Пани царица - Арсеньева Елена (читать книги онлайн бесплатно регистрация txt) 📗
Да, в самом деле, князь Михаил Васильевич, родственник нынешнего царя Василия Шуйского, был возведен первым Димитрием в созданное нарочно для него звание государева мечника – звание скорее польское, чем русское, а в ночь мятежа благородный воин сгинул неведомо куда, унеся меч Димитрия, оставив своего господина безоружным и сделавшись одной из причин его гибели. То есть гибели подлинного Димитрия...
Этот, подменыш, ляпнул: «Помню, в опасную минуту кличу я Скопина-Шуйского: «Где мой меч? Подайте мне мой меч!» – а того и слыхом не слыхать». Так оно и было, новый Димитрий затвердил все точно. И человек доверчивый выслушает сие, развесив уши.
Однако... В самом деле, если Димитрий со слов Григория Шаховского, придумавшего эту историю, уверяет, что он, загодя предупрежденный, исчез за несколько часов до начала мятежа, то как же можно говорить, что он призывал к себе Скопина-Шуйского?! Или одно, или другое. Или он остался безоружен – и был убит, или спасся, но тогда исчезнувшего мечника выкликал другой: тот, кого убили вместо царя...
Это, конечно, была мелочь, ерунда, оговорка, однако такие вот оговорки доставляли Заруцкому огромное удовольствие. Они принижали в его глазах Димитрия. Тот, первый, ныне погибший, был воистину существом высшим, отмеченным Божьей волею и царственным происхождением. Этот... самозванец, не более. Хитер, да, очень хитер – но из породы тех, о ком в народе снисходительно говорят: «Как бы сам себя не перемудрил». В нем было отталкивающее сочетание жестокости и трусости, надменности и неуверенности в себе, заносчивости и льстивости, ума и глупости. Ох, не по силам короб взвалил себе на плечи новый Димитрий, ох, не сносить ему головы!
Ну и ладно. Туда ему и дорога. Заруцкий только перекрестится, когда этот царек – вот именно, новый Димитрий никакой не царь, а царек! – слетит с пьедестала, на который он влез усилиями ошалевшего от собственной выдумки Шаховского и иже с ним. Но сначала царек должен сделать то, чего ждет от него Заруцкий. Должен! И пускай попробует не сделать этого!
Иван Мартынович вдруг ощутил боль в руках и опустил глаза. Несколько мгновений с недоумением разглядывал сжатые кулаки, потом распрямил пальцы и мельком улыбнулся Димитрию, который смотрел на него озадаченно:
– Ох и устал я! Ничего не соображаю. Да еще вволю огреб крепких тумаков от твоих верных стародубцев. Все тело ломит. Кто бы размял костоньки? Эх, помню, когда был в плену у крымцев, знавал там старуху одну, турчанку Ферузу. О ней слухи ходили, будто придут воины из битвы – аж шевельнуться не могут, до того саблями намахались, а она начнет маслом их умащать да руками тело разминать – все как новенькое спустя малое время станет. Вот как бы меня кто так размял-разугодил!
– Старухи-турчанки у меня нет, – развел руками Димитрий. – Зато есть одна молодка. Вот уж кого хошь разугодит! Тесто крутое, немятое! Небось в ступе не утолчешь. Да какова затейница! Повозишься с нею часок – и про все хворости забудешь. Прислать ее тебе?
– Отчего ж нет, пришли, – покладисто кивнул Заруцкий. Конечно, сердце его было полностью занято, в мыслях и душе царила другая, однако же сердце молодого мужика – это одно, а молодая плоть-хоть своего просит-требует. Опять же – зачем обижать хозяина отказом?
– Только ты знай, Иван Мартынович, – как-то суетливо примолвил Димитрий. – Эта баба не простая гулящая какая-нибудь, а... Ну, сам увидишь. Она хорошая баба. Ты с ней поласковей будь. Не бей, не обижай. Такую бабу, раз отведав, снова захочешь. Так вот знай: коли по нраву придется, можешь ее у себя оставить.
Какое-то время Заруцкий смотрел на царька, потом ухмыльнулся:
– Чего-то ты так раздобрился, а, Димитрий Иванович? Никак привязать меня хочешь к своему войску? Но только не ту узду сыскал. Баба – она разве привязка? Разве баба меня удержит?
Тут Заруцкий лукавил. Удержать его близ царька могла как раз баба... но, уж конечно, не эта «затейница», которую хозяин намеревался дать гостю на постель. Подумаешь, тесто крутое! Нашел невидаль! Но, конечно, знать об этом Димитрию не следовало, замыслы свои Заруцкий намеревался держать в тайне – елико возможно долго. Но не навсегда. Нет, не навсегда!
– Отчего бы мне не попытаться такого молодца удержать? – снизу вверх, не без зависти, поглядел низкорослый и довольно-таки худосочный царек на разворот плеч высоченного Заруцкого, на его налитые кулаки и сильные ноги. – Мне такие, как ты, нужны... сметливые! – Блеклые глаза его прищурились, щербатый рот расплылся в широкой ухмылке. – На что тебе пропадать у Болотникова в осаде и безнадежности? Сам знаешь: его час скоро пробьет. Ни богатств ты там не наживешь, ни почестей, разве что пожалует тебя Шуйский, по присловью, двумя столбами с перекладиной. А вот у меня...
– Да и у тебя не больно-то разживешься, – перебил его Заруцкий. – Все теплые места, все вышние должности уже поляками расхватаны. Рожинский, Меховецкий, Лисовский... тьфу, кругом ский да цкий , русскому человеку и притулиться негде.
– Да ведь ты и сам цкий , – захохотал Димитрий. – Ты ж Зару-цкий ! Вполне в этом ряду встать можешь – пока на равных с ними со всеми. А проявишь себя – там поглядим, поговорим о постах вышних. Одно могу сказать: все, кто со мной в Москву пойдет, получат звания боярские да дворянские. Боярин Иван Мартынович Заруцкий – каково звучит, а?
– Звучит складно! – Заруцкий попытался скрыть в прищуре алчный блеск своих глаз. – Только... скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Поживем – увидим.
– И то, – кивнул Димитрий. – Ну что ж, время позднее, спать пора. То есть мне – спать, а тебе – бабу мять.
И он кликнул человека проводить гостя в соседний дом, где был приготовлен для него покой и постель.
Апрель 1608 года, Ярославль, дом Марины Мнишек
– Как это – ведьма здесь? – с неуверенной улыбкой переспросила Марина и тут же высокомерно вскинула брови: – Как, батюшка? Вы позволили себе... без моего согласия?..
Воевода поджал губы. Своеволия в нем было ничуть не меньше, чем в дочери, и если он делал ей реверансы и титуловал царицею, то исключительно по собственному желанию, стремясь сохранить хотя бы иллюзию прежнего могущества и подспудно вселить в дочь уверенность: все еще может возвратиться на круги своя! А тут вдруг эта девчонка, которая стала государыней только благодаря тому, что он, Юрий Мнишек, сумел удержать Димитрия в поистине ежовых рукавицах, начинает разговаривать с отцом свысока?! Барбара чувствовала: пан Юрий едва сдерживается, чтобы не почествовать панну Марианну увесистой пощечиной. Ой, что тут может статься!.. Она уже открыла рот, чтобы вмешаться и хоть как-то отвлечь своевольников, однако Мнишек убрал руку за спину (видать, от греха подальше) и миролюбиво усмехнулся:
– А что мне было делать, коли эта старуха сама мне дорогу перешла, да и говорит: веди, дескать, пане ляше, меня к своей дочке-царице, ибо ведомо мне, что есть у нее до меня нужда великая. А не поведешь к дочке – тебя громом убьет, напущу на тебя порчу, тебя скрючит, скорчит, скособочит, паралик разобьет, борода клоками повылезает, голова оплешивеет, очи бельмами порастут, руки отымутся, ноги онемеют... – Он быстро перекрестился: – Спаси меня пан Бог и Пресвятая Дева Мария! Ну сама посуди, дорогая дочь, разве мог я отказать столь страшной и грозной даме?! Мне просто ничего другого не оставалось, как привести ее к тебе.
Барбара опустила голову, еле сдерживая смех, такие жуликовато-правдивые глаза сделались у воеводы, такой прочувствованной искренностью звучал его голос. А Марианна все-таки успела пробормотать:
– Ну, коли вас, батюшка, для начала разбило бы громом, то все прочее, и паралик и бельмы, вам было бы уже не страшно! – и только потом расхохоталась. Едва выговорила: – Ну, так и быть, зовите вашу ведьму!
И снова залилась смехом. Хохотал воевода, и Барбара не отставала от них. Они веселились от души, радуясь этому мгновению, радуясь, что хотя бы ненадолго могут забыть об унынии своего существования, и никому даже в голову не пришло – да не могло прийти! – насколько иначе сложились бы их жизни, если бы Марина отказалась от этой встречи.
