Разные дни войны (Дневник писателя) - Симонов Константин Михайлович (книги онлайн полные версии бесплатно .TXT) 📗
Октябрь я сидел в Москве, занимаясь сразу двумя делами приводил в порядок пьесу "Жди меня", которая хотя и была додиктована накануне отъезда в Сталинград, но на поверку, когда я перечел ее после возвращения, оказались длинной и сырой я еще долго выжимал из нее воду, прежде чем она приобрела объем, приемлемый для постановки в театре.
Вторая работа, которой я занимался одновременно с доделкой пьесы, был сценарий кинофильма на ту же тему.
Сначала для сценария было придумано другое, более заковыристое название "Как долго тебя не было", но потом оно было бесповоротно вытеснено словами "Жди меня", прямо отражавшими смысл того, ради чего ставился фильм.
Я сел работать над сценарием, еще не успев закончить работы над пьесой. Вышло это неожиданно для меня самого. Режиссеры Александр Столпер и Борис Иванов закончили в Алма-Ате фильм "Парень из нашего города", сделанный по моей пьесе, и привезли его в Москву.
Сейчас, спустя несколько десятилетий, многое в нем мне кажется наивным, но осенью сорок второго года я был очень благодарен Столперу и Иванову за эту их взволновавшую меня тогда работу. И когда Столпер, прочитав "Жди меня", захотел сделать фильм по этой не доделанной еще пьесе, я тут же сел за сценарий.
Написанный тоже за очень короткий срок сценарий получился все-таки лучше пьесы. А картина Столпера и Иванова "Жди меня" исправно работала на экране почти два года войны и уже одним этим оправдала себя.
Задним числом думаю, что в тогдашней моей скоропалительной работе и над пьесой и над сценарием "Жди меня" проявилось недостаточно строгое отношение к писательскому ремеслу.
Сама по себе тема - жди меня! - неотвратимо рожденная войной, была действительно нужна. Написанная об этом же песня "Темная ночь" из фильма "Два бойца" весной сорок третьего года оказалась на устах буквально у каждого фронтовика. Это было потребностью времени. Все так!
Но мне самому, наверно, не следовало заниматься эксплуатацией однажды найденного и перетаскивать свое "Жди меня" из стихов сперва в театр, а потом в кино. Все, что я сам мог сказать на эту тему, было исчерпано в стихотворении. И я был наказан за то, что не понял этого.
Однако понять это тогда было не так просто. Я уже закончил пьесу и отдал ее в Московский театр драмы Горчакову, когда в ноябре сорок второго года меня вдруг пригласил к себе Владимир Иванович Немирович-Данченко. Велев своим сотрудникам достать экземпляр "Жди меня" и прочитав пьесу, он долго говорил со мной о своем интересе к ней и закончил тем, что, если я заберу ее из театра драмы, он сам поставит ее на сцене Художественного театра.
Но слово - не воробей, пьеса уже отдана Горчакову, и я отказался от лестного для меня предложения.
Сейчас, вспоминая все это, я испытываю даже какое-то чувство обиды на самого себя, что единственный в моей жизни разговор с таким человеком, как Немирович-Данченко, на мое несчастье, возник вокруг этой самой плохой моей пьесы, а не вокруг чего-то другого, хотя бы "Русских людей", которых как раз в это время Художественный театр репетировал и в работе над которыми Немирович принимал участие.
Но тогда, осенью сорок второго года, он всерьез относился к моей пьесе "Жди меня" и разговаривал со мной главным образом о ней. Странно, но так.
Я уже сдал пьесу Горчакову, но не успел поставить точку на сценарии, как новая работа еще на некоторое время привязала меня к Москве. Приближалась 25-я годовщина Великой Октябрьской революции, и в редакции возникла мысль сделать газетную полосу, посвященную военной Москве. Ортенберг позвонил Щербакову и сказал ему об этом. Щербаков сразу же спросил: кто ее будет писать? Ортенберг с ходу ответил: Симонов. Наверно, сыграло роль и то, что я был в это время не на фронте, а здесь, в Москве, под руками.
На второй день Щербаков вызвал меня к себе, спросил, что мне нужно для этой работы и если потребуется помощь, то какая. Я сказал, что помощь, наверно, потребуется: октябрь - ноябрь прошлого года я был под Мурманском и своими глазами бои под Москвой видел только начиная с декабря, с нашего перехода в наступление. Мне нужно говорить с людьми, рассказы которых восполнят то, чего я не видел сам.
- Хорошо, людей мы найдем, а возникнет необходимость, даже вызовем с фронта, - сказал Щербаков. - Но вам надо написать не только о днях обороны Москвы, но и о предшествующем, об организации ополчения. Надо встретиться с людьми из ополченческих дивизий, чтобы они рассказали, как это было. Кроме того, - добавил Щербаков, - есть много незаметных людей разных профессий, которые участвовали в обороне Москвы - ив истребительных батальонах, и в пожарных командах, и в группах по обезвреживанию неразорвавшихся бомб. Мы постараемся найти таких людей. Перед тем как начнете писать, у вас должна быть полная картина всего происходившего.
Прощаясь, Щербаков назначил день следующей встречи, и я начал работать над полосой.
Во время второй встречи Щербаков рассказал мне ряд обстоятельств, связанных с обороной Москвы и работой Московского комитета партии.
- В прошлый раз забыл, - сказал Щербаков в конце разговора, - а сегодня вспомнил. Вам надо поехать на московские заводы, поглядеть на тех, кто там теперь работает. В дни обороны Москвы на уже эвакуированных, в сущности, предприятиях наладили производство целого списка самых необходимых для нас вещей. В том числе автоматов, минометов, мин. К станкам стало много четырнадцати-пятнадцатилетних подростков. Им делали специальные подставки к станкам, чтобы они могли дотягиваться до суппорта. Съездите, поговорите. Лучше всего в Бауманский район, он вам даст особенно много материала.
Я поехал в Бауманский райком партии, а потом несколько дней ездил по разным предприятиям района и говорил с теми, кто не только осенью сорок первого года, но и сейчас, осенью сорок второго, составлял большую часть рабочего класса на этих заводах, уже после эвакуации основного оборудования наладивших в опустевших цехах новое военное производство. Говорил главным образом с женщинами, часто пожилыми, и с подростками; многие из них продолжали стоять за станками на тех самых подставках, о которых вспоминал Щербаков.
