Флирт в Севильи - Абдуллаев Чингиз Акифович (читаем книги txt) 📗
«Двадцать первый век, — подумал Дронго, — новое тысячелетие. А люди по-прежнему обманывают, убивают друг друга, пытаются свести счеты, сходят с ума и ненавидят себе подобных. Человечество не умнеет и не меняется».
Дронго принял душ и лег спать.
Спал он достаточно тревожно, хотя его редко мучили кошмары. Тревожные мысли не давали заснуть.
Еще совсем маленьким мальчиком он часто видел кошмары, которые заставляли его просыпаться и бежать к матери. Уже будучи взрослым, он понял, что глубокая впечатлительность ребенка связана с бурным детским развитием. Кошмары преследовали его довольно часто, и мать, чтобы успокоить сына, водила его по комнатам. Пока однажды ему самому не надоели подобные ужасы. И он заставил во сне отступить кошмар. Маленький ребенок во сне победил свой кошмар. Проснулся он тогда с удивительным ощущением победы. Ему было шесть или семь лет. Он заставил кошмар отступить раз и навсегда.
И никогда после этого кошмары больше не преследовали его во сне. Наоборот, он видел удивительные сны. Цветные и прекрасные. Иногда грустные, иногда тревожные, иногда счастливые, но кошмары больше не повторялись. Зато он часто летал во сне и сохранил эту удивительную способность навсегда.
Проснулся он достаточно поздно, было уже около десяти. Едва он успел побриться, как позвонил портье. Он попросил Дронго спуститься вниз, где ему необходимо было сдать отпечатки пальцев. Криминалисты приехали прямо в отель, чтобы на месте проверить все отпечатки пальцев и сравнить их с найденными в комнате погибшей. С самого утра в отеле работала полиция. После того как все сдали отпечатки, следователь разрешил им пройти в ресторан и позавтракать.
Гарсиа, приехавший еще в девять часов утра, был особенно печален. Съемки могли быть сорваны, хотя группа французских визажистов и фотографов уже ждала их сегодня для вечерней работы после сиесты.
— Следователь сказал, что на проверку у них уйдет около двух часов, — пояснил Гарсиа собравшимся членам группы. — Может быть, мы пока зайдем в наш собор? Я думаю, будет правильно, если мы с вами помолимся за погибшую сеньору Лилию.
— Пойдемте, — неожиданно поддержал его Круминьш, — это очень правильное решение. Бедной Лиле это бы понравилось. Сегодня он был одет в выглаженную темно-зеленую майку и светлые брюки. Очевидно, он успел получить свое белье из химчистки. Дронго заметил, как переглянулись Ингрид и Лена. Вероятно, они гораздо лучше знали, как поступила бы Лилия, если бы была жива. Она наверняка предпочла бы посетить магазины вместо собора. Но никто ничего не сказал.
— Правильно, — согласилась Рута Юльевна.
На ней были белые брюки и белая хлопчатобумажная рубашка. Лена спустилась вниз в длинной юбке и светлой майке, на Ингрид было лиловое платье чуть выше колен. Балодис явился небритый, в джинсах и в рубашке с короткими рукавами. Дронго был в темно-синей тенниске и светлых брюках.
Гарсиа куда-то исчез на несколько минут и появился с молодым полицейским, который должен был сопровождать группу в кафедральный собор. Дронго надел темно-синюю тениску и светлые брюки. Когда все вышли из отеля, Дронго чуть отстал от группы, заметив, что Ингрид идет позади всех.
— Вчера вы нас бросили в ресторане, — сказала она, имея в виду себя и Круминьша.
— Я боялся, что может случиться нечто подобное и с вами, — пояснил Дронго, — поэтому не хотел, чтобы вы выходили из ресторана. Мне поручили охранять именно вас с Доколиной, хотя признаюсь, что я должен был предвидеть возможную опасность и для других членов вашей группы.
— И вы сразу обо мне забыли, — усмехнулась Ингрид. Волосы у нее были собраны в несколько небрежную прическу, придававшую ей определенный шарм.
— Меня допрашивали последним, — пояснил он, — а потом еще ночью ко мне пришел сотрудник местной службы безопасности. Я видел, как вы пошли в номер.
— Я не пошла в номер, — возразила она, — я переоделась и спустилась в холл. В такую ночь я не могла спокойно уснуть и думаю, никто не спал. Я видела, что вы уходите с Леной. Вам, очевидно, все равно, с кем проводить время. Со мной или с ней, или с покойной Лилией. Вы принадлежите к легко узнаваемому типу мужчин.
— Надеюсь, я вас не разочаровал. Ваша подруга решила погулять, а мне не хотелось, чтобы она одна уходила из отеля. Поэтому я решил ее проводить. Неужели вы считаете, что я поступил неправильно?
— Не знаю, — пожала она плечами, — это ваше дело. Вообще-то, Лена нравится мужчинам больше, чем я. Во время конкурса все смотрели только на нее. Но почему-то отдали первые места мне с Ингеборой.
— Они сделали правильный выбор, — тактично заметил Дронго. — Вы мне тоже больше нравитесь, чем ваша подруга.
— Поэтому вы гуляете с ней, а не со мной? — горько усмехнулась она.
— Ненавижу оправдываться, — заметил Дронго. — Неужели вы не поняли? Я не хотел отпускать Лену одну в ночной город. Кстати, выяснилось, что правильно сделал. Едва я отошел от Лены у памятника Веласкесу, как к ней сразу начал приставать местный Дон-Жуан. Разве вы не знаете, что Севилья город Дон-Жуана?
— Не сомневаюсь, что вы ее защитили.
Группа переходила дорогу, и полицейский подождал, пока Ингрид с Дронго перейдут улицу.
— Мне кажется, она не нуждалась в вашей защите, — добавила Ингрид, — и напрасно вы так рьяно за ней ухаживали. Кажется, у нее другие предпочтения.
— Вы иногда бываете несправедливо злой, — сказал Дронго.
Ингрид замолчала. Затем осторожно произнесла:
— Извините. Но мне было обидно. Когда я увидела, что вы с ней уходите.
Они подошли к собору. Здесь уже стояла вся группа. Рута Юльевна строго всех оглядела. Заметив, что Ингрид и Дронго подошли вместе, она неодобрительно сжала губы, но не посмела сделать замечание в присутствии остальных. Балодис одобрительно кивнул, Лена удивленно взглянула на них, а Круминьш просто отвернулся. Только Меднис улыбнулся своей издевательской улыбкой, словно зная нечто такое, чего никто не знал.
Они вошли в собор. Величественное здание севильского собора начали сооружать в тысяча четыреста втором году на фундаменте мечети Альмохадов. Некоторые постройки были еще целы и их несколько раз перестраивали. Например, почти стометровая башня-колокольня Хи-ральда была построена еще в конце двенадцатого века как минарет мечети. В конце шестнадцатого века собор был практически закончен и стал одним из самых известных христианских храмов в мире.
У алтаря собора можно было увидеть тридцать шесть картин, рассказывающих о жизни Иисуса Христа и его матери Девы Марии. Собственно, собор и был назван именем Девы Марии. В примыкающих к собору постройках можно было любоваться картинами Сурбарана и Мурильо.
В самом соборе кроме роскошного позолоченного алтаря находилась Королевская капелла, рядом с которой покоились останки взявшего город Фердинанда Святого и его сына Альфонса Мудрого. Но самым известным сооружением собора было надгробие Колумба, на высоком постаменте четыре искусно выполненные бронзовые фигуры несли гроб, также выполненный из бронзы.
Гарсиа, влюбленный в свой город и его историю, не закрывал рта ни на минуту. Он показывал детали Собора, рассказывал о каждой из них, поминутно оглядываясь на гостей, словно проверяя впечатление от сказанного. Круминьш слушал его равнодушно: похоже ничто не могло вывести режиссера из состояния мрачной меланхолии. Меднис почти не слушал. Он часто отвлекался, отходил, рассматривая картины или фрески, громко и смачно жевал. Женщины внимательно слушали Гарсиа. Балодис также не отходил от них, а Дронго, вообще любивший узнать что-нибудь новое, также внимательно слушал пояснения испанца.
Они вышли во внутренний двор, похожий на черно-белую шахматную доску, настолько искусно были уложены темные и светлые камни. Это место раньше называлось Апельсиновым двориком и во времена правления мавров служило местом омовения верующих.
— С другой стороны можно выйти на дворец Алькасар, — вдохновенно рассказывал Гарсиа, — в течение семи веков он служил дворцом испанских королей. Там жил известный своей жестокостью Педро Жестокий, который убил не только своего родного брата Фадрика, но и, пренебрегая всеми законами гостеприимства, даже осмелился убить своего гостя — правителя Гранады Абу Сайда, чтобы завладеть его сокровищами. При этих словах Гарсиа Лена вздрогнула, Рута Юльевна нахмурилась, Ингрид побледнела. Балодис шумно вздохнул и оглянулся, а подошедший в этот момент Меднис только улыбнулся, показывая свои лошадиные зубы.
