За Веру, Царя и Отечество - Шамбаров Валерий Евгеньевич (читать онлайн полную книгу txt) 📗
Жоффр вошел во вкус дергать своими требованиями русскую Ставку, совершенно затерроризировал Жилинского, пытаясь ему приказывать. Когда же тот напомнил, что является не французским генералом, а представителем русского императора, потребовал немедленно отозвать его. И Жилинского пришлось заменить ген. Палицыным. А вдобавок западные политики и дипломаты начали очень уж явно... завидовать успехам России. На фоне собственных скромных достижений. И продолжали мерить союзницу на свою мерку. В 15-м опасались, как бы Россия после поражений не пошла на сепаратный мир, а часть политиков даже заговорила о "неэффективности" союза с русскими - а в 16-м возникли обратные опасения: а ну как Россия сочтет свой союз с Англией и Францией "неэффективным"? И во французском правительстве возникла бредовая версия - мол, "если русская армия будет иметь больший успех, чем наша", то Петроград сможет заключить почетный мир с немцами, а Берлин пойдет на односторонние уступки, чтобы наверстать свое за счет западных стран. Накручивали сами себя. И посол Палеолог опять писал, истекая беспочвенной злобой: "Если Россия не выдержит роли союзника до конца, ... она тогда поставит себя в невозможность участвовать в плодах нашей победы; тогда она разделит судьбу Центральных Держав".
А ведь кроме политических, у западных держав существовали и другие рычаги давления - экономические, финансовые. И ярким примером стала экономическая конференция, созванная по просьбе России. Запад вроде откликнулся, согласился рассмотреть возникшие перед нашей страной проблемы "на многосторонней основе". Конференция проходила в Париже под председательством французского министра торговли Клемантеля, и получилось так, что от сути вопроса, российских финансовых трудностей, иностранные делегаты отмахнулись и увлеклись проектами послевоенных отношений с Германией. Дескать, надо устроить ей полный экономический бойкот и разорить. Русские возразили, что нам это не выгодно,- страна граничит с Центральными Державами, и львиная доля довоенной торговли велась с ними. Тогда спохватились и начали вырабатывать "экономическую программу для России" - что вылилось в откровенные споры о послевоенных разделах русского рынка. Британия, как "главный кредитор" и поставщик вооружения, претендовала на то, чтобы целиком заменить на этом рынке Германию. Французские газеты писали: "Внимание всего мира будет обращено на Россию. После войны возникнет огромная конкуренция за торговлю с Россией ". А о проблемах насущных так и не вспомнили. Правда, русская делегация смогла договориться об очередном займе в 5 млрд. франков, но тут же в довесок ей попытались навязать льготные тарифы для французской и британской промышленности на нашем рынке. А французы еще потребовали, чтобы в "нагрузку" к займам у них покупали вино, а то сбыта почти нет и фермеры разоряются. Словом, Россия, неся огромные убытки от собственного "сухого закона", должна была за дефицитную одолженную валюту покупать дорогое вино во Франции! Между прочим, еще и удивлялись, почему это у русских слабеют прозападные симпатии? И Ллойд Джордж писал Асквиту: "Они всегда воображают, что мы стараемся извлечь барыш из отношений с ними".
Финансовыми трудностями страны стремились воспользоваться не только союзники, но и американцы. Их посол в Петрограде Дэвис начал закидывать удочки - мол, не боится ли Россия, что плодами ее побед воспользуются англичане, предъявив счет за долги? И чтобы избежать этого, предложил Сазонову заключить широкомасштабное экономическое соглашение, предоставляющее США "особые права" в России и превращавшее страну, по сути, в американский рынок сбыта и сырьевой придаток. Понимали ли царь и правительство, что западные державы ведут себя нечестно? И что даже после победы будут и давление, и трения по поводу условий мира, и попытки экономической экспансии? Да, понимали. И упреки Николаю II, будто бы он слепо следовал в фарватере англо-французской политики, абсолютно беспочвенны. И император, и российская дипломатия продолжали вести политику сугубо "российскую". Решения Парижской конференции Советом министров и Думой так и не были утверждены. А Дэвису Сазонов вежливо, но твердо ответил, что на такое соглашение Россия могла бы пойти в критические дни 15-го, а теперь время совсем другое. Тем не менее русские стали активно играть на возникшей конкуренции США и Англии. Была достигнута договоренность о прокладке прямого кабеля для связи с Америкой.
Но блестяще удалось сыграть и на других противоречиях - 3.7 Россия заключила секретное соглашение с Японией. Номинально оно касалось раздела сфер влияния в Китае - "обе высокие договаривающиеся стороны признают, что их жизненные интересы требуют предотвращения контроля над Китаем какой-либо третьей державы, питающей враждебные намерения в отношении России или Японии". Но был и пункт, превращающий соглашение в военный союз: "В случае, если третья держава объявит войну одной из договаривающихся сторон, другая сторона по первому же требованию своего союзника должна прийти на помощь". Причем японцы готовы были пойти и на большее, если бы им уступили Сев. Сахалин. Николай отказался даже обсуждать такой вариант - но все равно, в Токио расценивали договор как величайший успех, там уже предвидели, что после войны могут подвергнуться нажиму Англии и США. И Россия была довольна - она получила перестраховку на случай нелояльного поведения западных партнеров и обрела эффективное оружие против шантажа с их стороны.
А в это время во Франции началось долгожданное наступление на р. Сомме. Готовились к нему с декабря, и оно стало поистине "материальным сражением". "Не умением, а числом". Из прошлого опыта союзное командование сделало выводы весьма прямолинейные - что надо сосредоточить артиллерии еще больше, чем раньше. И орудия разных калибров устанавливались в несколько ярусов. Чтобы завезти миллионы снарядов, к фронту подводились специальные железнодорожные ветки. Никакой маскировки не соблюдалось. Подумали, что скрыть такую подготовку невозможно, значит и нечего стараться. Просто нужно еще больше артиллерии, чтобы не помогло никакое противодействие. Наоборот, пусть враг соберет побольше войск, тут им и конец придет. Во избежание больших потерь операция предполагалась заведомо длительная. Брать укрепленные позиции поэтапно. Артиллерия разрушает, пехота занимает, потом перемещаются орудия, и все повторяется. Для войск назначались рубежи выравнивания, вырываться вперед или атаковать ночью запрещалось. Инструкция Жоффра гласила: "Порядок важнее быстроты". Отказ от методичного образа действий разрешался лишь тогда, когда организованное сопротивление будет сломлено. Кое-какие ошибки все же учли - фронт прорыва назначили на широком участке, в 40 км. Но на одном единственном. Удар наносили 4-я английская и 6-я французская армии. В качестве резерва могла быть введена недавно сформированная 10-я французская. Вооружены пехотинцы были превосходно, имели по 4-8 ручных пулеметов, 12 ружейных гранатометов на роту, много 37-мм орудий для действий в пехотных цепях. "Волны цепей" должны были наступать с "движением огня" впереди них. В полосе прорыва шло 32 дивизии. Только на английском участке было сосредоточено 444 легких орудия, 588 тяжелых, 10 сверхтяжелых, 360 траншейных, да у французов не меньше. Прорвав фронт на Сомме, планировалось развивать наступление на Камбрэ, Валансьен и Мобеж. Сперва главная роль отводилась французам, но в связи с битвой у Вердена перешла к англичанам.
