.
— Тогда начинай!
Ну, что ж, не могу сказать, что ожидала когда-нибудь получить письмо, написанное на странной латыни галльской любовницей Цезаря, но это забавно, должна признать. Значит, у тебя сын от Цезаря. Поразительно. А у меня дочь от него. Как и твой сын, она не носит его имя. Это потому, что я была в то время замужем за Марком Юнием Силаном. Кстати, его дальний родственник, тоже Марк Юний Силан, служит сейчас у твоего покровителя. Он легат. А дочь мою зовут Юния, и, поскольку она третья Юния, я называю ее Тертуллой.
Ты говоришь, что ты — дочь царя. Я знаю, у дикарей есть принцессы. Ты считаешь, что это что-нибудь значит, но ошибаешься. Для римлянина имеет значение только одна кровь — римская. Самый жалкий воришка в трущобах лучше тебя, потому что в нем течет римская кровь. Никакой ребенок, чья мать не римлянка, не может надеяться встать вровень с Цезарем, ибо Цезарь — самый родовитый из римлян. Его предки были царями, и в других обстоятельствах он мог бы быть римским царем. Но Рим не приемлет царей. И Цезарь никогда не допустит, чтобы Рим имел царя. Римляне ни перед кем не встанут на колени.
Мне нечему тебя научить, принцесса-дикарка. Но, пожалуй, ты должна знать, что римлянину вовсе не обязательно иметь кровного отпрыска для передачи ему своего достояния и родовых регалий, ибо он всегда может кого-нибудь усыновить. Римляне со всей серьезностью относятся к этой традиции, и каждый, кто выбирает наследника, тщательно проверяет чистоту крови того, кому суждено будет принять его имя. Кстати, мой сын был тоже усыновлен. Его, правда, и теперь зовут Марк Юний Брут, но по завещанию моего погибшего брата он стал также Квинтом Сервилием Цепионом, законным представителем знатного рода, к какому принадлежу и я. Но он из гордости предпочел вернуть себе имя Юниев, ибо предок его, Луций Юний Брут, свергнул последнего царя Рима и провозгласил Римскую Республику.
Если у Цезаря не будет чистокровных наследников, он усыновит кого-то из Юлиев, вот и все.
Не трудись отвечать. Мне не нравится, что ты считаешь себя женщиной Цезаря. Ты не женщина Цезаря. Ты для него лишь удобство.
Писарь умолк, и свиток в руках его снова свернулся.
— Нам, дикарям, опять указали наше место, — недовольно проворчал он.
Рианнон схватила письмо и порвала его в клочья.
— Уйди! — прорычала она.
Хлынули слезы. Она пошла в детскую, где находилась одна из служанок. Сын возил на веревочке модель Троянского коня, подаренную Цезарем. В боку коня имелась дверца, за которой прятались греки — пятьдесят искусно вырезанных и покрашенных деревянных фигурок. У каждой имелось имя. Рыжий и статный воин был, например, Менелай. Там обретался и Одиссей, тоже рыжий, но с короткими ножками, и красавец Неоптолем, сын Ахилла, и даже некий Эхион, у которого голова болталась на шее, сломанной за то, что он сдался. Цезарь пытался рассказывать сыну легенду, но на малыша история времен Гомера впечатления не произвела. А игрушка понравилась: она двигалась, в ней сидели маленькие человечки, их можно было вынимать из деревянного брюха и опять прятать туда. Она восхищала всех, кто видел ее.
— Мама! — радостно воскликнул ребенок, протягивая к матери ручки.
Слезы высохли. Рианнон села в кресло и подтянула Оргеторига к себе.
— Ты ничего не значишь, — сказала она, прижимаясь щекой к блестящим кудряшкам. — Ты не римлянин, ты — грубый галл. Но ты будешь царем гельветов! И ты все равно ему сын! — Зубы ее вдруг оскалились, из горла вырвался хрип. — Я ненавижу тебя, Сервилия, хотя ты римлянка и знатная госпожа! Цезарь никогда больше не вернется к тебе! Сегодня я пойду в башню черепов к жрице и куплю заклятие на долгие муки!
Наутро пришло известие от Лабиена. Амбиориг наконец договорился со свевами, живущими по ту сторону Рейна. Треверы опять подняли головы.
— Гиртий, я хочу, чтобы ты и Трог продолжили собрание, — сказал Цезарь, протягивая шкатулку с лентой, символом его полномочий, Трасиллу, который упаковывал его снаряжение. — Мои четыре легиона дошли до эдуев, и я послал гонца с приказом идти к сенонам. Этих задир следует припугнуть. Я иду туда же, с двенадцатым и десятым.
— А что будет с Самаробривой?
— Требоний с восьмым останется в ней. Но собрание, пожалуй, разумнее куда-нибудь перенести, чтобы не искушать наших друзей карнутов. Переведи делегатов в Лютецию, к паризиям. Это остров, его легко защитить. Продолжай убеждать галлов в выгодности дружбы с нами. И возьми с собой пятый легион для охраны. С Силаном и Антистием во главе.
— Будет большая война?
— Надеюсь, что пока нет. Нам нужно время, чтобы вывести из новых легионов несколько неопытных когорт и ввести туда моих ветеранов. — Он усмехнулся. — Если припомнить слова Верцингеторига, можно сказать, что я начинаю блефовать по-крупному. Хотя сомневаюсь, что длинноволосые воспримут это именно так.
Время поджимало, а ему еще надо было проститься с Рианнон. Он нашел ее в гостиной, и не одну, а с Верцингеторигом, о котором только что вспоминал. О богиня Фортуна, ты, как всегда, благосклонна ко мне!
Незамеченный, он постоял на пороге, пользуясь возможностью как следует рассмотреть своего недавнего оппонента. О его высоком ранге свидетельствовали многочисленные золотые обручи и браслеты, размер сапфира в застежке плаща, а также пояс и перевязь, усыпанная камнями помельче. Цезаря удивило, что арверн гладко выбрит, ибо кельты обычно не брились. Почти белые, смоченные известью волосы были уложены на манер львиной гривы и обрамляли костистое, мертвенно-бледное лицо. Черные брови, ресницы — да, он не походил на других! Худосочен — значит, живет на нервах. Атавизм. И очень опасный.
