Рота Его Величества - Дроздов Анатолий Федорович (книга жизни .txt) 📗
— Сергей Иванович! — сказал Ливенцов сотнику, отрываясь от бинокля. — Передайте на батарею — первая отметка, один залп.
— Батарея! — прокричал сотник в дверь. — Отметка один! Залп!
В стороне ухнули минометы. Мины легли с небольшим недолетом — в нескольких метрах от наступающей цепи. Несколько солдат упало, но остальные продолжили движение. Причем ускорили шаг.
— Ладно! — вздохнул есаул. — Мы предупредили. Батарея — беглый огонь!
Сотник продублировал приказ. Минометы заухали часто-часто, выплевывая мины одну за другой. Кусты разрывов черной стеной встали среди наступающих, на какое-то время закрыв их от взгляда. Казалось, в аду, что воцарился сейчас в дальнем конце долины, не осталось ничего живого. Но вот из полосы дыма вывалился человек, затем еще… Цепи, заметно поредевшие, теперь уже не идеально ровные, но по-прежнему целеустремленные, шли к высоте.
«Они что, больные? — подумал я. — Или у командира крыша съехала? Положат же всех!»
— Отметка два! — прорычал Ливенцов, подтверждая мой вывод. — Беглый огонь!
Опустив трубу, я смотрел на сцену уничтожения. Батарея переносила огонь еще раз и умолкла, когда до редких цепей противника осталось метров двести. Уцелевшие очхи, выставив перед собой штыки, бежали вверх, на потных лицах солдат читались отчаяние и тупая решимость.
— Сергей Иванович! — сказал Ливенцов. — Командуйте!
— Со-отня! — закричал сотник. Казаки вскочили и встали у бруствера. — Це-лься! Пли!
Грохнул залп, ружья протрещали еще дважды и умолкли. Казаки торопливо перезаряжали свои полуавтоматы. Стрелять, однако, было не в кого: вверх по склону уже никто не бежал. Повсеместно валялись тела, редкие уцелевшие устремились прочь. Некоторые ковыляли, опираясь на ружья, кое-кто полз.
— Суки! — сказал я. — Погубили людей!
— Вы абсолютно правы, Илья Степанович! — сказал Ливенцов. В этой изысканной вежливости звучала горечь. — Иногда мне кажется, что таким способом они сокращают число ртов.
В склон высоты ударил снаряд, другой…
— Батарею и людей в укрытие! — прокричал Ливенцов. Сотник убежал исполнять приказ, мы остались в блиндаже. — Ну вот! — продолжил есаул, бросив взгляд на часы. — Постреляют минут двадцать и снова пойдут.
Словно подтверждая его слова, снаряд ударил в перекрытие блиндажа. Нас окатило пылью, земля и мелкие камешки посыпались мне за шиворот.
— Отсюда лучше уйти! — посоветовал Ливенцов.
Пригибаясь, мы пробежали траншеей и выбрались на обратный склон высоты. В щелях, отрытых в каменистом грунте, прятались казаки. Мы двинулись к ближайшей, как к Ливенцову подлетел взъерошенный Рик.
— Господин есаул! Станица горит!
Мы, не сговариваясь, посмотрели в тыл. Над видневшейся вдали станицей поднимался столб дыма.
— Угодили снарядом! — вздохнул Ливенцов.
— Господин есаул, это мой дом! Там Ула!
«Господи!» — подумал я, похолодев.
— Господин есаул, разрешите!
— Скачи! — кивнул Ливенцов.
— Я тоже!
— Илья! — Ливенцов достал из кобуры пистолет. — На всякий случай!
Я кивнул, взял оружие и побежал по склону. Рик опередил меня на десяток метров. Пока коновод подвел мне жеребца, он уже скакал, поднимая пыль. Я сунул пистолет за пояс и забрался в седло. По пути я рассмотрел оружие. Это был «ТТ» послевоенного выпуска: с рифлением на кожухе затвора и пластмассовыми щечками на рукояти. Щечки украшала пятиконечная звезда. Нарезное оружие в Новой России, судя по всему, все же водилось и попадало сюда известным путем…
Когда я подскакал, крыша дома уже рухнула. Взметнувшиеся языки пламени лизали закопченный остов печки, ветви на окружавших дом яблонях обуглились и походили на кости скелета. Некоторые деревья дымились. От недавней красоты не осталось и следа. Людей вокруг пожарища не было: попрятались от обстрела в погребах; только Рик, заслоняясь рукой от жара, метался по двору, клича сестру. Внезапно он сел и обхватил голову руками.
Я соскочил на землю, подошел. Он поднял мокрое лицо.
— Ула…
— Не ной! — Я вздернул его на ноги. — Она наверняка убежала или спряталась. Надо искать!
Я кривил душой. Если снаряд угодил прямо в дом, а Ула была там… Рика, однако, следовало отвлечь. Он побежал к сараю, я — следом. В сарае Рик обыскал каждый уголок и повернул ко мне расстроенное лицо.
— Баня! — напомнил я.
Он вылетел наружу, едва не сбив меня. Я устремился следом, на ходу соображая, что делать, если Улы в бане нет. В том, что это так, я почти не сомневался. Рика следует увести, предпринять розыск по всей станице. Пусть он устанет и не увидит, как будут разбирать головни на пепелище…
Дверь бани оказалась запертой изнутри. Рик дернул за ручку раз, другой, затем заколотил в дверь кулаком.
— Ула, открой! Это я, Рик!
За дверью что-то пробормотали, и она распахнулась. Ула, растрепанная, с прихваченными огнем волосами, стояла на пороге, одной рукой держась за ручку двери, другой прижимая к груди котенка. Глаза у нее были белые и неподвижные.
— Ула! — Рик сгреб сестру и прижал к груди.
Котенок тоненько пискнул, Ула вскрикнула и вдруг зарыдала в голос.
— Сестричка!.. — Рик гладил ее по спине.
— Они грозились меня убить, потом подожгли дом… — говорила Ула прерывающимся голосом.
— Кто они? — отстранился Рик.
— Очхи…
— Откуда здесь очхи?
— Не знаю! Ворвались, спрашивали, где проходчик, затем выгнали меня и подожгли дом. Ваську не позволили забрать, кричали на меня… Я подождала, пока они ушли, и вбежала в дом, а он уже горит… Еле Ваську нашла, он под кроватью спрятался…
— Какой проходчик?
— Вот он! — Ула указала на меня.
Рик посмотрел недоуменно.
— Мог сам догадаться! — сказал я и оглянулся.
Рассказ Улы мне не понравился. За плетнем почудилось движение. Я выхватил «ТТ» и передернул затвор. Фигура в защитной униформе перескочила плетень и подняла ружье. Я выстрелил. Очхи покачнулся и сунулся лицом в землю.
— В баню!..
Я затолкал брата с сестрой в баню и едва успел затворить дверь, как по ней хлестнул заряд картечи.
— Ложись!
Мы растянулись на полу предбанника. Снаружи, однако, более не стреляли. Я вскочил и, осторожно ступая, подошел к двери. Выглянул в щель. Несколько фигур в униформе окружили баню и стояли, держа ружья на изготовку. Одна, с забинтованной головой, выступила вперед. Лицо очхи показалось мне знакомым.
— Проходчик! Я знаю, что ты здесь! Сменил одежду, но я тебя узнал. Я видел тебя в Каменной пади.
«Где я приложил тебя прикладом!» — дополнил я.
— Моя фамилия Сенцов, я лейтенант пограничной стражи Союза. Выходи! Мы не причиним вреда — ни тебе, ни остальным. Ты пойдешь с нами, а они останутся.
— А если не выйду? — спросил я, стараясь пересчитать врагов сквозь щелку.
— Подожжем баню — выйдешь!
В поле моего зрения попадали лишь трое очхи — плохо. Я склонился к Уле.
— Сколько их было?
— Не помню! — Она наморщила лобик. — Пять или шесть, может, больше. Я не считала.
Если «больше», то семь или восемь, вряд ли десять. Десять с пятью не спутаешь. Все равно много.
— Эй, проходчик! — подал голос очхи за дверью. — Что молчишь?
— Думаю!
— Думай быстрее! Времени нет!
— Рик, ты можешь забраться на чердак? — спросил я шепотом.
Он кивнул.
— Лезь! Когда я выйду к ним, выбей дранку и стреляй! Можно не прицельно: главное, чтоб они посмотрели вверх. Только не увлекайся — изрешетят! Выстрелил — и сразу вниз!
— А ты?
— Нам нельзя ждать — зажарят! Я справлюсь. Давай!
Рик вскочил и ловко, как кошка, скользнул в люк на потолке, предварительно забросив в него ружье. Я достал обойму из «ТТ», пересчитал патроны. Все правильно: шесть в обойме, один в стволе, один я истратил. Я вновь зарядил пистолет и сунул его за пояс сзади. В фильме «Крепкий орешек» Брюс Уиллис цеплял ствол на скотч пониже затылка. Красиво, но рискованно: скотч может прихватить ствол намертво, да и хватать неудобно — мы проверяли. Мы парни простые, нам можно дешево и сердито.
