Зеленые яблочки (СИ) - Хрисанфова Татьяна Анатольевна (лучшие книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
— Так ты тоже не больно говорлива, — заметил он.
— А ты если набился в провожатые, так расскажи, чего нового в вашей лавке?
— Даша, — загорелся Алексей от ее мнимого внимания, — отец привез такой поплин, ярко-зеленый, а уж блестит. Ты приходи, к твоим глазам очень подойдет.
— Откуда тебе знать, чего мне подойдет? — возразила Даша.
— Ты приходи завтра, сама увидишь, — убеждал ее Алексей, — я с тебя много не возьму, даром отдам, — c жаром говорил он.
— С чего же так, даром-то? — удивилась Даша. Но Алексей не заметил иронии в ее голосе.
— Дашка, нешто ты не замечаешь, что нравишься мне? Да я для тебя горы сверну, — голос его задрожал. Обернувшись, Даша увидела его восхищенно блестящие глаза. Но ни одна жилка не задрожала внутри, не отозвалось ее сердце на искренний призыв Алексея. Тот замолчал, поймав равнодушный взгляд. Всю оставшуюся дорогу они шли молча, у каждого были свои затаенные мысли. Алексей провожал ее до самого крыльца.
— Замерзла я, — пожаловалась Даша, остановившись у порога.
Но Алексей понял ее по-своему.
— Ножки замерзли? — издалека начал он.
Даша отрицательно покачала головой. Алексей взял ее руки в свои. Она не отнимала их.
— Губки? — его голова склонилась над Дашей. Еще мгновение и он готов был поцеловать ее. Но она отвернулась в сторону, разрушая иллюзию интимности.
— Не ходи ты за мной, Алешка, — безразлично произнесла она, — не получится у нас ничего. Алексей в отчаянии смотрел на нее. Как она может вот так, прямо ножом по сердцу. Ведь он тоже не из камня вытесан. Горький ком подкатил к горлу Алексея.
— До свидания, Даша.
Он повернулся и быстро, не оглядываясь, почти побежал по дороге в деревню. Даша села на деревянные ступеньки и горько заплакала. Так горько ей было впервые в жизни. Никто еще так не обижал ее. Слезы бежали по холодным щекам, а она не замечала их, словно душа покинула это маленькое, согнувшееся на ступеньках тело. Неизвестно откуда прибежавшие Валяй и Окаянный сели по обе стороны от нее, охраняя свою молодую хозяйку. Тычась в Дашино лицо, облизывали ее щеки и поскуливали, впервые проникнувшись человеческой болью.
Егор не узнавал самого себя. Он стал равнодушен ко всему. В избе все было не по нем. Навалившаяся тоска заедала своей неотвратностью. Не хотелось выходить на улицу, утром не хотелось вылезать из постели. День был бесконечен, ночь — словно век. Спать не хотелось. Почти все ночи он не смыкал глаз. Потом не мог и вспомнить, отчего ворочался на мягкой перине. Мыслей в голове не было, будто стерла их чья-то злая рука. Он изменился как-то сразу, все домашние заметили это. Сестры посмеивались, подозревая о неладах с Дашей. А для него Даша стала лишь далекой призрачной фигурой. Лицо ее уплывало из памяти, стоило только ему подумать о ней. Иногда ночью ему улыбалось чье-то знакомое лицо, но он никак не мог понять, где видел его. С каждым днем усиливалось безразличие. Все, что бы он не взял в рот, было горьким. Он сказал об этом матери. Та обиделась: едим из одной чашки, никому не горчит, тебе только. Он слышал, как мать по ночам плакала и молилась. Видно, о нем пеклась. Приходил Никита, пытался растормошить его. Прибаутки так и сыпались из него, будто долго готовил их, а теперь применял к месту и не к месту. Но даже друг не мог расшевелить Егора. Лежа на кровати, он слушал и не слышал его. Вид друга пугал и удручал Никиту. «Валяется на полатях, как бревно» — думал Никита.
— Встань, рожу поскреби! — дергал он Егора за отросшую щетину на щеке. Но тот никак даже не отмахнулся от назойливого друга. Обидевшись, Никита уходил, не понимая, что с ним происходит. Мать тайком бегала к Колыванихе, та кроме самогонки знала немного наговоров, даже девкам питье давала, чтоб скинули. Колываниха шептала над своей настойкой, взяла деньги и обещала, что порчу как рукой снимет. В том, что Егора сглазили, не было и сомнения. Мать наливала настойку, Егор пил зелье, как воду, не замечая крепости. Мать смотрела на него: может захмелеет, легче станет. Но он не хмелел, облегчение не приходило. Теперь он лежал целыми днями, смотря в потолок. Сестры вертели пальцем у виска. Свихнулся парень, не иначе. Все эта хуторская, видно, сделала. Надо же до чего парня довела. Дмитрий быстрее всех сообразил, что пришло время женить сына. Теперь и противиться не будет. А Дашка сама виновата, вон как скрутила, почти с ума свела. Пусть теперь горюет, змея подколодная, узнает, как издеваться над парнем. Решив за обедом, на котором Егор не присутствовал, что пока тот совсем не спятил, женят его, а там Агафья, поди, догадается, что с зятем нелады, глядишь поможет. Не зря же она колдуньей слывет. На том и порешили. Дмитрий сам вызвался поговорить с сыном о женитьбе. Он зашел в горницу, присел на табуретку в изголовье.
— Ты вот, что, Егоруха, — начал он издалека, — долго лежать думаешь? Бока пролеживать большого ума не надо. Хозяйство опять же управлять надо. Нам с матерью тяжело. В дом надо бы невестку привести. Сам поди понимаешь.
Егор равнодушно повернулся к отцу.
— Засватать кого хотите?
Дмитрий нерешительно почесал затылок:
— Дак вон Евсей не против дочку свою за тебя отдать… — он затаил дыхание, выжидающе глядя на сына. Егор посмотрел на отца пустым взглядом.
— Сватайте.
— Так ты не супротив, что ли? — засуетился Дмитрий, — тогда мать пошлю к крестной твоей, не будем тянуть. Пойдем тотчас.
— Только без меня, — все также глядя в пустоту, сказал Егор.
— Так без жениха как же? — удивился отец. Но спорить не стал, вдруг сын совсем откажется. Надо просто придумать, что сыну не можется, ноги застудил надысь. Вот их послал, а сам уж как получшеет, так непременно пожалует в гости. На ходу придумывая отговорки, Дмитрий торопил жену, сбегать к куме Анфиске. Та крестная Егора, да и баба бойкая, языком, как веником разметет все сомнения у Евсея, или будь то у Агафьи. Жена побежала до кумы. Анфиску надо было ввести в суть дела. Кое-что кума знала о семейных делах Родионовых, но вот о неладах с сыном, мать пока никому не говорила. Но видно Колываниха уже успела растрезвонить свежую новость, потому что Анфиска на все намеки кумы Груньки махнула рукой.
— Слыхала я, про Егора вашего. Грешным делом подумала, уж не Агафья ли присушила? Так, что не переживай особо! Усватаем, в лучшем виде, — пообещала она.
Поуспокоившись, Дмитрий и Аграфена, разряженные в праздничные одежки, в окружении кумовьев, чинно шествовали по улице. Ну а как же иначе? Сватают не простую деревенскую девку, а невесту с большим приданым. Евсей Григорьевич человек в деревне всеми уважаемый, самый богатый. Дмитрий самодовольно ухмылялся в бороду, пусть пока подивятся, погадают сельчане, в чей двор повернут Родионовы? Сомненья нет; все догадываются, что сватать идут. Но как они рты поразевают, когда увидят куда повернули сваты. Процессия чинно двигалась по накатанной санями дороге. Наконец подойдя к самому большому и завидному в деревне, крытому железом и крашеному суриком дому, Дмитрий важно распахнул калитку, и переступил во двор. Вслед за ним гуськом потянулись остальные. Широкий двор, видимо недавно почистили от снега, а дорожку к дому размели метлой.
— Ковров только не хватает! — ехидно заметила семенившая позади всех Анфиска.
— Цыц! — оборвала ее Аграфена, — вдруг услышит кто!
Анфиска усмехнулась:
— Боисся?
— Умолкните, бабы! — прикрикнул Дмитрий.
На высоком крыльце пришедшие оробели; как оно получится? Вдруг метлой погонят?
У ворот постепенно собиралась толпа зевак. Бабы весело посмеивались: надо же, чего учудили Родионовы, за такую богачку сватаются! Да им и дверей не отворят. Ожидания зевак, однако, не оправдались. На громкий стук Дмитрия двери широко отворились. Толпа недоверчиво, словно не веря глазам, ахнула: на пороге стоял сам хозяин, одетый в новую поддевку, будто только и ждал гостей. Окинул их оценивающим взглядом и посторонился пропуская пришедших. Мельком глянул во двор, на собравшуюся у ворот толпу и недовольно крякнул. Махнув рукой, мол, что тут поделаешь, он прикрыл дверь и заспешил вслед за гостями, убоявшись, что они заблудятся и откроют не те двери. Это у них там сразу из сеней да в горницу, а у Евсея Григорьевича тех сеней трое, да комнат еще пять. Но гости мирно ожидали его у порога первых сеней. Он показал куда заходить, и сам замкнул шествие. В комнате, просторной и убранной по-городскому, как определили оробевшие сваты, на стуле с гнутой спинкой спала кошка. Евсей спихнул ее со стула, и прокричал в направлении закрытых дверей, ведущих в другую комнату:
