Еще один знак зодиака - Леонтьев Антон Валерьевич (книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
— Этот подлец, как ты выражаешься, мой будущий муж! — ответила Лидочка, и все присутствовавшие ахнули. — Прошли времена, когда жена была вынуждена оставаться при нелюбимом муже и терпеть его самодурство. Я люблю Владимира, и как только наш с тобой брак-недоразумение будет аннулирован, мы с ним обвенчаемся!
Мой отец не мог поверить своим ушам. Та Лидочка, его ангел, которая в церкви клялась в вечной к нему любви, оказалась циничным чудовищем, растоптавшим его чувства. Адриан Георгиевич походил на побитого пса. Он чувствовал, что все, кто стал свидетелем ужасной сцены, не на его стороне.
Тогда, поддавшись сиюминутному капризу, он плюнул в лицо графу Сипягину и заявил:
— Вызываю вас на дуэль, мерзкий червь!
Граф, брезгливо вытерев слюну со щеки, гордо ответил:
— Господин Мельников, клянусь всем святым, вы ответите за это оскорбление. Я принимаю ваш вызов! Завтра на рассвете! Мои секунданты свяжутся с вами!
Вообще-то дуэли были запрещены царским указом, однако они все равно периодически происходили. В Москве, где старые понятия чести отличались от новых, распространенных в Петербурге, дуэль являлась последним орудием оскорбленного человека. Полиция, призванная предотвращать дуэли, закрывала на них глаза. Не вмешалась она и в тот раз, и спустя пару часов вся Первопрестольная обсуждала одну новость — предстоящий поединок между моим отцом и любовником его жены.
Мой отец поступил более чем опрометчиво, вызвав на дуэль молодого Сипягина. Тот был прекрасным стрелком и великолепным фехтовальщиком, в то время как Адриан Георгиевич никогда не держал в руке шпагу и не умел стрелять.
Тем же вечером, как и обещал Сипягин, к батюшке пожаловали секунданты, друзья графа по военному корпусу. Мой отец упросил одного из коллег-юристов и отставного полковника, коего он как-то защищал в суде, выступить в качестве его секундантов.
Как оскорбленная сторона граф Сипягин обладал правом выбора оружия, и он пожелал стреляться. Так как Владимир требовал сатисфакции немедленно и отвергал любые извинения, дуэль была назначена на восемь часов следующего дня.
Хотя сентябрь только начался, погода стояла холодная, но на удивление сухая. В качестве места для проведения дуэли была выбрана рощица, принадлежавшая тетке графа. Мой батюшка провел всю ночь в кабинете, не сомкнув глаз и даже не попытавшись, игнорируя советы своих секундантов, потренироваться в стрельбе из револьвера. Те желали сгладить ситуацию и требовали от батюшки принести извинения Сипягину, что мой отец отверг с диким хохотом.
— Но, Адриан Георгиевич, ведь он вас прихлопнет, как муху! — настаивал полковник. — Вы знаете, о чем сейчас судачат? Что граф застрелит вас на дуэли, а ваша молодая вдова, кстати, обладательница всего вашего состояния, тотчас выйдет замуж за него.
Отец и его секунданты появились в рощице в начале восьмого, а вот графа Сипягина не было. Полковник посматривал на часы, следя за стрелками.
— Если он не появится через три минуты, поединок будет отменен, — хлопнув крышкой часов, заметил он.
Но карета графа вывернула из-за деревьев за минуту до истечения срока. Молодой аристократ, свежий, румяный и смеющийся, выпрыгнул из кареты и затем подал кому-то руку. Из кареты появилась моя матушка, пожелавшая присутствовать на поединке.
— Вынужден протестовать! — заявил полковник. — Никто, кроме самих дуэлянтов и их секундантов, а также врача, не имеет права находиться здесь.
Но мой отец раздраженно воскликнул:
— А я не имею ничего против! Лидия, сейчас ты станешь свидетельницей того, как я пристрелю твоего хахаля. А потом разведусь с тобой, и ты, падшая женщина, вернешься к себе в деревню, где проведешь остаток дней в забвении и позоре…
— Или я всажу вам пулю в лоб, и тогда мы будем избавлены от ваших глупостей, — прервал его граф Сипягин. — Не вижу смысла затягивать дуэль. Пора начинать!
Стреляться было решено с десяти шагов — по настоянию моего отца. Первый выстрел был за графом Сипягиным. Тот, смерив отца наглым взглядом, прищурился — и выстрелил. Отец пошатнулся и осел на землю. Пуля раздробила ему кисть правой руки.
— Я мог бы убить вас, но не стал этого делать, — заявил граф. — Зачем мне марать руки о такого неудачника, как вы, Мельников?
Отец, отвергнув помощь медика, заявил, что желает сделать свой выстрел. Однако как? Ведь он не мог держать револьвер. Расчет юного графа оказался верен: с одной стороны, он смыл нанесенное себе оскорбление, не лишая противника жизни, с другой — сделал невозможным ответный выстрел.
Секунданты постановили, что батюшка не в состоянии продолжить дуэль.
— Я всегда к вашим услугам, Мельников, — надменно заявил граф. — Однако в ближайшие месяцы прошу меня не беспокоить — мы с Лидочкой отправляемся в турне по Италии.
Он зашагал к карете, около которой его ждала моя матушка. Она бросилась к своему любимому и обвила его шею руками. Мой отец, сидевший на пожухлой траве, с трудом поднялся и, шатаясь, зашагал к карете. Револьвер он зажал не в правой, а в левой руке.
— Что вы делаете, опомнитесь! Это запрещено правилами! — закричали секунданты, бросаясь за ним.
Но отец, никого не слушая, завопил: — Сипягин, ты мне за все ответишь! Ты совершил большую ошибку, не убив меня! Потому что честь имеется не только у тебя, дворянина, но и у меня!
Два секунданта бросились на отца, желая его скрутить, но он успел выстрелить. Раздался вскрик — пуля попала вовсе не в графа, а в мою матушку. На груди у нее расплылось кровавое пятно, а на губах запузырилась розовая пена. Сипягин, не медля ни секунды, подхватил оседавшую на землю матушку и положил ее в карету. Затем, вырвав у кучера хлыст, он ударил им по лицу опешившего отца и произнес:
— Я пристрелю вас позднее, Мельников. И не приведи Господь, если Лидочка… А сейчас в город, в больницу!
Мой отец пребывал в ужасном состоянии — вместо ненавистного любовника Лидочки он выстрелил в собственную жену, которую любил и ненавидел одновременно. Ее доставили в Екатерининскую больницу, где моя матушка немедленно оказалась на операционном столе.
Адриан Георгиевич, виня себя в случившемся, направился в больницу, где врачи сообщили ему неутешительную весть: остановить кровотечение они не могли, и моя матушка скончалась. Однако незадолго до смерти у нее начались схватки, и им удалось посредством кесарева сечения извлечь жизнеспособного, хотя и ослабленного ребенка. Впрочем, врачи почти не сомневались, что девочка последует за матерью если не в ближайшие часы, так в ближайшие дни.
Так, спровоцировав смерть родной матери, я и появилась на свет. Мой отец впал в некое подобие ступора. Он безучастно воспринял смерть Лидочки и появление на свет дочери, которую все равно не считал своей, а также оскорбления со стороны обезумевшего Владимира Сипягина, которого с большим трудом удержали, не дав задушить моего отца.
— Я убью тебя, убью!.. — кричал граф. — Ты ответишь за смерть Лидочки! Ты отправил ее на тот свет сознательно! Мельников, трепещи за свою жалкую жизнь шакала! Я…
Дикие вопли внезапно стихли, граф обмяк на руках удерживавших его санитаров и секундантов. Он умер! У молодого человека случился удар, и граф, не приходя в сознание, скончался всего через несколько часов после смерти возлюбленной и моего появления на свет. Как выяснилось при вскрытии, Владимир обладал железным здоровьем, однако в мозгу у него находился расширенный кровеносный сосуд, так называемая аневризма, который лопнул в момент наибольшего эмоционального возбуждения.
История стала «скандалом номер один» за 1911 год в благородном московском обществе. Изначально все были уверены, что жертвой дуэли станет мой несчастный, отец, которого уважали как юриста, но никто особенно не любил. На словах порицая, почти все общество тайно было на стороне красивой молодой пары — моей матушки и графа Сипягина. Застрели Владимир моего отца, графу, возможно, грозила бы пара недель гауптвахты, однако бомонд не осудил бы его. Лидочка и граф поженились бы, прибрали к рукам деньги моего отца и зажили бы в свое удовольствие, никем не отвергнутые и принимаемые в лучших домах Москвы. Об отце же быстро забыли бы как о смешном неудачнике и глупом рогоносце.
