Средневековье: большая книга истории, искусства, литературы - Басовская Наталия Ивановна (лучшие книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗
О Венере Милосской сложены легенды, и все ходят в Лувр, чтобы посмотреть на нее или на «Джоконду». Те, кто не может пойти в Лувр, смотрят справочник, правда, при этом ничего не понимая. Мы очень часто смотрим на вещи, но не понимаем того глубокого смысла, что был в них вложен, потому что они существуют для нас только в той мере, в которой мы о них знаем, и не больше. Но самое главное – это то, что мы вообще не знаем культурного контекста, в котором они создавались и в котором родились.
Важны не только конкретные вещи и предметы, важен контекст культуры: чем тогда была сама жизнь, какой она была интересной, как она складывалась из совершенно разных вещей. Например, цеха, которые были основой всей европейской жизни, от раннего средневековья до сегодняшнего времени, – это и есть тот самый контекст. И тогда не было никакой разницы между теми, кто делал сапоги, красил ткань или строил соборы. Разница была только в том, что одни вещи живут дольше других. Но между мастерами разницы не было и нет, потому что нет разницы в отношении к тому, как человек делает саму вещь. Конечно, со временем мы, глядя на великие соборы и скульптуры на этих соборах, пытаемся их рассмотреть поподробнее. Мы начинаем анализировать и обсуждать то, что видим. Но нами уже потеряна та удивительная магма и материя, из которой этот собор рождался. Все это потеряно настолько, что сейчас, когда мы начинаем пробиваться к этому сквозь наше незнание, у нас голова идет кругом. Мы совершенно по-другому начинаем воспринимать культуру прошлого и вынуждены признать: оказывается, Средневековье напрасно называют темными временами. Оно было абсолютно гениальным!
Это удивительное время Гумилев называл «великим европейским пассионарным всплеском». По идее Л.Н. Гумилева, именно в IX веке на Западную Европу падает та самая толчковая пассионарная ситуация, которая создает необыкновенный эффект. Теорию Гумилева многие принимают и очень многие не принимают. И это настоящая трагедия для одного из величайших мировых историков. Он предложил миру свою историческую концепцию, основанную на теории пассионарности. Возможно, концепция неправильная, но о ней стоит поразмыслить, прежде чем сказать: «Неправильно!» Гумилев и сам признавал, что не понимает природу этого толчка. И хотя Гумилев пользовался теорией Вернадского, он утверждал, что эти толчки, эти пассионарные возбуждения дают такой же эффект, какой хлыст оставляет после себя на теле: после удара хлыстом по коже это место тут же вспухает. И Гумилев говорил: «Это – космическая энергия. Это – удар из космоса, рассчитать который невозможно».
Эти толчки носят в достаточной степени неожиданный ударный характер. Есть места, в которых их никогда не было, например, Англия. Эта страна никогда не находилась в зоне пассионарного толчка. А что же там происходило? Гумилев написал по этому поводу – грубовато, правда, но точно: «Ее принесли во всемирных мешках норманнские завоеватели». В 1066 году состоялось завоевание Англии норманнами, и они принесли с собой пассионарность. Возьмем Россию: большинство аристократических родов имеет татарское происхождение – Юсуповы и прочие. А английские аристократы имеют норманнское происхождение: Байрон, Черчилль – это все норманны. Гумилев считал, что там, где происходит толчок, начинается возбуждение. Создаются определенные условия, при которых возникает возбуждение культурное, возбуждение личности и происходит некое неожиданное чудо рассвета. Его книга об этом процессе называется «Этногенез и биосфера Земли». В этой книге рассматривается каждая страна в отдельности, рассказывается об этих зонах возбуждения, даются хронологические таблицы. Там говорится о том, что страной или стороной наиболее частого пассионарного исторического возбуждения по неизвестным причинам является Китай. Если в Англию эта пассионарность пришла как результат норманнского нашествия, то в Китае она была пять или шесть раз.
Есть такая история о Конфуции. Когда у Конфуция спросили: «Учитель, а что ты скажешь о будущем?», он ответил: «Птица Феникс давно не возрождалась на Аравийском полуострове, и Лошадь-Дракон давно не выходила из воды. Боюсь, что все кончено».
В переводе на наш язык имеется в виду пассионарное перерождение. Птица Феникс – возрождение, как и Лошадь, выходящая из воды. Это означает, что все начинается с начала. И Конфуций боится, что все кончено, потому что не видит нигде этой точки пассионарного возмущения. И даже если Гумилев не прав, он предлагает хоть какой-то вариант размышлений и доказывает это в своих книгах.
Однажды, когда я была в гостях у Гумилева, он спросил: «Куда это вы все торопитесь? Побудете 45–50 минут и все – вас нет». – «Я ведь все записываю и боюсь, что через 50 минут нашего разговора ничего не вспомню». Он засмеялся и сказал: «Сидите. Если поймете, когда будете записывать, что что-то забыли – позвоните и я снова расскажу».
На курсах, где я тогда работала, директором была женщина, которая не признавала Гумилева. На предложение пригласить его, чтобы прочитал студентам лекцию, директор вспылила: «Что?! Гумилева? Он сумасшедший! Он вообще не ученый». – «Не надо! Он – не ученый, он – сумасшедший, мало ли у нас не ученых и сумасшедших. Вон, вы своих марксистов зовете, они тоже сумасшедшие и не ученые, а почему же вы не хотите такого интересного человека пригласить?» Директор подумала и согласилась: «Хорошо, на вашу ответственность. Если что-нибудь случится, отвечать будете вы, а я никогда не приду на его лекции». – «Идет!»
Еще книг его не было, а наши студенты его уже слушали. Почему в разговоре о Средних веках так важен Гумилев? Потому, что Средневековье никогда не было мрачным, оно было великим и гениальным. И таких эпох в истории Европы – мощных, гениальных, талантливых – было много, а мы до сих пор не можем все это осмыслить.
Для мира и для людей плохо, когда происходит пассионарный спад. Тогда все становится полным нолем. А когда возникает пассионарное возбуждение, то и люди становятся очень мощными, и страсти кипят нешуточные. И Гумилев очень точно указывает это время, которое начинается с Каролингской империи, когда Карлом Великим были созданы совершенно феноменальные условия. Например, Гумилев объяснял, что в России пассионарный толчок был связан с Куликовской битвой, когда образовалось Русское государство. Произошел мощнейший пассионарный толчок, и появилось очень много пассионариев: Сергий Радонежский, Рублев и такие, особенно страстные и немыслимые, как Никон, протопоп Аввакум, Петр I. Это все попадает в ту пассионарную волну, которая очень активно действует, по его расчетам, на протяжении тысячи четырехсот лет. Потом она начинает спадать. И вот как раз в этот период необыкновенного, просто потрясающего пассионарного состояния складывается совершенно удивительная атмосфера, которая породила западноевропейскую культуру.
Если вы откроете абсолютно любую книгу, которая называется «История искусства», то сразу обнаружите некое деление, крайне необходимое для тех, кто первыми писали историю искусства. А кто первым писал историю искусства? Когда она родилась и потребовала такой бесполезной, ненужной и глупой профессии, как искусствоведение? Первая книга по античному искусству была написана в XVIII веке гениальным человеком, которого звали Иоахим Винкельман. И что удивительно, она до сих пор интересна. Он первый, кто все систематизировал. А что это значит? Он сделал естественный процесс жизни искусственным, поделил на клеточки. Немцам нет и никогда не будет равных в мире, потому что они трудяги и систематисты. Они все последовательно расписали: и какие были века, и кто когда жил-был, вот это ранний романский стиль, а это романский стиль, а вот тут поздний романский стиль, а здесь готический.
Разумеется, в реальности этого нет. Это делается для системности в голове. На самом деле этого деления не существует, потому что те же итальянцы всегда оставались на уровне романского стиля, и никакого другого у них не было. Как он у них сложился изначально, так они и остались его приверженцами. Они испытывали влияние Византии в разных областях, но основа – романский стиль. И даже когда они в эпоху Возрождения инкрустировали свои соборы цветным мрамором в византийской манере, все равно они остались романскими соборами. У итальянцев нет готики. У них есть одно или два здания, которые они выдают за готику, но это все не то. Итальянцы сразу перешли к эпохе Возрождения, которая создает совершенно новое искусство, не отказываясь от романского стиля.
