Беспризорный князь - Дроздов Анатолий Федорович (книги онлайн полные версии бесплатно txt) 📗

Ведьмарка стала натирать глиной грудь князя. Ее пальцы нащупали шрам и замерли.

– Кто тебя так?

– Того уж нет.

– Худо лечили.

– Не было лекарей.

– А ну-ка!..

Млава, омыв князя, принялась исследовать его плечи, руки и ноги. Натыкаясь на очередной шрам, качала головой. Выбежала в предбанник и вернулась с горшочком руках. Цепляя пальцами скользкую, маслянистую жидкость, обмазала ей князя от шеи до кончиков ног. При этом Млава что-то шептала. Иван не противился: ему было приятно и хорошо. Сильные, но ласковые руки скользили по его телу, сверху монотонно звучал голос ведьмарки; Иван, закрыв глаза, отдался неге. Рука Млавы скользнула ему в промежность, князь не воспротивился – не хотелось. Естество его возбудилось, рука исчезла. Иван не успел об этом пожалеть, как на смену руке явилось мягкое и теплое, которое обволокло и приняло его внутрь.

Спохватившись, Иван открыл глаза.

– Лежи! – прикрикнули сверху. – Смирно!

В следующий миг мягкое, но упругое тело пало на князя, девичьи руки крепко обхватили его за шею, а горячие губы прижались к его губам. «Целоваться не умеет!» – успел подумать князь, но тут же забыл об этом. Порыв сладкой страсти исторг из его груди стон. Крепко прижав к себе ведьмарку, Иван стал двигать бедрами, ловя приступы наслаждения, но получалось плохо: Млава лежала на нем мешком, все так же неумело тыча губами в лицо. Рассердившись, Иван стащил ведьмарку с себя, уложил спиной на лавку и задрал ей ноги. После чего пристроился сверху. Стало лучше, причем не только ему. Млава стала постанывать, а когда он ускорился, и вовсе закричала: протяжно и низко. Увлекшись, они не заметили, как дверь в баню отворилась. В проеме явилось испуганное лицо Оляты. Некоторое время он изумленно смотрел, затем втянул голову в плечи и исчез. Князь же, почувствовав последнюю, самую приятную волну наслаждения, раздвинул ноги Млавы и упал на нее, приникнув губами ее к губам. В этот раз ему ответили правильно.

9

Жеребец нес Оляту к Звенигороду. Это был все тот же Дар, полученный от воеводы Белгорода и с тех пор не покидавший хозяина. Олята к нему привык, как и жеребчик к нему – они отлично ладили. Вот и теперь Дар мчался по дороге от озера, бросая копытами грязь. Олята не подгонял: застоявшийся Дар бежал в охотку. Они ворвались в Звенигород на полном скаку (стража на воротах узнала сотника и не стала задерживать), однако за стенами Олята придержал коня, заставив его сменить галоп на рысь. У княжьих хором он бросил поводья конюху, велев выводить вспотевшего жеребца, после чего направился к себе.

Комнатка, где обитал Олята, некогда была чуланом. Из нее вытащили рухлядь, прорубили волоковое окошко, после чего занесли сундук, широкую лавку и стол – тем обустройство и кончилось. А чего более? Хозяин постоянно в разъездах, заглядывает редко, да и то – заночевать. По чину Оляте следовало жить в хоромах, только зачем они холостяку? Свой дом требует челяди, а та без хозяйского глаза забалует – станет пьянствовать и воровать. У князя лучше. И накормят, и обстирают, да и сестра рядом. Серебро к тому же целее. Его-то в достатке, но прежняя, полуголодная жизнь сделала Оляту скуповатым.

С недавних пор, однако, Олята стал подумывать о своем доме, даже приценился перед походом в Волынь. Хоромы в Звенигороде стоили дорого – стольный город! Дешевле построить. Внутри стен места давно нет, придется в посаде. Понравится ли Дануте?

Это Олята и собирался спросить. Но прежде забежал в баню (при княжьем дворе всегда натоплена), отскреб с себя застарелый пот и переоделся в чистое. Натянув шелковые порты и такую же рубаху, перепоясался ремнем с серебряными бляхами. Меч брать не стал: не на войну идет. Прицепил ромейский кинжал в богатых ножнах, сунул за голенище засапожник. Достаточно. После чего достал из сундука шелковый убрус. Полюбовавшись прихотливыми узорами работы неведомых мастеров, бережно сложил легкую ткань. Достал из кошеля и выложил на шелк золотые серьги. Лалы [14] засияли в оправе, как горячие угольки. Златокузнец просил за серьги пять гривен, срядились на трех. Упрись владимирец, Олята заплатил бы пять – серьги того стоили. Вернее, Данута их стоила…

А случилось все так. Олята выгуливал Дара за городом и, возвращаясь, услышал тонкий голосок. Он доносился из двора, мимо которого уноша проезжал. Остановив жеребца, Олята прислушался. Девичий голос выводил песенку. О женихе, уехавшем на войну, и о невесте, обещавшей его ждать. О том, как привезли милого, израненного в сече, при последнем дыхании. И, склонившись над ним, сказала невеста: «Куда ты – туда и я! Клялась я в верности и слово сдержу. Не разлучить нас вовеки. Не здесь, так на том свете, но будем мы вместе…»

Таких песен Олята не слышал. Да и слова были не слишком понятными: вроде русские, но не совсем. Олята подъехал к тыну и глянул поверх. Увиденное удивило его не меньше песни. У крыльца боярских хором росли цветы. Было видно, что здесь их специально высадили: натащили земли, вкопали кусты, после чего огородили низким плетнем. Возле кустов копошилась дева. Она срезала цветы ножиком и складывала в корзинку. При этом пела. Шелковый летник девы схватывал поясок, он выразительно подчеркивал узкую талию и небольшую, но высокую грудь. Русые волосы украшал венчик, а толстую косу – красная лента.

Олята застыл, не в силах отвести взор от незнакомки, та, почувствовав, обернулась. Олята увидел очаровательное личико с бездонными голубыми глазами, маленьким носиком и пухлыми, алыми губками. Их взоры встретились. Мгновение дева разглядывала дерзкого уношу, после чего, показав тому язык, скрылась в доме. Олята постоял, надеясь, что чаровница вернется, но на крыльце возник дюжий холоп, наградивший сотника неприязненным взглядом. Олята вздохнул и тронул Дара…

За ужином он заговорил с Братшей – тот, как и Олята, жил при хоромах. Олята надеялся как бы невзначай расспросить о таинственной деве, но не получилось.

– На дочку посла загляделся! – засмеялся побратим. – Брось! Не по тебе лада! Сватали уже – не отдает лях! Княжича, верно, ждет.

– А сам он кто? – спросил Олята. – Князь?

– Какое! – махнул рукой Братша. – Одно звание, что посол, сам же голь бесштанная. Как приехал в Звенигород, дом снял за резану, а тот дом… У смердов избы лучше. Князь Иван подивился: посол да в таком хлеву? Велел выделить свободные хоромы, весь дал в кормление. Так лях в той веси каждую корову переглядел, всех свиней исчислил, кур разве что не щупал, – Братша ухмыльнулся. – Мне тамошний тиун сказывал. Скуп лях, но дочке не жалеет: одевает, как княжну. Одна она у него. Может, потому не выдает – не хочет бобылем остаться.

– Как зовут? – спросил Олята.

– Ляха? Юлиуш.

– Дочку!

– Данута…

Назавтра Олята оседлал коня и отправился знакомой дорогой. В этот раз не повезло: Дануты во дворе не было. Олята проехал мимо раз, другой, даже постоял у тына – дева не вышла. Только занавеска в растворенном окошке ворохнулась – или это Оляте почудилось? Зато на крыльце появился знакомый холоп. Не таясь, он показал уноше здоровенный кулак.

К себе Олята вернулся мрачным. Плюхнувшись на лавку, застыл, глядя в потолок. На душе скребли кошки. А ведь жилось так славно! Посчастливилось Оляте попасть к Ивану, в ту пору – сотнику Некрасу. До него, утратив родителей, они с сестрой голодали и мерзли. У Некраса стало сытно. Олята не думал, что это надолго. Рассчитывал подкопить серебра и уйти. Завести избу, хозяйство, выдать замуж сестру. Судьба, подслушав, посмеялась и велела: «Забудь! Служи! Не пожалеешь!» И ведь не обманула! Нелегко далась Оляте сегодняшняя жизнь: с ворогом бился и в порубе сидел, но вывел его промысел божий. И десницей его был Некрас.

Оляна первой углядела, каков их хозяин, и прямо-таки прилипла к сотнику. Олята боялся, что добром это не кончится: побалуется Некрас, да и бросит. Иван и здесь не подвел: женился. Сын у сестры растет…