Николай II в секретной переписке - Платонов Олег Анатольевич (читать книги бесплатно .TXT) 📗

Надеюсь, что никаких трений или затруднений у тебя с Алексеевым не будет и что ты очень скоро сможешь вернуться. Это во мне говорит не одно только эгоистическое желание. Я знаю слишком хорошо, как “ревущие толпы” ведут себя, когда ты близко. Они еще боятся тебя и должны бояться еще больше, так что, где бы ты ни был, их должен охватывать все тот же трепет. И для министров ты тоже такая сила и руководитель! Вернись скорее — ты видишь, я прошу тебя не за себя и даже не ради Бэби — об этом ты сам всегда помнишь. Я понимаю, куда призывает долг, — как раз теперь ты гораздо нужнее здесь, чем там. Так что, как только уладишь дела, пожалуйста, вернись домой дней через десять, пока все не устроится здесь, как надо. Твоя жена — твой оплот — неизменно на страже в тылу. Правда, она немного может сделать, но все хорошие люди знают, что она всегда твоя стойкая опора. Глаза мои болят от слез. Со станции я поеду прямо к Знаменью — именно потому, что бывала с тобой там раньше, это успокоит и укрепит меня, и я помолюсь за тебя, мой ангел. О, Боже, как я люблю тебя! Все больше и больше, глубоко, как море. с безмерной нежностью. Спи спокойно, не кашляй пусть перемена воздуха поможет тебе совсем оправиться. Да хранят тебя светлые ангелы, Христос да будет с тобой, и Пречистая Дева да не оставит тебя! Наш Друг поручил нас ее знамени. Благословляю тебя, крепко обнимаю и прижимаю твою усталую голову к моей груди. Ах, одиночество грядущих ночей — нет с тобой Солнышка и нет Солнечного Луча! Вся наша горячая, пылкая любовь окружает тебя, мой муженек, мой единственный, мое все, свет моей жизни, сокровище, посланное мне Всемогущим Богом! Чувствуй мои руки, обвивающие тебя, мои губы, нежно прижатые к твоим — вечно вместе, всегда неразлучны. Прощай, моя любовь, возвращайся скорее к твоему старому

Солнышку.

Пожалуйста, съезди к образу Пречистой Девы, как только сможешь. Я так много молилась за тебя там.

Ц.С. 23 февраля 1917 г.

Мой ангел, любовь моя!

Ну, вот — у Ольги и Алексея корь. У Ольги все лицо покрыто сыпью, у Бэби больше во рту, и кашляет он сильно, и глаза болят. Они лежат в темноте — мы завтракали еще вместе в игральной. П.В.П. [1091] читает ему, я слышу его голос, я сама на Ольгином диване. Мы все в летних юбках и в белых халатах, а если надо принять кого (кто не боится), тогда переодеваемся в платья. Едим в красной комнате. Если другим не миновать этого, то я хотела бы, чтоб они захворали скорее. Это веселее для них и не продлится так долго.

Аня может тоже заразиться. Она лежит в постели и кашляет, вчера у нее было 38, а после приема лекарств температура упала. Только что получила твою телеграмму, что ты прибыл благополучно — слава Богу! Представляю себе твое ужасное одиночество без милого Бэби — он просил телеграфировать тебе. Ему и Ольге грустно, что они не могут писать тебе — им нельзя утомлять глаза. Все целуют тебя крепко, крепко. Ах, любовь моя, как печально без тебя — как одиноко, как я жажду твоей любви, твоих поцелуев, бесценное сокровище мое, думаю о тебе без конца! Надевай же крестик иногда, если будут предстоять трудные решения, — он поможет тебе. Ездила в деревню Алекс. с Т., М. и А. в закрытом автомобиле, встретили много матросов и Кублицкого, говорила с ним. Он рассказал, что Хвощинский видел, как ты проехал.

Ясный, солнечный день, и не очень холодно. Еслиим будет нехорошо, буду тебе телеграфировать очень часто. Прощай, мой единственный. Господь да благословит и сохранит тебя! Осыпаю тебя поцелуями. Навсегда

Твоя.

Ц. ставка. 23 февр. 1917 г.

Мое возлюбленное Солнышко!

Сердечно благодарю за твое дорогое письмо, которое ты оставила в моем купе. Я с жадностью прочел его перед отходом ко сну. Мне стало хорошо от него в моем одиночестве после того, как мы два месяца пробыли вместе. Если я не мог слышать твоего нежного голоса, то, по крайней мере, мог утешиться этими строками нежной любви. Я ни разу не выходил, пока мы не приехали сюда. Сегодня я чувствую себя гораздо лучше — хрипоты нет и кашель не так силен. — Был солнечный и холодный день, и меня встретила обычная публика с Алексеевым во главе. Он выглядит действительно очень хорошо, и на лице выражение спокойствия, какого я давно не видал. Мы с ним хорошо поговорили с полчаса. После этого я привел в порядок свою комнату и получил твою телеграмму о кори Ольги и Бэби. Я не поверил своим глазам — так неожиданна была эта новость. Особенно после его собственной телеграммы, где он говорит, что чувствует себя хорошо. Как бы то ни было, это очень скучно и беспокойно для тебя, моя голубка. Может быть, ты перестанешь принимать такое множество народу? Законный повод — боязнь передать заразу их семьям. В 1-м и 2-м кадетских корпусах количество мальчиков, заболевших корью, все увеличивается. За обедом видел всех иностранных генералов — они были очень огорчены такими печальными новостями. Здесь в доме так спокойно, ни шума, ни возбужденных криков! Я представляю себе, что он спит в своей спальне. Все его маленькие вещи, фотографии и безделушки в образцовом и порядке в спальне и в комнате с круглым окном!

Не надо [1092]! С другой стороны, какое счастье, что он не приехал со мной теперь сюда — для того только, чтобы заболеть и лежать здесь в нашей маленькой спальной! Дай Бог, чтоб корь прошла без осложнений, и лучше бы все дети переболели ею сразу!

Мне очень не хватает 1/2-часового пасьянса каждый вечер. В свободное время я здесь опять примусь за домино. — Эта тишина вокруг гнетет, конечно, если нет работы. — Старый Иванов был любезен и мил за обедом. Моим другим соседом был сэр Г. Виллиамс, который в восторге, что видел здесь за последнее время столько соотечественников.

Ты пишешь о том, чтобы быть твердым — повелителем, это совершенно верно. Будь уверена, я не забываю, но вовсе не нужно ежеминутно огрызаться на людей направо и налево. Спокойного резкого замечания или ответа очень часто совершенно достаточно, чтобы указать тому или другому его место.

Ну, дорогая моя, уже поздно. Спокойной ночи, Бог да благословит твой сон! Спи спокойно, хоть я не могу согреть тебя.

24 февраля.

Очень пасмурный, ветреный день, идет густой снег, ни признака весны. Только что получил твою телеграмму о здоровье детей. Я надеюсь, они все схватят на этот раз.

Посылаю тебе и Алексею ордена от короля и королевы бельгийских на память о войне. Ты поблагодари ее лучше сама. Вот он обрадуется новому крестику! Бог да сохранит тебя, моя радость! Целую крепко тебя и детей. Мысленно и в молитвах со всеми вами.

Твоймуженек

Ники.

Царское Село. 24 февраля 1917 г.

Бесценный мой!

Погода теплее, 4 1/2 гр. Вчера были беспорядки на В(асильевском) острове и на Невском, потому что бедняки брали приступом булочные. Они вдребезги разнесли Филиппова [1093] и против них вызывали казаков. Все это я узнала неофициально. Вчера вечером Бэби был весел, я читала ему “Дети Елены” [1094], потом ему читал П.В.П. — 38,1 в 9; в 6 — 38,3. У Ольги оба раза 37,7. Вид у нее хуже, изнуренный. Он спал хорошо и теперь у него 37,7. В 10 пошла посидеть с Аней (у нее, вероятно, корь — 37,7, сильный кашель, болит горло, — а может быть, ангина), а потом с Лили, Н.П. и Родионовым, который обедал у нее в коридоре, так как она была в постели.

Итак, Варяг уходит в Англию на 6 месяцев — может быть, сегодня. Она [1095], конечно, молодцом, но видно, как огорчена, разочарована и беспокоится.

Каким страшно одиноким должен был ты чувствовать себя первую ночь! Не могу представить тебя без Бэби, мой бедный, милый ангел!