Фавориты Фортуны - Маккалоу Колин (бесплатные версии книг .TXT) 📗
Между концом Помпеевых победных игр (которые прошли с большим успехом, главным образом благодаря тому, что вкусы Помпея относительно театра и цирка были вкусами простого человека) и началом Римских игр были сентябрьские календы. А в сентябрьские календы Сенат всегда созывал собрание. Эта сессия традиционно была очень важной. Луций Аврелий Котта огласил результаты своей работы.
— Почтенные отцы, я выполнил работу, которую вы поручили мне в начале этого года, — заговорил Луций Котта с курульного возвышения. — И надеюсь, что вы ее одобрите. Прежде чем обратиться к деталям, я кратко изложу то, что я намерен просить вас рекомендовать как закон.
В руках у него не было никаких записей. И у секретаря городского претора, казалось, тоже их не было. Поскольку день выдался очень жаркий (стояла середина лета), Палата облегченно вздохнула. Он не собирается сильно затягивать собрание. Да он и не любил этого. Из троих Коттов Луций был младшим и самый умным.
— Откровенно говоря, мои коллеги-сенаторы, — начал Луций Котта своим ясным, громким голосом, — ознакомившись с протоколами заседаний судов, я не был в восторге от исполнения обязанностей присяжных заседателей ни сенаторами, ни всадниками. Когда жюри состоит целиком из сенаторов, оно всегда на стороне подсудимых-сенаторов. А когда жюри состоит из всадников, владеющих общественным конем, оно, естественно, на стороне всаднического сословия. Оба состава жюри подвержены взяточничеству. Предлагаю определять состав жюри более справедливо, чем это делалось раньше. Гай Гракх отобрал у Сената право входит в жюри и передал это право восемнадцати центуриям первого класса, которые имеют общественную лошадь и чей ценз — не менее четырехсот тысяч сестерциев годового дохода. Но Гай Гракх этим и ограничился. Теперь, с небольшими исключениями, получилось так, что каждый сенатор происходит из семьи, входящей в первые ряды восемнадцати центурий первого класса. Поэтому я предлагаю тройной состав каждого жюри. Треть — сенаторы, треть — всадники, владеющие общественной лошадью, и треть — tribuni aerarii — простые всадники, которые составляют основную массу первого класса и имеют ценз не менее трехсот тысяч сестерциев годового дохода.
Поднялся ропот, но ропот мирный. На лицах, повернувшихся к Луцию Котте, как цветы к солнцу, было написано удивление. Палата размышляла. Луций Котта говорил все убедительнее.
— Мне кажется, что мы, сенаторы, стали сентиментальнее за годы, минувшие от Гая Гракха до диктаторства Луция Корнелия Суллы. Мы с сожалением вспоминали привилегию быть присяжными, забывая о реальных обязанностях жюри. Нас было триста против ста пятидесяти рыцарей с общественной лошадью. Затем Сулла вернул нам нашу любимую обязанность быть присяжными. И хотя он увеличил состав Сената, чтобы справиться с этой проблемой, мы вскоре оказались перед фактом, что все мы, живущие в Риме, постоянно заняты то в одном, то в другом жюри. Потому что постоянные суды многое добавили к обязанностям присяжных. Судебных процессов было значительно меньше, когда большая часть их должна была осуществляться народным собранием индивидуально. Думаю, Сулла рассуждал так: меньший состав каждого жюри и больший состав самого Сената облегчат обязанности присяжных. Но он недооценил проблему. Я приступил к исследованию, убежденный только в одном; что Сенат, даже в своем увеличенном составе, недостаточно многочислен, чтобы обеспечить жюри для каждого суда. И все же, почтенные отцы, я не хотел бы возвращать суды всадникам восемнадцати первых центурий. Я чувствовал, что это было бы двойным предательством — по отношению к моему собственному сенаторскому классу и по отношению к отличной системе правосудия, которую дал нам Сулла своими постоянными судами.
Теперь все слушали, восхищенные: во всем, что говорил Луций Котта, был определенный здравый смысл!
— Сначала я думал разделить состав жюри поровну между Сенатом и восемнадцатью старшими центуриями. Каждое жюри будет состоять на пятьдесят процентов из сенаторов и на пятьдесят процентов из всадников. Однако несколько расчетов показали мне, что бремя ответственности для сенаторов все же слишком тяжело.
Лицо Луция Котты было очень серьезным, глаза сияли. Вытянув вперед руки, он продолжал, слегка понизив голос:
— Если человек пришел, чтобы составить свое мнение о коллеге, каким бы статусом тот ни обладал, он должен прийти на слушание свежим, активным, заинтересованным. Но это невозможно, когда данный человек входит в состав сразу нескольких жюри. Он измучен, он становится скептиком, он уже не заинтересован ни в чем — и гораздо более склонен к взяточничеству. Ибо какую другую компенсацию, спрашивает он себя, может он получить, кроме взятки? Ведь государство не платит своим присяжным. Поэтому государство не должно иметь права отбирать у человека огромное количество личного времени.
Последовали кивки и одобрительный ропот. Палате очень нравилось, к чему клонит Луций Котта.
— Я знаю, что многие из вас думают точно так же. Что обязанность быть членом жюри должна быть распределена между большим количеством людей. Я знаю, естественно, что совсем недавно состав присяжных был поделен между двумя сословиями. Но, как я уже сказал, ни одно из решений, которые приходили нам на ум до сих пор, не было принято. Если мы имеем тысячу восемьсот всадников минус члены Сената в восемнадцати старших центуриях, тогда доля всадников остается довольно большой и один всадник может, вероятно, за один год присутствовать только в одном жюри.
Луций Котта помолчал, довольный тем, что видит. Он продолжал быстрее:
— Человек первого класса, дорогие мои коллеги-сенаторы, — именно то, что нам нужно. Человек первого класса. Известный человек, состоятельный, с доходом не менее трехсот тысяч сестерциев в год. И все же, поскольку Рим — древний город, некоторые вещи либо не изменились вовсе, либо продолжают функционировать, но с лишними людьми или добавленными функциями. Как, например, первый класс. В самом начале у нас было восемнадцать старших центурий. Мы упорно сохраняли эти восемнадцать центурий по сто человек в каждой. Когда в результате роста первого класса мы получили еще семьдесят три дополнительных центурии, мы решили расширить первый класс другим способом — не прибавляя число центурий, а увеличивая количество человек в каждой центурии свыше первоначальной сотни. Итак, мы получили тысячу восемьсот человек в восемнадцати первоначальных центуриях и много тысяч человек в семидесяти трех других. Так почему бы, спросил я себя, не предложить выполнять общественные обязанности этим тысячам людей первого класса, которые по социальному положению и по происхождению не могут принадлежать к восемнадцати центуриям, владеющим общественной лошадью? Если бы эти, более молодые люди составляли треть каждого жюри, груз обязанностей для одного человека сделался бы значительного легче. Но большим стимулом для младших всадников будет их название — tribuni aerarii. Вообразите, если вам потребуется жюри, скажем, из пятидесяти одного присяжного: семнадцать сенаторов, семнадцать рыцарей с общественной лошадью и семнадцать tribuni aerarii. Семнадцать сенаторов имеют опыт, знают законы и давно знакомы с обязанностями жюри. Семнадцать всадников с общественной лошадью происходят из известных семей и богаты. А семнадцать tribuni aerarii обладают свежестью, новым и совершенно другим опытом, членством в первом классе римских граждан и, по крайней мере, значительным состоянием.
Луций Котта вновь протянул руки вперед. Правая опустилась вниз, левой он показал на бронзовые двери Палаты.
— Вот мое решение, почтенные отцы! Тройственный состав жюри с равным членством от трех структур первого класса. Если вы дадите мне senatus consultum, я сформулирую мое предложение, как полагается, и представлю его Трибутному собранию.
У Помпея были фасции на сентябрь. Он сидел в своем курульном кресле на переднем краю возвышения. Возле него стояло пустое кресло Красса.
— Что скажет избранный старший консул? — спросил Помпей, как положено, Квинта Гортензия.
