Свобода и евреи - Шмаков Алексей Семенович (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗

Б. Идёт ли речь об основании «общества», т. е. о том, чтобы закинуть «счастливую тоню», еврейский банкир живо приноровит свои гешефтмахерские ресурсы и опереточные способности. Ястребиным взором наметив «дельце», которое можно пустить в ход, он быстро организует комбинации и закончит выбор союзников. Из этих последних, одни являются прямыми «доверенными», другие же — только люди влиятельные, но для дела нужны их имя и поддержка. С первыми толковать долго нечего: известная часть добычи определяется в их пользу без лишних слов. Наоборот, по отношению ко вторым, необходимы ловкость и дипломатия. Как, например, заручиться герцогом X, графом Y или же крупным вотчинником Z в сомнительной затее. Как скрыть перед ними ответственность?.. Но истинный сын Иуды не знает препятствий. Справки из под руки уже доставили ему кое-какие сведения, так что в самой глубине житейских тревог своего «простофили» он твёрдо рассчитывает найти себе преданного соучастника.

Однако, это только начало. Надо говорить, соблазнить, увлечь; надо победить как законные опасения самого обольщаемого, так и предостережения его просвещённых друзей; надо, одним словом, достигнуть такого господства над человеком, при котором он видел бы и слышал только глазами и ушами своего «псковича». Еврейский банкир проделывает и это диво. Поэтический жар речей, имитация дружбы, энтузиазм спекуляции, воззвание глубокими переливами голоса к самым жгучим страстям, немедленные посулы денег, — все эти средства употребит он с невероятной наглостью и превосходством.

Едва ли, когда-нибудь удастся начертать эти сцены финансового гипнотизма во всём их драматическом колорите. Калиостро не мог лучше проделать «вызов» любимого лица, чем ловкий «заклинатель»-еврей сумеет вызвать в наше время видения ослепительной роскоши. Тень обаятельного чародея (впрочем, тоже еврея) должна трепетать от радости: он вправе сказать себе, что его гений не умер вместе с ним…

И вот, околдованная жертва уже не сопротивляется; стоит лишь покончить с ней. Приглашенная в кабинет, а затем и в гостиные банкира, эта щука, возмечтавшая стать котом, поражается неслыханным великолепием, сокровищами всемирной роскоши, произведениями искусства всех времён. Сияние и блеск бьют ей в голову, а опьянение золотом до такой степени овладевает ею, что она уже перестаёт принадлежать себе. Щука согласна на всё; она будет «фарширована» на первых же строках объявления о задачах и средствах нового общества; в учредительных собраниях она явится одним из корифеев, по крайней мере, корифеев немых и декоративных; впоследствии она не преминет, конечно, принять участие и в совете общества; банкир же, в свою очередь, не замедлит манипулировать ею perinde ас cadaver.

На собраниях акционеров и по языку, и по авторитету он прямо недосягаем. У него даже есть воистину нечто властительное, и какое-то влияние светоносного величия украшает его чело, а то выражение могущества, с которым он держит в руках устав или доклад, невольно заставляет мечтать о пророке, возвещающем новое откровение…

Нет ни противоречий, ни рассуждений, резолюции вотируются единогласно. Жалкое и робкое возражение само бы себя подняло на смех в таком собрании из его креатур, где он заранее признанный повелитель.

Нередко также он неожиданно ускользает с проворством заправского фокусника. Дело идёт, например, о принятии какого-нибудь решительного, но компрометирующего постановления. Он считает его необходимым, он сам же внушает его. И вот собрание открыто, но в известный момент, «будучи вызван внезапно и по неотложному делу», он вдруг исчезает. Что же делать? Пусть поспешат устроить операцию без него. Нельзя ведь терять ни минуты. И всё, так хорошо настроенное им, идёт, как по маслу, а «заведенные» им автоматы продолжают действовать неуклонно и в его отсутствие.

Лишь когда пробьёт часть суда, тогда только поймут они, зачем он скрылся. Он же будет вправе сказать: «Меня там не было», а затем отвергнуть и всякое своё соучастие в инкриминируемом мероприятии, раз нет явных следов… Это, по персидской поговорке, называется «схватить змею чужими руками».

В. А как, например, понравится вам умение при надобности показаться чуждым основанию такого общества, из которого никто не извлек выгоды, кроме него. Еврейский банкир подстрекает на учреждение общества собственного должника. Причём, этот последний погашает свой долг оплаченными акциями того же общества. Акции пройдут сперва по номинальной цене, даже с премией, а затем… наступит крах. Но банкир, в этом сомневаться нечего, успеет сбыть их вовремя. Его испытанный такт предупредит его о таком моменте, которого упускать не следует, а устроенные им западни тем более коварны, что, дабы внушить к ним доверие, он и сам «попадает» в них… на одно мгновение.

Общества, учреждаемые иудейскими банкирами, напоминают знаменитый эпизод римской истории — битву при Тразименском озере (217 до Р.Х.). Консул Фламиний совершенно не понимал Аннибала. Ему, как видно, и в голову не приходила характеристика этого образцового семита, сделанная впоследствии Титом Ливием: «perfidia plus-quam punica, nihil veri, nihil sancti!» Надо ли удивляться тому, что римская армия, злодейски вовлечённая Аннибалом, попала в ущелье, все выходы из которого лукавый карфагенянин сейчас же закрыл, а затем безжалостно вырезал несчастных солдат республики…

Точно также попадает на еврейскую бойню и злополучный акционер: ему сулят горы золота и всяческие чудеса, уверяют даже, что уплаты денег никогда не потребуется, и вот он подписывается на возможно большее число акций. Увы, «резня» не заставит ожидать себя, а если не Аннибал, то конкурсное управление явится её исполнителем!

Таким образом, идёт ли речь об армиях и военных предприятиях или же об иудейских капиталах и спекуляциях, проделки талмудизма всегда одни и те же, и над потоком столетий грандиозная эпопея второй пунической войны [15] протягивает руку современным грабительствам.

Да и на самом деле, разве финансовая война менее жестока, менее смертоносна или менее опустошительна, чем война обыкновенная?!..

Г. Но самой плодовитой спекуляцией, Hante Banque’a в политической сфере является всё-таки организация бурь испуга и смятения. Нет лучшего средства схватить на бирже изобильные барыши.

Эти бури производятся с неподражаемым искусством. Сперва состоящие на содержании у банкиров газеты распускают лишь тревожные слухи. Затем выступают на сцену уже вполне точные факты, передвижения войск, дипломатические осложнения, угрожающие заявления; еврейская пресса гремит воинственными предсказаниями и трубит в атаку.

Увы, под влиянием этих комбинированных ловушек биржа начинает волноваться, курсы падают, публика сбита с толку. Вдруг — страшная телеграмма, и всё погибло!.. Грозное понижение ниспровергает все ценности, — и какая превосходная жатва: сама обетованная земля не давала ничего прекраснейшего!..

Правда, через несколько дней заговорят о вероломных проделках и о подложных депешах; осмелятся даже взывать к закону для пресечения подобных плутней. Закон?!.. Какая нелепость! Да разве возможно представить себе в парламентской стране такого хранителя печати, [16] который в подобном случае предписал бы начать уголовное преследование? Он был бы разбит, как осколок стекла, и на своих собственных невзгодах выучился бы размышлять об удавах биржи и о хитросплетениях паука.

Тогда какое зрелище представит собой нация? Будут искать государственных людей и не найдут их. Между тем, аристократия еврейских капиталистов до небес превознесёт свои надменные вершины. Тогда поймут, наконец, что в деле финансов маленький изъян сегодня через немного лет обращается в пропасть, и что, если ещё может гордиться своей ролью всемирного кредитора один еврей, то уже нет ровно ничего завидного в том, чтобы целому стаду гоев состоят в звании всемирного должника.