Кронштадтский мятеж - Семанов Сергей Николаевич (бесплатные серии книг .txt) 📗

Н. Н. Кузьмин, которому было предоставлено первое слово, произнес принципиальную, боевую речь, несмотря на то, что активисты-антисоветчики, собравшиеся вокруг трибуны, всячески мешали ему.

Дальнейший ход митинга хорошо передан в воспоминаниях очевидца. Поскольку более подробных свидетельств об этом эпизоде обнаружить не удалось, стоит процитировать отрывок полностью:

«После речи Кузьмина на трибуне выступили «желающие», ярко демагогические речи которых все больше взвинчивали слушателей. Заградилка, голод, холод, война кончена, а порядка нет, комиссарам и ответственным тепло, нас забыли, — все это разжигало страсти и электризовало массу. Одинокие голоса коммунистов терялись, заглушались ревом озлобленной толпы. Когда на трибуну вышел Михаил Иванович (Калинин. — С. С.), толпа несколько успокоилась. Но ветер относил слова, к тому же огромная площадь не позволяла охватить всю массу, зачинщики же не дремали. — Брось, Калиныч, тебе тепло, — раздавались голоса то из одного, то из другого угла. — Ты сколько должностей-то занимаешь и поди везде получаешь! — орал бородатый красноармеец из середины толпы. После выступления Калинина опять и опять враждебные лозунги, речи, выкрики. Выступил Кузьмин (с заключительным словом. — С. С.). Напрягая голос, он напомнил собранию славные боевые традиции Кронштадта, Балтийского флота. Вдруг из толпы кто-то резко крикнул: — А ты забыл, как на Северном фронте через десятого расстреливал? [282] — Долой! Долой! — забушевало кругом. Кузьмин старался перекричать: — Изменников делу трудящихся расстреливали и будем расстреливать. Вы на моем месте не десятого, а пятого расстреляли бы. — Довольно, хватит! — кричали кругом, — постреляли! Нечего нам грозить, не то видали… Гони, гони его!» [283]

Вниманием возбужденной толпы овладели подстрекатели, открыто произносившие антисоветские речи. Кузьмин позже рассказывал, что на митинге выступали и те, кто впоследствии стал активным руководителем мятежа: «Один из них, который был комендантом тюрьмы и который сначала обращался с нами мягко, потом жестче, а потом обещался расстрелять, некий Шустов», произнес на том митинге истерическую речь, закончив ее злобными антикоммунистическими призывами». [284] Показательно, что даже запомнившееся Кузьмину выступление ярого антисоветчика шло под лозунгом «Советов»! Тактика мятежников просматривалась уже довольно четко.

В заключение митинга Петриченко зачитал известную уже «резолюцию», которая была поставлена на голосование. Точного подсчета поданных голосов не производилось, но заправилы митинга объявили, что большинство присутствующих поддержало «резолюцию». М. И. Калинин, Н. Н. Кузьмин и П. Д. Васильев, находясь среди мятежных матросов, окружавших трибуну, мужественно проголосовали «против».

Пока шла говорильня на Якорной площади, руководство Кронштадтом постепенно переходило в руки заговорщиков. Центр мятежа находился тогда на «Петропавловске». Отсюда уже шли распоряжения и приказы. К вечеру у Петроградских ворот был выставлен караул мятежников; прежний караул, установленный в порядке гарнизонной службы, был разогнан силой. [285] Это была стратегическая точка города-крепости, ибо отсюда шла по льду дорога в сторону Ораниенбаума.

Тут же произошел первый эксцесс. Когда по окончании митинга М. И. Калинин с группой сопровождающих направился через Петроградские ворота, намереваясь возвратиться в Петроград, мятежный караул отказался выпустить его из города. Калинин вернулся в штаб крепости. Здесь же находился Н. Н. Кузьмин, который предпринял энергичные меры, чтобы спасти Председателя ВЦИК от мятежной толпы. Весть о задержании Калинина быстро распространилась по крепости. Большинство моряков, в том числе и среди экипажей обоих линкоров, выразили недовольство этим фактом. Вскоре поступило телефонное приказание с «Петропавловска» не препятствовать отъезду Калинина. Мятежники предложили выехать и комиссару Балтфлота Н. Н. Кузьмину, но тот решительно отказался. [286] Других лиц, ехавших вместе с Калининым, тот же караул у Петроградских ворот не пропустил. Это был первый случай открытого применения кронштадтцами силы против законной власти, хотя попытка главарей мятежа задержать председателя ВЦИК в качестве заложника не удалась не только благодаря его личному авторитету, но и потому, что основная часть матросов и солдат, даже поддавшись провокаторской демагогии, по-прежнему считали Советскую власть кровной властью.

Всю ночь на 2 марта на фортах и кораблях Кронштадта не утихали ожесточенные споры между людьми, преданными Советскому государству, и мятежными подстрекателями. Однако вследствие недостаточно решительных действий кронштадтских руководителей силы коммунистов были разобщены и они не могли создать перелома в настроении матросов и солдат. Инициатива принадлежала главарям мятежников.

В ночь на 2 марта во все части и учреждения Кронштадта поступила телефонограмма подстрекательского характера — первая из многочисленных последующих образчиков такого рода. Ее отправителем был один из активных руководителей мятежа Яковенко — телефонист Кронштадтского района службы связи. [287]

В телефонограмме говорилось:

«Копия, по линии постов, из Кронштадта. Ввиду создавшегося положения в Кронштадте в настоящее время партия коммунистов удалена от власти и управляет Временно-революционный комитет. Товарищи беспартийные! Просим вас временно взять управление в свои руки и зорко наблюдать за коммунистами и их действиями, проверять разговоры, чтобы нигде не делались какие-либо заговоры. Выбранный представитель от команды Кронштадтского района Яковенко». [288]

С утра 2 марта во всех частях, учреждениях и на кораблях Кронштадта происходили выборы представителей на так называемое делегатское собрание, которое должно было открыться в тот же день. Выборы вызвали острые споры и проходили порой весьма бурно. Главари мятежников посылали активистов на собрания, чтобы добиться выдвижения делегатами прежде всего своих сторонников (каждая часть или учреждение делегировали по два человека). Начало проявлять активность и антисоветски настроенное офицерство, до сих пор державшееся в тени. Например, в Управлении крепостной артиллерии по инициативе начальника артиллерии Кронштадта А. Н. Козловского [289] было самочинно созвано собрание. Комиссара управления, пытавшегося протестовать, отстранили от председательствования. Козловский не преминул сказать ему при этом: «Ваше время прошло, я сделаю сам, что нужно». Были попытки лишать слова коммунистов. [290]

560-й стрелковый полк, дислоцированный в Кронштадте, также перешел под влияние мятежников. Командир полка, бывший офицер Красняков, [291] активно поддержал антисоветское движение с первых же его шагов, полностью деморализовав тем красноармейцев, поддавшихся подстрекательским призывам двух матросов с «Петропавловска», прибывших к ним на митинг; комиссару полка, взявшему слово, не дали даже договорить.

Ясно, что «делегатское собрание», избираемое в таких условиях, получило отчетливо антикоммунистический состав. В час дня 2 марта в Инженерном училище собралось более 300 делегатов. Открывал это собрание уже С. Петриченко — власть в Кронштадте открыто переходила к мятежникам. В президиум вошло пять человек, среди них не было ни одного коммуниста.

В этой обстановке антикоммунистической истерии Н. Н. Кузьмин мужественно выступил первым. Он сказал: «У нас, конечно, есть много недостатков, боль, причиненная войной, недостатки, которые есть следствие того, что крестьяне и рабочие не учились раньше управлять, им приходится наспех строить государственный аппарат. Но помните, бойтесь козловских, опасайтесь этого, помните, что Кронштадт со всеми своими кораблями, с орудиями, как бы грозны они ни были, есть только точка на карте Советской России. Помните это, помните, что можно говорить о своих нуждах, о том, что там-то нужно исправить, но исправлять — не значит идти на восстание». [292]