Возвращение астровитянки - Горькавый Ник (первая книга txt) 📗
Мог ли слепой случай, неуклюжий топор дарвиновской эволюции — создать такое чудо? Я проводил взглядом бабочку, протанцевавшую над моим плечом… Но думал я о рыжеволосой девушке. Кто сотворил весь этот мир? Почему наш мир устроен именно так, а не иначе? Любимая проблема, ломающая мою бедную голову. Любимая девушка как мировая загадка.
— Выкопал какую-нибудь научную истину умник?
— Я нашёл центр мира. Его носит в сумочке рыжая девчонка.
Бог? Слишком просто. Не люблю незамысловатых ответов. Решение «бог» не могло быть правильным — этот ответ дармовой, как благотворительный суп для клошаров. Раздают на рю Бонапарта. Бесплатен и безвкусен. Объясняет всё и ничего. Настоящая истина — это инсайт поразительного вкуса и счастья. Чертовски дорогая штука. В кредит не возьмёшь. Даже выплатив всё наперёд, можешь ничего не получить взамен.
Приметил: все вдохновляющие меня истины лежат вне человеческой сущности. Человек любое озарение изгадит и обернет в трагикомедию. Аминь.
Я остановился. На площади Монжа лежал живописный бездомный. Спал, вольно вытянув ноги в когда-то белых кроссовках. Синий потёртый плащ, лохматая пегая борода и грязная шевелюра с запутавшимися лепестками цветов. На тротуаре аккуратно стояла полупустая бутылка с дешёвым красным вином. Я наклонился к спящему и спросил:
—Кто создал этот мир?
Мужчина всхрапнул, открыл мутные голубые глаза, поводил ими вокруг.
—Это я, Франсуа, — прохрипел он.
Один его зрачок был круглый и хитрый, другой — вертикально-щелевидный и безумный.
— Зачем он? Зачем мы? — спросил я.
— Это для меня, — сказал невнятно бездомный, ухватил бутылку и ловко присосался к ней, не поднимая головы с тротуара.
Интересно. Я отправился дальше. Взял Бог — да и создал себе Вселенную, чтоб побыть в ней самым беспечным представителем. Вот выспится, стряхнет с плеч этот мир, как старую хламиду, и создаст себе с иголочки новый. Где будет спать большой красной лягушкой в тёплой метановой луже. Бог как клошар. Непротиворечиво и не доказуемо. Жутковатая патология зрачка. Очень редкая. Что сквозь него видно?
Я рассеянно поднял сухую веточку с газона, надломил — и вздрогнул. Срез ветки был аспидно-чёрным. Опять!
Когда я был мальчишкой, то заметил на улице чей-то велосипед и бесцеремонно сел на него. К моему восторгу, велосипед быстро разогнался и вмиг домчал меня до рю Кассини, где я никогда раньше не был.
И я с ужасом увидел, что улица кончается абсолютно чёрной стеной. Велосипед сам чудом остановился, с разгона упёршись передним колесом в стену мрака. Что было дальше — не помню.
Я очнулся уже на скамейке, велосипеда рядом не было, как и стены, — улица Кассини преспокойно простиралась дальше. Рядом стоял человек, который назвался доктором. Я рассказал ему про стену — он успокоительно покивал, потом заявил, что это привиделось мне из-за редкого и довольно безобидного расстройства глазного нерва. Доктор дал таблетку и сказал, что такого больше не повторится, но мне лучше вернуться в Интернат.
Я вернулся домой и почему-то стал избегать покидать свои обычные улицы обитания. Несмотря на обещания доктора, чернота иногда проступала сквозь обычные вещи: когда я зачем-то дёрнул капот припаркованного автомобиля, то он открылся, но вместо мотора я увидел ту самую тьму.
Один раз я свернул с тротуара и подошёл к стае птиц, сидящих на газоне, пытаясь рассмотреть их поближе. Они посвистывали, не замечая меня, а потом чёрный вихрь неожиданно смыл всю птичью стаю. Чёрное пятно поколыхалось и быстро исчезло, оставив после себя обычную газонную траву. Но оттенок новой травы заметно отличался от соседней.
Я не любил эту тьму — она пугала меня. Чёрт бы побрал эти глазные нервы.
Глаза Сандры с утра беспрерывно сочились слезой. Хомяк Пуф умер. Как ни бились они с мажордомом, как ни кормили хомяка лекарствами, её любимый домашний ЗвеР-Рь был найден утром околевшим на полу своего «зверьского» жилья. Возможно, простыл на сквозняке, отчего глаз воспалился, а потом раздулся и перестал закрываться. Сандра была готова раскошелиться на операцию, но в ветеринарной клинике честно сказали — не жилец. Сандра не сдавалась, мажордом беспрерывно рылся в медицинских информаториях в поисках спасительных панацей, но Пуф, извиняясь, всё равно отправился в свою хомячью Валгаллу. Вот Сандра и захандрила: Пуф был единственным живым существом в доме. ЗвеР-Рь Пуф-ф! Прошлогодний подарок Анри, переживший их недолгий роман. С рассерженной точки зрения Сандры, Пуф был более ценным приобретением, чем Анри.
Сандра допила любимый жасминовый чай и выскочила за дверь своего гнезда на тридцать девятом этаже. Она не опаздывала, но уже выбрала запас времени «на-всякий-случай». На улице моросило, но на плащ Сандра махнула рукой. Лифт из ее апартаментов дотягивался до пешеходного тоннеля — а там метро в ста подземных сухих метрах. А галерея «Лафайет» с фирмой «Зороастр Инк» соединена задним торговым проходом.
Сандра ехала в стеклянном пенале подземки и беззвучно, но сочно бранилась. Одна мигрень от этих домашних скотов! Приютишь, ухаживаешь, любишь как дура, а потом — тебя же ножом по сердцу. Что Анри, что Пуф. Не-ет, одиночество — залог стабильности и счастья. Никого не впускать в душу! Чтоб не гадили и не помирали там.
Мимо вагона-пенала проплыли бензиновые радужные пятна картин и лысые мраморные луврские головы. Вот кого надо любить — вечные культурные ценности. Никакого выноса горшков и скандалов, напротив — эстетская приятность и интеллектуальное благоухание. Увы, секс с «Дискоболом» невозможен. И дети от «Декамерона» не рождаются. Засада!
Доехав до офиса, Сандра невольно приободрилась. В последние недели она открывала стеклянную служебную дверь с болезненно бьющимся сердцем, за что ругала себя, ругала, но ничего поделать не могла, наркотически утонув в проекте. А завтра вообще особенный день — её дежурство: еженедельный праздник внутреннего употребления.
Она зашла в корпорационный лифт, отделанный зелёным камнем, и в зеркале за золотыми перилами отразилась худенькая девушка с негустыми тёмными волосами. Ничем не особенная невзрачность. Да, да — фигура хорошая, а так — дурнушка, если честно. «Зато умная!» — как обычно и как смогла утешилась Сандра. Но она многое — интересно, сколько? — отдала бы за внешность рыжей красотки с декабрьского глянца прошлогоднего «Вог». Эта великолепная сволочь висела у Сандры прямо над столом и душой — и без устали капала кислотой.
Я подошёл к облупленной двери, вырубленной в высокой скучной стене. С завистью поглазел на старый Парижский университет. Готические крыши с побегами башенок, каменная вязь стен, презрительные водоплюйные горгульи. Волшебное здание царило сквозь ажур запущенного сквера — рассадника и прогулочной площадки гениев. В кустах пряталась бронзовая статуя римской волчицы-матери.
Кормящая сука математиков.
Со вздохом повернулся, с отвращением толкнул тугую створку и облился запахом мокрой штукатурки и кошачьей мочи. Вонь такой концентрации ощущалась даже на вкус. О, святые Галуа с Риманом! Помогите мне сегодня!
Кабина лифта долго скрипела — и открылась прямо в кабинет босса.
— А, заявился! — с неудовольствием сказал тот. Обычно он не здоровается.
— Здравствуйте, мистер Чиф, — я как всегда блеснул воспитанностью. — Итак?
— Я ещё не смотрел твоё доказательство, — сварливо пробурчал Чиф, поправляя жирной ладонью набор волосков на плоской макушке.
«Врёт! — отчётливо понял я. — Смотрел. И не раз».
—Мы договаривались. Если за два дня ошибка не будет найдена… — мне не удалось закончить фразу.
Чиф вскочил, потрясая округлыми кулаками:
—Вон! Иди к чёрту со своей свободой! Работай где хочешь! Хоть в сумасшедшем доме!
Я шмыгнул в лифт. Двери, даже закрывшись, резонировали воплям мистера Чифа:
—Но если хоть раз не выполнишь задание!.. Улыбаюсь во весь рот и танцую в кабине, гулко летящей вниз. «Свободен! Свободен!» Могу работать дома, в кафе, на пляже… хоть сидя на дереве! Уговор есть уговор. Я доказал знаменитую теорему Ферма. Ещё никому не удавалось. Взамен получил свободу от тёмной, вонючей клетки. «Рабочий кабинет». Чудаки.
