Роковые огни - Вернер Эльза (Элизабет) (бесплатные онлайн книги читаем полные txt) 📗
Мариетта вежливо привстала, когда вошла пожилая дама, которую она видела лишь мельком во время первого визита и враждебной мины которой вовсе не заметила, обрадованная встрече с подругой. Она отметила только, что будущая свекровь Тони — не особенно любезная особа, и больше не думала об этой строгой даме, с видом судьи оглядывавшей ее теперь с ног до головы.
В сущности, на вид эта Мариетта ничем не отличалась от других девушек, но она была хороша собой, даже очень хороша! Найдем изъян! Ее вьющиеся волосы были обрезаны, это неприлично! Ее прочие дурные качества, несомненно, должны были выясниться при разговоре — и разговор начался.
— Вы дружны с невестой моего сына, дитя мое?
— Да, — последовал непринужденный ответ.
— Как я слышала, вы подружились еще в детстве? Вы воспитывались в доме доктора Фолькмара?
— Да, я рано лишилась родителей.
— Мой зять говорил мне об этом. Чем занимался ваш отец?
— Он был доктором, как и дедушка, да и моя мать была Дочерью доктора; настоящая семья медиков, не правда ли? Одна я выбрала другое занятие.
— Да, к сожалению! — с ударением сказала Регина.
Девушка взглянула на нее с удивлением. Что это? Шутка? Но на лице дамы не было и следа шутливого выражения и, кроме того, она продолжала:
— Вы, конечно, согласитесь со мной, дитя мое, что тот, кто имеет счастье происходить из уважаемой, почтенной семьи, должен быть достойным этого счастья. При выборе занятия вам следовало это учесть.
— Боже мой! Не могла же я изучать медицину, как мой отец и дедушка! — воскликнула Мариетта, звонко рассмеявшись.
Разговор казался ей крайне забавным, но ее замечание очень не понравилось строгому судье. Регина резко возразила:
— Слава Богу, на свете существует немало приличных и почетных профессий для девушки. Вы певица?
— Да, я пою на сцене придворного театра.
— Знаю. Вы хотите бросить сцену?
Этот вопрос был задан таким повелительным тоном, что Мариетта невольно отпрянула. Она все еще думала, что упорная молчаливость и стремительный побег Виллибальда доказывали его ненормальность, но теперь у нее вдруг мелькнула мысль, что он страдает семейным недугом, полученным в наследство от матери, потому что с ней было явно не все в порядке.
— Бросить? — повторила она. — Зачем?
— Из уважения к нравственности. Я готова протянуть вам руку помощи. Сойдите с этой стези легкомыслия, и я обещаю найти вам место компаньонки.
Молодая певица поняла, в чем дело, и, рассерженно откинув назад кудрявую головку, воскликнула:
— Очень благодарна вам! Я люблю свое занятие и не собираюсь менять его на какое-нибудь другое, я не хочу быть зависимой и не гожусь для роли старшей горничной.
— Я ожидала такого ответа, но считала своим долгом еще раз обратиться к вашей совести. Вы еще очень молоды и потому не можете понять всей полноты ответственности; главная вина падает на доктора Фолькмара, обрекшего на такую жизнь дочь своего сына.
— Покорнейше прошу вас оставить в покое моего дедушку! — вспыльчиво крикнула Мариетта. — Если бы вы не были будущей свекровью Тони, я не стала бы даже отвечать на ваши вопросы, но оскорблять моего дедушку я не позволю никому на свете!
Обе дамы были так возбуждены, что ни одна из них не заметила, как на пороге соседней комнаты появился Виллибальд. Увидев мать, он испугался и поспешно сунул в карман что-то, бережно завернутое в бумагу, но остался на пороге.
— Я вовсе не намерена спорить с вами, дитя мое, — сказала Регина сильно повышенным тоном, — но я действительно будущая свекровь Тони и в качестве таковой имею право оберегать ее от знакомств, которые нахожу неприличными. Прошу вас понять меня правильно. Я не спесива, и внучка доктора Фолькмара, на мой взгляд, может дружить с моей невесткой, но особа, посвятившая себя театру, должна искать себе подруг исключительно в театральном мире, а здесь, в Фюрстенштейне... Надеюсь, вы меня поняли?
— О, да, я понимаю! — — Мариетта вдруг густо покраснела. — Вы можете не продолжать, я прошу вас сказать мне только еще одно: господин фон Шонау и Антония согласны с тем, что вы мне сообщили?
— В принципе — разумеется, но, понятно, им не хотелось своим отказом... — и выразительное пожатие плеч дополнило фразу.
Регина без зазрения совести погрешила против истины. Увлекшись собственным мнением, она убедила себя, что лесничий только из духа противоречия, а Антония только из добродушия настаивают на продолжении знакомства, которое тяготит их самих, и потому решила положить ему конец. Но тут произошло нечто совершенно неожиданное. Виллибальд двинулся вперед и проговорил голосом, выражавшим и просьбу, и упрек:
— Но, мама...
— Это ты, Вилли? Что тебе здесь надо? — спросила Регина, только теперь заметившая его присутствие и недовольная, что ей помешали.
Виллибальд прекрасно видел и слышал, что мамаша гневается, но удивительно храбро подошел ближе и повторил:
— Но, мама, Тони никогда и не думала желать, чтобы фрейлейн Фолькмар...
— Как ты смеешь? Не хочешь ли ты уличить меня во лжи? — сердито закричала мать. — Тебе какое дело до того, о чем мы говорим с фрейлейн Фолькмар! Видишь, твоей невесты тут нет, ну и убирайся!
Владелец майората очень смутился и покраснел. Хотя он давно привык к такому обращению, но присутствие девушки все-таки сконфузило его, и, казалось, он даже хотел возразить. На его лице появилось выражение упорства, однако при грозном окрике матери: «Ну, слышишь ты или нет?» — старая привычка взяла верх: он нерешительно повернулся и ушел из комнаты, оставив дверь полуотворенной.
Презрительно сжав губы, Мариетта посмотрела ему вслед и снова обернулась к своей противнице.
— Можете быть спокойны, я в последний раз в Фюрстенштейне. Так как господин фон Шонау встретил меня по-прежнему приветливо, а Тони — по-прежнему сердечно, то я не могла Подозревать, что они считают меня заклейменной позором, иначе я, конечно, не стала бы навязывать им свои визиты. Больше этого не будет, никогда!
Голос отказывался ей служить, она едва сдерживала подступавшие слезы, и ее маленький ротик так жалко и горько подергивался, что Регина почувствовала, как далеко зашла в своей грубости.
— Я не хотела обижать вас, дитя мое, — примирительно сказала она. — Я хотела только объяснить вам...
— Не хотели обижать меня и говорите такие вещи? — перебила ее девушка, внезапно вспыхивая гневом. — Вы обращаетесь со мной как с какой-нибудь отверженной, которая не должна даже близко подходить к порядочным людям, и все только потому, что Бог дал мне талант и я зарабатываю им свой хлеб и доставляю людям удовольствие. Вы оскорбляете моего милого старого дедушку, который принес столько жертв, чтобы дать мне образование, и которому так тяжело было отпускать меня в люди. Прощаясь со мной, он с горькими слезами на глазах обнял меня и сказал: «Оставайся честной, Мариетта! Честной можно быть везде. Я не сегодня-завтра закрою глаза и ничего не смогу оставить в наследство; ты должна сама заботиться о себе». И я осталась честной и всегда буду честной, хотя мне это будет не так легко, как Тони, у которой богатый отец и которая оставит родительский дом лишь для того, чтобы перейти в дом мужа. Но я не завидую ей в том, что она будет иметь счастье называть вас матерью!
— Вы забываетесь! — воскликнула оскорбленная Регина, величественно выпрямляясь во весь рост.
Но Мариетта не испугалась.
— О, нет, забываюсь не я; это вы забылись, когда оскорбили меня без всякого основания! Я знаю, что Тони и ее отец находятся под вашим влиянием и потому отворачиваются от меня; но все равно, я не нуждаюсь в их доброте и дружбе, если они так непрочны; мне не нужно подруги, которая отказывается от меня по приказанию свекрови; передайте ей это!
Девушка порывисто повернулась и выбежала. Но в соседней комнате самообладание, которое она с таким трудом сохраняла все время, оставило ее; горе пересилило гнев, и мужественно сдерживаемые слезы хлынули потоком. Она прислонилась головой к стене и горько расплакалась от обиды.
