Лекарь - Корчевский Юрий Григорьевич (книги регистрация онлайн бесплатно TXT) 📗
— Это я у тебя болящего отобрал? Ты ему предлагал камни из жёлчного пузыря удалить?
От страха предводитель язык проглотил, только глаза таращил, боясь шевельнуться и ненароком порезаться.
Никита молниеносно повернул нож, уперев кончик в грудь другому.
— Или, может быть, ты хотел килу оперировать, человека вылечить? Так почему не сделал? Это я у тебя, неумехи, хлеб отобрал?
Лечцы молчали. Да и что им было ответить?
— Вот и занимайтесь своим знахарством и шаманством. Я здесь даже травника толкового сыскать не могу.
— Плохо искал. Я травник, — осмелился открыть рот тот, в чью грудь всё ещё упирался нож.
— Работать со мной хочешь? Приходи завтра, побеседуем. А вы все лучше расходитесь. Побить меня у вас не получится — покалечу или убью. Так что лучше разойдитесь подобру-поздорову.
Лечцы, вероятно, храбростью не отличались, и разбежались быстро. Кому как не им было знать, что он хирург, и одним движением ножа может сделать человека калекой или жизни лишить? Совсем нередки были случаи, когда помощь раненым или травмированным оказывали палачи. Не на эшафоте, конечно, а в свободное от основного занятия время — ведь анатомию они знали не хуже «лечцов».
Подвизались на медицинском поприще и цирюльники-брадобреи. Кровь пускали, фурункулы-абсцессы вспарывали, причём той опасной бритвой, которой брили. В общем, каждый действовал в меру своих сил, самомнения и наглости. Только народу деваться было некуда.
Вчерашний травник заявился прямо утром. Вид у него был смущённый.
— Ты прости, лекарь, за вчерашнее. Хасан-отрыжка подбил всех.
— Это кто такой?
— Татарин крещёный. Однако испугал ты его. Он говорил, что ты пришлый, вроде из Литвы, и что от испуга в штаны наделаешь. А у самого после разговора с тобой порты мокрые оказались. Дрянь народец! Гордыни много, а знаний — никаких.
— Вот, давай сейчас о знаниях. Маленькое испытание для тебя. Медвежьи ушки для чего применяют?
— Когда почки болят.
«При воспалении», — хотел поправить Никита. Почки могут болеть при наличии камней и десятке других болезней.
— А, скажем, цветочная пыльца?
Вопрос поставил травника в тупик. Или пчеловодство в это время ещё не развито?
— Хорошо. А хвощ полевой?
Никита экзаменовал травника едва ли не час, и результатом остался доволен.
— Тебя как звать? Ты вчера не представился.
— Вчера не до того было. Я на самом деле подумал — порежешь кого-нибудь. Верзила ты здоровый, и рожа вчера страшная была. Наверное, почудилось. Олегом меня звать, а фамилия — Кандыба.
— Ну вот и славно. Я так понял — работать со мной хочешь?
— Иначе бы не пришёл.
— Хорошо. Пойдём, покажу комнату. Перевезёшь сюда травы да коренья. Прилавок сам оборудуешь. Аренду с тебя брать не буду, так что весь доход от продажи — твой.
— Тогда какой тебе интерес?
— Болящих к тебе направлять буду — зачем им на торгу неизвестно что покупать? Да и для лекарни некоторые травы я брать буду — мох сушёный, например. За деньги, конечно. И тебе выгода. Всё время пациенты будут, сбыт летом и зимой. Опять же — сам в тепле, под крышей.
— Устраивает. По рукам?
Они пожали друг другу руки, скрепив тем самым договор.
Так в лекарне появился травник. Никита потом ни разу не пожалел, что взял Олега. Толковый, знающий травник оказался. У него вся семья и не одно поколение травами занимались. Жена и дети травы собирали, сушили. А вот продавать в Москве товар — любой — мог только мужчина. Москва — не Великий Новгород. Было время, когда новгородская купчиха была не только женой купца. Женщины там свои лавки имели, торговые дела вели. Но после того как Иван Грозный по Новгороду кровавым катком прошёлся, многое изменилось, и не в лучшую сторону — по примеру Москвы.
Как заметил Никита, работать с дворянами было хуже всего. Иногда самомнения непомерного, кичливые — даже из захудалых родов, а сами ни читать, ни писать не умеют, считают ниже своего достоинства, держат для этого при себе людей грамотных. И объяснить им даже простые вещи не всегда возможно.
Куда лучше купцы. Гордыни нет, многие пробились благодаря хватке, смекалке, смелости, упорству. Иные превосходили боярские роды по богатству, древности своего рода, порядочности. И объясняться с ними проще. Купец чаще спрашивал — возможно ли вылечиться, и сколько это будет стоить? И неизбежную после операции боль они переносили лучше. В торговых походах зимой стужу приходилось терпеть, а летом — зной, схватки с разбойным людом, трудности с переводом при торговле в чужих странах. Вот их Никита стал уважать, потому что это были люди, которые сделали себя сами. От современных ему людей они отличались в лучшую сторону.
Бояре чаще попадали к Никите по протекции Елагина, прочий люд — по множащимся слухам. Удачно пролеченный пациент приводил родню или знакомых.
Никита деньги брал со всех. С бедных мало, даже затраты не покрывал, с богатых — много, иногда даже сам пугался названной суммы, но работать даром, за «спасибо» он не хотел. Конечно, для человека небогатого и алтын — деньги, но то, что досталось даром, обычно не ценится. А для богатых серьёзные суммы за лечение становились даже предметом хвастовства, некоторой гордости. В разговорах между собой бояре ноне похвалялись не только удачной охотой, но и избавлением от старой болезни за изрядные деньги.
Никита научился по внешнему виду определять платежеспособность пациента. Коли у боярина пуговицы из чистого золота — просил больше. А коли боярин из рода худого, да пуговицы костяные или фибулы для плаща бронзовые — так и вовсе брал, как с простого люда.
Вместе с известностью у Никиты появились очереди — обратная сторона популярности. Иногда не то что пообедать — передохнуть пару минут было некогда. В такие дни он вспоминал свою прошлую жизнь, когда приходилось вот так же на поликлиническом приёме сидеть. И люди такие же, и болезни, только одежда и привычки разные. Никита сильно утвердился во мнении, что хотя мир в его время изменился — появились машины, пушки, электричество и телефон, но люди с их пороками и болезнями не изменились. Мыслят похоже, так же горькую пьют, любят, ненавидят, обманывают и предают.
Наступила зима. За дождливыми, промозглыми днями пришли морозы, выпал снег. Он шёл всю ночь, и утром за окном было необычайно светло от белого покрывала, укрывшего улицы и крыши. Снег хрустел под ногами, воздух вкусно пах. Вот только к полудню снег посерел от осевшего на него пепла из многочисленных труб в домах. Даже в небольших домах было две печи — на кухне и в жилых помещениях. А уж в больших домах топилось до десятка, а то и до двух десятков печей. Топили дровами, пепла и золы хватало с избытком. Что самое занятное — уголь знали, добывали, использовали в кузницах. А ведь он более теплотворен, чем дрова.
Извозчики дружно перешли с подвод на сани. Ребятня с визгом каталась с горок на санках.
В первый же день зимы Никита понял, что кафтан — не лучшая одежда для зимы. Он решил отработать до обеда и идти на торг — купить шубу или полушубок, да валенки.
Выбор на торгу был велик: от волчьей шубы — тёплой, но неказистой внешне, до собольей, стоившей больших денег. Никите пришёлся по нраву овчинный полушубок — короткий и тёплый. Однако продавец его желание остудил:
— Да ты чего, барин? Овчинные полушубки возничие, крестьяне и мастеровые носят! Не к лицу тебе! Из енота либо выдры шубу возьми, а хочешь — лисью или беличью. Вот из рыси шуба, а коли калита полна — так и горностаевую найду. Бобровую не предлагаю, не обижайся — чином не вышел.
Шубы тогда шили не так, как сейчас. Делали её мехом внутрь, а снаружи покрывали тканью. Чем дороже был мех, тем богаче выбирали для шубы ткань — зачастую с вышивкой. Были и «московские» шубы — с длинными, едва ли не до пят рукавами. Такие шубы бояре любили, чтобы окружающим понятно было — высокого звания человек, не руками на пропитание зарабатывает.
Никита растерялся от обилия товаров. Что взять? В своём времени он куртку-аляску носил.
