Человеческая гавань - Линдквист Йон Айвиде (мир книг .txt) 📗
Андерс медленно дошел по главной дороге до пирса, посмотрел на оставленную на улице летнюю мебель, забытую до следующего лета. Вещи были брошены так, как будто владельцы уезжали в последнюю минуту.
В одном из домов, ближнем к пристани, горел свет. Андерс был в этом доме много раз: там жила Элин. Почти десять лет назад он видел ее, почти двадцать лет назад они перестали общаться. Раньше он, как и весь шведский народ, часто видел ее по телевизору и в газетах, пока несколько лет назад она не исчезла куда — то.
Дом был одним из небольших в округе, но имел свой собственный причал и колодец. Андерс решительно подошел к двери и постучал.
Никто не отозвался. Он постучал еще раз. Наконец послышались шаги, и чей — то голос спросил:
— Кто это?
Это был не голос Элин, спрашивал как будто мужчина. Андерс сказал:
— Меня зовут Андерс. Я ищу Элин. Элин Гренвалль.
Теперь, произнеся ее имя вслух, он вспомнил, почему они перестали общаться. Почему они все тогда перестали общаться.
Элин. Жоэль.
Боже мой, как же он успел все забыть. Сейчас он был рад, что Элин не оказалось дома. Андерс уже собирался уходить, но дверь отворилась. Он сделал попытку улыбнуться и, увидев открывшего, замер на месте.
Если бы не старые фотографии в газетах, он никогда бы не узнал женщину, с которой столько раз встречался в детстве.
Что они сделали с ней? Что случилось?
Он не знал, кто это «они», но было невозможно представить, чтобы кто — то пошел на это сознательно, отдавая себе отчет в собственных намерениях. Андерс собрался с духом.
У нее изменился даже голос. В семнадцатилетнем возрасте ее голос звучал как у ребенка, а позднее над этим даже смеялись в прессе. Теперь ее голос стал низким, с раздраженными интонациями. Это был голос пожилого, уставшего от жизни человека.
Андерс никак не мог придумать, что сказать, и наконец пробормотал:
— Я шел и увидел свет, и вот…
— Заходи.
В доме даже пахло совершенно по — другому. Казалось, сюда давным — давно не ступала нога человека. Андерс представил себе, что Элин просто принуждают тут находиться.
— Хочешь чего — нибудь? — спросила Элин. — Кофе? Вина?
— Да, немного вина, если можно.
Андерс кинул на нее быстрый взгляд, но тут же опустил глаза. Смотреть на нее было трудно. Он сосредоточился на развязывании своих шнурков, а Элин в это время исчезла на кухне.
Что она с собой сделала?
В молодости она была довольно милой. Потом она оперировала грудь и губы, чтобы стать классической вамп, одной из тех, кто мечется между фотосессиями, вечеринками и скандалами.
Разумеется, можно понять, когда человек делает себе операции, чтобы стать красивее или вернуть молодость.
Но как объяснить действия Элин? Зачем она превратила себя в такую уродину? Что могло подвигнуть человека на такие поступки? Какие греховные мысли?
За окном виднелось спокойное море. Картинка была ясной, как фотография. Элин наполнила вином бокалы, они подняли их и выпили.
— Помнишь, мы сидели тут по вечерам? Когда мамы и папы не было?
— Да. И по ночам тоже. Допоздна.
Элин кивнула головой и продолжила смотреть в окно. Тем временем Андерс рассматривал ее.
Нос, раньше узкий и прямой, теперь стал в два раза больше и приплюснутым. Подбородок — выступающим и каким — то четырехугольным. Линии щек и ямочки на них исчезли. А губы…
Губы, казалось, были так сжаты, что превратились в пару тонких кривых линий, обозначавших рот.
Под глазами у нее были жуткие мешки, которые были бы уместны женщине на двадцать лет старше Элин, и под мешками Андерс даже в плохом освещении увидел большие шрамы. Он сделал глоток вина, выпив разом почти половину бокала. Элин смотрела на него, и он не мог понять, что выражает ее лицо.
Давай поговорим о чем — нибудь. Надо срочно что — то вспомнить, из детства, может быть…
Чем мы занимались тогда, на самом — то деле?
Он искал в памяти что — то смешное, над чем они могли бы посмеяться, и тогда это напряжение прошло бы. Но он ничего не помнил, только то, что они пили чай, много чая с медом… и тут у него вырвалось:
— Что ты, ради всего святого, сделала со своим лицом?
Элин раздвинула тонкие губы, что, по всей видимости, должно было изображать улыбку.
— Дело не только в лице.
Она вышла на середину кухни и рывком подняла рубашку. Андерс опустил глаза, и Элин сказала:
— Посмотри.
Он посмотрел. Тяжелая грудь как будто бы съежилась. Живот свисал над джинсами безобразными складками.
— Поработали с грудью, остался живот.
— Но зачем? Почему? Элин, я ничего не понимаю…
Она опустила рубашку, села за стол, допила вино и снова наполнила свой бокал:
— Чтобы… чтобы…
Ее голос сорвался. Казалось, ей было трудно говорить.
— И я еще не закончила.
— Что ты имеешь в виду?
— Я буду делать еще операции. Много операций.
Андерс внимательно смотрел на нее, пытаясь найти следы безумия. Но нет, она не производила впечатления сумасшедшей. Она была лишь печальной и, наверное, какой — то фанатичной.
— Элин, я ничего не понимаю.
— Я тоже, — кивнула Элин, — но это так.
— Но что… что ты будешь делать?
— Пока не знаю.
— Но как врачи соглашаются идти на такие операции?
Элин перебила его:
— Если есть деньги, то всегда найдутся люди, готовые пойти на все, что угодно. А деньги у меня есть.
Андерс повернулся и посмотрел в окно. Ветер шелестел в елях.
— Ты думаешь то же самое, что и я? — спросила Элин.
— Не знаю, возможно.
— В конце концов, все пропало.
— Да.
Они поменяли тему и стали вспоминать своих старых друзей. Андерс рассказал о Майе, стараясь не расплакаться и не быть слишком откровенным, удерживаясь на самой грани, и ему это удалось.
Наконец почти стемнело, и Андерс поднялся, сказав, что пойдет домой.
— Я теперь живу здесь неподалеку.
Ему пришлось потрудиться, чтобы завязать шнурки. Элин стояла и смотрела на него, склонив голову:
— Почему ты вернулся?
Андерс закрыл глаза. Почему он вернулся? Он поискал подходящий ответ и в конце концов сказал:
— Я хотел быть рядом с тем местом, которое имеет для меня значение.
Он взялся за ручку двери и, перед тем как выйти на крыльцо, спросил:
— А ты?
— Я просто хотела убраться от любопытных глаз.
Андерс пьяно кивнул. Ну да, все понятно. Он помахал на прощание и закрыл за собой дверь.
Уже совсем стемнело, когда Андерс шел через ельник. Ветер стал сильнее, деревья раскачивались из стороны в сторону, море глухо шумело. Он думал об Элин.
Я еще не закончила. Я буду делать новые операции.
Он засмеялся. Странная она. Тратить свои деньги на то, чтобы с каждым разом становиться еще страшнее, еще уродливей. Зачем? Что движет ею? Непонятно.
Или это было — искупление?
Большой бумажный мешок с продуктами стоял за дверью. Андерс распаковал мешок на кухне. Когда все было готово, он выпил воды, чтобы разбавить алкоголь в крови, потом сел за кухонный стол и стал работать с бусинками.
Кухонные занавески слабо шевелились из — за неплотно закрытого окна. Он зажег плиту, чтобы прогреть комнату. Затем он вернулся к бусинам.
Три голубые и большая белая, как будто это небо и облака.
Теперь они любили друг друга не так часто, как раньше, но зато уж если занимались любовью, то куда более основательно.
В первое лето Симон и Анна — Грета не могли оторваться друг от друга. Из — за Йохана они старались встречаться только по ночам, но иногда страсть охватывала их и днем, и тогда они уходили в сарай на берегу, запирались там, устраивались на куче сетей и любили друг друга.
Теперь все изменилось.
Теперь могли пройти недели, прежде чем они начинали тянуться друг к другу. Они не спали в одной постели, ведь они жили в разных домах, и потому не могли потянуться друг к другу случайно, просто так, перед сном. И Симон, и Анна — Грета рассматривали страсть как некую таинственную загадку.
