Идеальный вариант (сборник) - Райт Лариса (читать книги .TXT) 📗
– Там, наверное, – делилась с бабулечкой, – все еще интереснее.
– Это, моя дорогая, как раз не имеет значения. Свечи можно зажигать где угодно, никто не запрещает. А вот жить по-человечески… – Та многозначительно вздыхала, и Ирочка садилась за учебники. Старательно выписывала в тетрадь буквы, больше похожие на иероглифы, и выучивала к приходу преподавателя иврита какой-нибудь новый текст.
Бабушка временно, минут на пять, прекращала страдать. Гладила внучку по голове, называла кровиночкой и единственной надеждой. Девочка вовсю старалась надежды оправдать.
В третий мед поступила легко с первой попытки и без всякого блата.
– Учись хорошо, – наставляла бабулечка. – Так, чтобы фамилия на слуху осталась. Может, к шестнадцати Ниночка опомнится, сделает правильный выбор: фамилию вернет, по твоим стопам отправится.
Эти мечты, конечно, были утопическими. Младшая, в отличие от старшей, была неуправляема. Не в смысле характера. Нрав был вполне сдержанный и спокойный, да и бабушкино строгое воспитание не подкачало. Но вот в выборе будущей профессии оказалась просто несгибаема с самого раннего детства. В цирк ее отвели в двухлетнем возрасте, и, конечно, когда, выйдя оттуда, она объявила, что будет «цылкачкой», никто этому значения не придал. Не вспомнили о детской мечте и тогда, когда малышка сама попросила отвести ее в секцию художественной гимнастики. Только тогда, когда появились первые награды и победы в конкурсах и соревнованиях, а Ниночка начала аккуратно складывать дипломы и грамоты в особую папку, приговаривая, что все эти «бумажки» пригодятся для поступления в эстрадно-цирковое, бабушка забила тревогу.
Но бить в набат в одиночку можно сколько угодно долго. Ирочка хоть и была старшей, но все-таки недостаточно взрослой, чтобы вести нравоучительные беседы. Отчим считал себя не вправе указывать девочкам, так как боялся спугнуть зародившееся уважение и почтение к нему. Он был хорошим человеком, любил маму и старался всем их обеспечить, и обеспечивал безбедную жизнь. Мама была поглощена заботами об Алеше и только отмахивалась от бабушкиных переживаний:
– Делай что хочешь.
Та получила карт-бланш и приступила к активным действиям. Перестала водить Ниночку на занятия по гимнастике, записала в музыкальную школу и велела присоединиться к старшей сестре на уроках по ивриту. Девочка проявила удивительную для семилетнего ребенка стойкость характера: перестала разговаривать с бабушкой и выполнять какие-либо ее просьбы и указания. Не помогало ничего: ни просьбы, ни увещевания, ни угрозы (насилие не применялось). Ниночка молча сидела дома, купленную скрипку в руки не брала, на вопросы преподавателя по языку не отвечала и всячески демонстрировала полное равнодушие к происходящему вокруг.
Противостояние длилось месяц и закончилось полной и безоговорочной капитуляцией бабулечки.
– Может, еще одумаешься, – сказала она внучке, выдавая убранный на антресоли гимнастический купальник.
– Ни за что! – объявила торжествующая Ниночка и вернулась к тренировкам.
Бабушка решила тешить себя надеждами, что это не навсегда, а Ирочка впервые подумала, что, возможно, все-таки стоит сменить стоматологическую ориентацию на ветеринарную. Но потом вспомнила, что являлась единственной надеждой, и зародившаяся мысль о непослушании улетучилась из сознания, так и не окрепнув. Она даже не успела заметить, что при знакомстве с людьми стала обращать внимание не на характер, привычки и воспитание, а на прикус; перестала слушать, что они говорят, а начала смотреть, как они это делают. В общем, издержки будущей профессии уже давали о себе знать.
Борька Штейн, правдами и неправдами поступивший на мехмат, спрашивал, понравились ли его одногруппники, с которыми он познакомил ее во время встречи очередного шаббата. Ирочка ответила:
– Они классные. Только Андрею, который в очках, я бы поставила брекеты, девочке с косой – не помню, как зовут, – пару коронок, а второму Андрею посоветовала бы на ночь надевать капу.
Парень как-то странно на нее посмотрел и ничего не сказал, но в гости стал приглашать реже, да и с новыми людьми не знакомил. Ирочка этого не заметила, а если и заметила – значения не придала. Кипела студенческая жизнь. И у нее, и, наверное, у Борьки. Не до гостей. Хотя у девушки кипение это проистекало несколько странно. Не было ни вечеринок, ни посиделок с однокурсниками с обязательным портвейном, стянутым у кого-то из родителей блоком «Мальборо» и, конечно, будоражащей кровь игрой в кис-мяу. Угар ограничивался семинарами, докладами, библиотекой и дополнительными лекциями о новых открытиях в стоматологической области.
К пятому курсу Ирочка имела репутацию самой перспективной студентки на курсе и самой странной девушки, к которой прозвище «синий чулок» не приклеилось только потому, что была она вполне симпатичной, хорошо одевалась и на редкие предложения противоположного пола сходить в кино или кафе всегда отвечала согласием. Дальше таких походов дело, правда, не шло. Кавалеры уставали от разговоров о стоматологии на первом свидании. К тому же всем ухажерам Ира сразу же объявляла о намерении строить карьеру в Израиле. Большинство говорили: «Классно» – и тихо ретировались с горизонта. Только один как-то поинтересовался:
– А зачем?
– То есть? – не поняла девушка.
– Ну, что там хорошего?
– Там? – Ирочка сначала растерялась, но быстро опомнилась: – Да там все просто прекрасно. Все, понимаешь?
– А ты там была? – Насмешка сменилась неподдельным интересом, но она врать не привыкла.
– Нет, но…
И такое же искреннее разочарование:
– Как же ты тогда можешь утверждать то, чего не видела?
– Но я же знаю! Там солнце и море. Целых два! Одно лечебное, другое красивое и…
– И какое это имеет отношение к реальной жизни? Поезжай полечись или полюбуйся. Делов-то.
– Еще там свобода. – Ира потеряла пыл и эту коронную фразу бабулечки произнесла без должного жара.
– А тут, что ли, рабство? – Кавалер расхохотался и даже покрутил пальцем у виска. Девушка сочла себя оскорбленной, а отношения, которых, в общем-то, и без того не было, исчерпанными.
Конечно, следовало признать, что молодой человек имел полное право не разделять ее позицию. Времена изменились: границы открыты, ветер свободы набирает силу. Но ведь можно взглянуть на это и с другой стороны: воспользоваться этим ветром и на всех парусах помчаться к открывающимся возможностям. Раньше годами надо было ждать разрешения, а теперь получил контракт и поехал. Благо Ирочке в рекомендациях не откажут.
Рекомендации рекомендациями, но приглашать на работу молодого специалиста без опыта работы никто не торопился. Тем более в стране, где медицине придают чуть ли не самое большое значение в мире.
– Надо подавать на ПМЖ, – сказала бабушка. – Иначе тут болото засосет.
Внучка и не хотела, чтобы ее засосало. Пахать в городской поликлинике за копейки особой охоты не возникало. Устроиться в выросшие, как грибы, коммерческие медицинские центры не позволяло отсутствие связей, а открыть кабинет на дому – страх. Времена наступили не просто свободные, а слишком свободные: разгул бандитизма, вымогательства и постоянных разборок, что словами не ограничивались. Даже если с собственным бизнесом и удастся избежать наезда рэкетиров, то вряд ли удастся договориться со всеми соседями, чтобы те не стукнули о бормашине куда следует. Времена всеобщего коммунального братства ушли безвозвратно, растворились в межклассовом неравенстве, зависти и злобе. Девушка подала документы на выезд.
Через полгода пришел отказ. Воссоединением с семьей, поскольку отец по-прежнему жил в Москве, здесь и не пахло, а сама Ирочка по законам Израиля являлась русской согласно национальности матери. Бабулечка внимательно изучила бумаги, прикинула, что по программе верующих, желающих непременно жить на родине Христа, их теперь тоже не выпустят, и объявила:
– Будем выходить замуж.
– За кого? – Внучка испугалась.
– За израильтянина. – Бабуля оставалась невозмутимой. – А что? Чем они хуже наших? Может, даже лучше. И гражданство быстрее получишь, и кабинет свой открыть с мужем-израильтянином проще.
