Светорада Янтарная - Вилар Симона (список книг .TXT) 📗

Когда настала ночь, русы, приуныв, долго сидели. Голодные, злые, не видящие для себя иного выхода, как погибнуть с честью. И были воинственны, грозились пролить столько ромейской крови, чтобы за каждого своего нескольких христиан положить. Насилу все угомонились. А потом, когда гнев поутих, успокоились маленько, стали гадать, что их ждет. И тут вдруг кто– то заиграл на рожке. Так переливчато и плавно по– русски, то грустно, то с неожиданной лихостью. Русов это сперва умилило, кто– то заговорил, вспоминая родные берега, близких, а некоторые стали вытирать кулаком выступившие слезы. Но потом на осажденных русов нашел некий раж. Попросили сыграть плясовую, стали улыбаться, притопывать да прихлопывать, а там уже кто– то выпрыгнул в освещенный круг, пошел выделывать коленца вприсядку.

Смешки русов перешли в подпевание и подзадоривание друг друга. Вон и маленький Свирька засеменил, выставив руки кренделем, кто– то приказал зажечь больше света, начал присвистывать. Ух– ма! Еще давай, жги, жги, пляши!..

Светорада тоже вдруг примкнула к танцующим, пошла перед ними белой лебедушкой, плавно и гордо неся вскинутую голову, ногами дробь выбивала часто– часто, только янтарные бусы подрагивали. Она ведь так любила плясать, а тут русский танец с его живостью и жаром, без этой извечной величавой медлительности ромейского хоровода.

Русы смотрели на нее восхищенно. То один, то другой из плясунов стремился покрасоваться перед ней – скакали, вились вьюном, шли в дробном топоте. Даже важный витязь Рулав не удержался, пошел боком на нее, пританцовывая и упирая руки в бока.

– Ах, встреть я тебя ранее… Самим Родом [71] клянусь, моей супружницы кику [72] носила бы!

Глаза его так и блестели из– под кудрявого чуба…

Светорада поняла, что пора прекратить красоваться. Тяжело дыша и обмахиваясь краем легкого гиматия, она отошла туда, где в стенной нише сидел ее Сила. Но княжну все равно обступили, хвалили за пляс, а там кто– то и спросил:

– Что ж ты, красна девица, нашу Русь на ромейское счастье променяла? Вон как из тебя дух наш рвется.

Светорада прикусила губу. Они, наверное, считают, что она, как иные глупые девки, тоже всегда мечтала тут поселиться, жить в доме с водопроводом и ходить в храмы христианские… И плакать так захотелось, что слезы еле смогла сдержать. Сквозь застилавшую глаза пелену Светорада увидела стоявшего в стороне Фарлафа, который пристально смотрел на нее. Его лицо было суровым.

– Все, все, оставьте ее. Повеселились, поплясали и на покой пора.

Но, уходя, опять оглянулся на княжну. Знал ведь, кто она…

Когда погасили факелы, когда все улеглись и стали засыпать – кто– то даже захрапел зычно, – Светорада тоже погрузилась в сон. И снился ей двор смоленского терема ее отца, и она сама, совсем юная, плывущая в танце по кругу с ощущением полного счастья, полного полета… Так и кажется, взмахнешь сейчас руками по– лебединому – и полетишь.

Ближе к утру, когда мир совсем притих, в арке дворцовых ворот показался один из дозорных. Прокрался в полутьме, переступая через спавших, туда, где подремывал в обнимку с Голубой Фарлаф, сказал что– то негромко… Ярл так и подскочил, отпихнув лежавшую на нем сонную тиверку. Стал торопливо и тихо поднимать спавших вокруг русов.

Сила тоже уловил движение, и, как ни старался не потревожить спавшую Светораду, она очнулась. Чтобы успокоить госпожу, Сила велел оставаться на месте, но княжна, видя, как русы поднимаются, обнажают оружие и выскальзывают из помещения, уже не могла спокойно спать. Сила ушел вместе с другими, бесшумно, как тень, и она тоже заторопилась на крыльцо, где долго стояла, всматриваясь в темный запущенный парк вокруг дворца, деревья которого отчетливо виднелись на фоне светлеющего неба. Тихо было. Даже собака нигде не залает, стража городская не постучит своей колотушкой. Самое время для сна. И самое неожиданное.

Появившаяся Голуба пояснила шепотком, что дозорные в предутренних сумерках заприметили над аркой ворот пустующего малого ипподрома некое движение, вот и заподозрили, что ромеи что– то замышляют. И сейчас все русы там, ждут, что будет…

Ее слова были прерваны яростным воплем, просто оглушающим в этой тиши. Потом раздался громкий скрежещущий звук сошедшегося оружия, послышались крики, русская ругань, стоны. Светорада с Голубой невольно схватились за руки, замерли, вглядываясь во мрак. Шум все усиливался, потом резко стих. На короткое время. А затем донеслись торжествующие крики русов.

Тогда Голуба кинулась во тьму. Светорада дрожала – то ли от предутренней сырости, то ли от страха – и все время зябко куталась в тонкий гиматий. Потом русы вернулись, зажгли факелы. Светорада увидела, что все плечо Фарлафа в крови, а Голуба рвет подол рубахи на полосы, чтобы перевязать его, но он, все еще в пылу боя, отстранил ее. А еще Светорада увидела, что русы захватили в плен нескольких воинов в лориках дворцовой гвардии. Значит, ромеи лучших своих воинов отправили на приступ. Но как же издевались над ними русы! Били их, топтали, а те падали, харкали кровью. А их вновь пинали.

Светорада различила на одном из пленников алый плащ с серебряной каймой и поспешила к Рулаву.

– Это их воевода, не менее чем комит. Его тоже можно выставить заложником, ибо такие всегда из знатных семей.

Рулав согласно кивнул и приказал прекратить избиение. Пленные ромеи стали с трудом подниматься – истерзанные, окровавленные. Комиту досталось больше других: все лицо в крови, глаз заплыл. Он озирался на своих пленителей, слышал их похвальбу о том, как они ловко перехватили пытавшихся прокрасться через ограду ромеев, скольких положили прямо на месте, а этих пятерых, что не успели пробиться назад, взяли в полон.

Вряд ли пленные понимали русскую речь, хотя по довольным лицам русов догадывались, что тех развеселило.

– Эх, как мы их! – кричал, размахивая выхваченным у кого– то из пленных топориком Свирька. – И скольких положили! Будут теперь знать золотопанцирные, как с русами связываться! А наши– то все целы! Мы ведь не чета ромеям!

Действительно, только некоторые из русов были в крови. Фарлаф наконец позволил Голубе перевязать его, Светорада помогала остальным. В какой– то миг оглянулась, почувствовав на себе исполненный ненависти взгляд. Так и есть – комит гвардейцев. Только теперь Светорада разглядела его. Молодой, крепкий, плечистый и для ромея довольно высок. Темные волосы по– военному коротко острижены, лицо продолговатое, выступающий упрямый подбородок подчеркивает выстриженная в тонкую обводку небольшая бородка, брови сросшиеся, а глаза светлые, с красноватым отблеском от зажженного факела. Вернее, глаз, так как второй полностью заплыл от удара. Но и взгляда этого единственного, по– волчьи сверкавшего пламенем, хватало, чтобы послать такую волну ненависти, что Светорада содрогнулась. Но все же подошла к совещавшимся Фарлафу с Рулавом.

– Этих тоже надо перевязать.

– Что, своих жалко? – зло оскалился Фарлаф.

Светорада вскинула голову и смерила озлобленного боем ярла таким надменным взглядом, что тот отвел глаза.

Рулав же сказал:

– Не гневайся на него. Ну а эти… Не подохнут. Обошлись малой кровью, а у нас врачевать их нечем.

Пленных заперли в отдельном покое, поставили у дверей стражу. А утром, когда после утомительной ночи Светорада все еще спала, русы выволокли одного пленника на стену, накинули ему на шею петлю и повесили, сбросив вниз. Чтобы ромеи видели, что шутить с ними не собираются.

– Так мы поступим со всеми, никого не пощадим, если не выполнят наши условия! – крикнул в толпу волнующихся ромеев Рулав.

Опять день тянулся напряженно и долго. Русы уже начали голодать, и когда ромеи передали провиант для пленных, то русы, подняв его на веревке, поделили съестное между собой, накормив и Светораду. Она разволновалась, слушая их речи. Поняла, что русы готовятся к прорыву. Удачный ночной бой их воодушевил, и они решили прорваться к морю. Княжне их решение казалось безрассудством, она понимала, насколько это опасно… почти безнадежно. Но не вмешивалась. Там, где решают воины, голос женщины вряд ли услышат. Потом к ней подошел Фарлаф, спросил, она, мол, с ними или как? Княжна молчала, и он понимающе кивнул. Велел оставаться во дворце, тут ей будет безопаснее. Силу тоже вопрошал, пойдет ли тот с ними? В глазах древлянина так и вспыхнуло воодушевление. Но все же отказался. Пояснил, что хозяйку охранять должен. И опять ярл только согласно кивнул.