Кровавые жернова - Воронин Андрей Николаевич (книги онлайн без регистрации полностью .TXT) 📗
– Что такое? – спросила мать.
Илья даже не слышал ее, его взгляд был устремлен в приоткрытую дверь.
И тут ночную тишину разорвал крик петуха, далекий, но хорошо слышный ночью. На него отозвались еще два петуха. Илья сбросил одеяло, сел на кровати.
– Что с тобой? – повторила Зинаида и хотела уже прикоснуться к плечу сына, но тот поднялся и шагнул к двери. – Ты хочешь во двор?
Илья не отвечал, он вытянул перед собой руки, словно был слепым, и вошел в гостиную.
– Боже, что же это такое? – перекрестилась матушка.
Холмогоров услыхал шаги в гостиной и, оторвавшись от книги, заглянул в комнату. Мальчик стоял, словно раздумывая, куда идти дальше, он не видел ни мать, ни Холмогорова.
– Что делать? – шепотом спросила женщина.
– – Не трогайте его, – предупредил Андрей Алексеевич и вскинутой ладонью остановил матушку Зинаиду.
Она уже хотела схватить сына за плечи.
Вышел и священник. Холмогоров приложил палец к губам. Илья, как был босиком, в одних трусах, снял куртку с вешалки, набросил ее на плечи и вышел на крыльцо. Он шел, высоко поднимая колени, на землю не смотрел. Взрослые двинулись за ним следом.
У калитки Холмогоров остановил отца Павла и матушку:
– Оставайтесь здесь.
Странное дело, но ни священник, ни его супруга спорить не стали. Холмогоров говорил уверенно, так говорит врач, уже знакомый с болезнью.
Мальчик шел по тропинке, Холмогоров не отставал от него. Он старался не шуметь, понимая, что нельзя сейчас беспокоить Илью. Миновали деревню. Под ногами скрипела густая трава, ночь полнилась запахами, звуками.
Вскоре потянуло сыростью от реки. Илья остановился и на развилке тропинок после минутного колебания свернул направо, к омуту.
На самом берегу он стал делать что-то непонятное руками. И лишь когда Илья широко размахнулся, Холмогоров догадался: «Забрасывает удочку!»
Ему даже показалось, будто он услышал тихий всплеск поплавка, коснувшегося воды. Вода мельничного омута казалась черной, как густая смола, в ней отражались звезды. Андрей Алексеевич вздрогнул, когда плеснула большая рыба и поверхность пошла рябью. Мальчишка не отрывал взгляда от невидимого поплавка, нагнулся, хватая несуществующее удилище, и поднял.
Он что-то беззвучно шептал. Воображаемая рыба упала в траву.
Холмогоров терпеливо ждал.
Через четверть часа мальчик смотал удочку и, крадучись, поднялся на откос. В ночи белел высокий дощатый забор, огораживающий дом с тарелкой антенны на крыше.
«Он ходил здесь в тот день, когда пропал», – догадался Холмогоров.
Мальчик стоял прижавшись щекой к забору, припав глазом к щели. Плечи его вздрагивали.
Когда Илья повернулся к нему лицом, из невидящих глаз мальчишки катились слезы, крупные, как горох. Теперь Андрей Алексеевич чувствовал, что кто-то невидимый стоит за Ильей, словно направляет его. Движения мальчика стали более уверенными. Он спускался по тропинке прямо на Холмогорова, не замечая его. Илья прошел совсем близко, чуть не коснувшись его плечом.
Илья остановился на том же месте у омута, где ловил рыбу. Холмогоров стоял у него за спиной. Один шаг отделял ребенка от воды, черной, густой, глубокой. Илья рванулся вперед резко, будто кто-то толкнул его в спину. Андрей Алексеевич еле успел схватить его за плечи.
– Стой! Ты куда?
Когда Илья обернулся, Андрею Алексеевичу показалось, что ребенок с ненавистью смотрит на него. Но затем мальчик прижался к Холмогорову, расплакался, уткнулся в плечо мокрой щекой. Он не мог идти сам, и советник, легко подхватив его на руки, понес к дому.
Когда он подошел к калитке, Илья уже сладко спал. Отец Павел и матушка Зинаида стояли в тех же позах, в каких их оставил советник Патриарха.
– Что с ним? – шепотом спросил отец Павел.
– Теперь все хорошо, спит. Не тревожьте его.
Холмогоров даже не дал отцу взять на руки Илью, сам отнес его, уложил в кровать.
– Куда он ходил? – спросила матушка Зинаида.
– На рыбалку, – спокойно ответил Холмогоров.
– Я так боюсь! Мне кажется, с ним что-то случилось, – матушка так и не смогла вымолвить. – Мне кажется, его подменили, он стал другим, – выдавила она из себя. – Совсем перестал разговаривать, отвечает невпопад, смотрит сквозь меня.
Женщина с мольбой посмотрела на Холмогорова, а тот даже не знал, чем ей помочь, как утешить.
– Все будет хорошо, – с надеждой произнес он, хотя сам в это слабо верил.
Матушка села в кресло, а Андрей Алексеевич, взяв под локоть отца Павла, повел его в гостиную и прикрыл за собой дверь.
– Что за дом у реки за высоким дощатым забором?
– Раньше там была мельница, – задумчиво произнес священник, – рядом стоял дом мельника. Мельница сгорела давным-давно, еще до меня. А дом из красного кирпича стоял пустым.
Нового хозяина я толком не знаю, в церковь не ходит, приехал вроде из Москвы. Странный он какой-то. Прошлой осенью приехали строители, работали даже зимой. Никуда не ездит, хотя при машине.
– Кто-нибудь в деревне с ним знаком?
– По-моему, Грушин его немного знает. Ничего о нем не могу сказать ни хорошего, ни плохого.
«Удивительно, – подумал Холмогоров, – обычно в деревне все друг о друге знают почти все, присматриваются к приезжим. Мельница, омут…»
– Кто был хозяином мельницы? – поинтересовался Андрей Алексеевич.
Священник наморщил лоб, принялся теребить бороду:
– Насколько я знаю, после Гражданской войны мельника с семьей выслали. Сюда никто из них не возвращался. Мельница простояла недолго, то ли сгорела от молнии, то ли подожгли.
Давно это было.
Взглянув в уставшие глаза священника, Холмогоров произнес:
– Не так уж и давно.
– Староста может больше рассказать, он с рождения здесь живет.
К чтению Андрей Алексеевич не вернулся. Он погасил лампу и лег в постель. Давненько он не спал на пуховых перинах в деревенском доме.
Что-то далекое, забытое нахлынуло на него вместе с запахами и звуками, он уснул без сновидений, безмятежно, как спал только в детстве.
С наступлением летней жары странное воспаление, которому не могли дать объяснение дерматологи, обострилось. Ни таблетки, ни мазь не помогали. Помогала лишь водка. Когда Полуянов выпивал стакан, боль и зуд чудесным образом унимались. Но не станешь же пить на работе!
Поэтому приходилось терпеть. Рубашка из тончайшего хлопка казалась наждачной бумагой, пот разъедал язвочки, но Антон не подавал виду. Он прямо держал спину, когда разговаривал с секретаршей. Именно из-за болезни Нина стала страшно его раздражать. Если бы она ушла из офиса, можно было бы снять пиджак, намочить рубашку в холодной воде и хоть на четверть часа испытать облегчение. Родственница же подруги жены исправно несла службу.
«Пятница, – подумал Антон. – Еще один день в офисе, и на выходные можно будет расслабиться. Поеду на дачу. И черт с ним, что подумают обо мне соседи! Сброшу рубашку, майку и в одних шортах завалюсь на траву».
Но тут же вспомнил о солнце. Врачи не рекомендовали.
– Никого ко мне не пускай, – злясь на самого себя, бросил Антон секретарше и закрыл дверь кабинета.
Сорвал с себя пиджак, распустил узел галстука. С облегчением вздохнул. Он устроился на кресле так, чтобы ничто не касалось спины. Затылок упирался в спинку, ноги Антон забросил на стол.
«Даже если придет пожарный инспектор, пошлю его к черту, – решил Полуянов. – Сделал из меня дойную корову!»
На столе лежали ксерокопии чертежей туристического центра в деревне Погост.
– Вот же, черт, – шептал Антон, – т поскупились мы с ребятами на толковую геологоразведку, а теперь выясняется, что под фундамент том бассейна два метра торфа, а стройка почти закончена. Хорошо хоть, что строители спохватились, – он смотрел на штриховку чертежа.
Странная картина получалась. Как строитель по образованию, Полуянов понимал, что источник на возвышенном месте – явление уникальное.
Может, поэтому и вода такая чистая? Конечно, существовало и реальное объяснение тому, что Святой источник расположен выше, чем прилегающая местность: слой глины изгибался, сдерживая воду, под ним залегал слой гравия. Но все равно казалось, кто-то специально продумал конструкцию, располагал водоупорные слои, водоносные, чтобы в результате возникло чудо.
