Ставка больше, чем смерть. Металл Армагеддона - Голодный Александр Владимирович (читать полную версию книги TXT) 📗

Полным внутренней боли голосом:

– Илья, я не могу больше. Я не могу делать вид, будто ничего не происходит. Я не могу его обманывать.

– Лариса… Это ведь произойдет неизбежно. Ты видела все материалы. Даже без нашего участия ничего не изменится, наоборот, будет только хуже. Хуже в первую очередь ему.

Успокаивающим, с ноткой заботы тоном:

– Я понимаю, что тебе нелегко, что невозможно противостоять его харизме…

– Какая харизма?! Илья, я люблю его! Просто люблю.

Генерал не спорит, но знаю – он остался при своем мнении.

Помолчав, подождав, пока Лара немного успокоится, продолжил:

– Тем более. Он сейчас на пике кризиса, может сорваться в любой момент. И тогда Альфа пойдет по нашему центру, выжигая всех, кто попадется ему на глаза. Не допустить этого можешь только ты.

– С ним Ахмет и Кемаль.

– Но глубоко неравнодушен он к тебе, Лариса. Только к тебе. И помочь ему сейчас можешь только ты.

Тишина, прервавшаяся безжизненным:

– Хорошо. Я еду.

Ахмет и Кемаль:

– Чувствую себя подлецом, командир.

– Кемаль, ты сказал ему правду?

– Не всю. Часть правды – хуже, чем ложь.

– Брат, мы ничего не можем сделать.

– Млять! Я знаю! Когда он сегодня… про свой дом… вспомню – сердце кровью обливается. А он держится. Воюет за нас, за нашу страну… Один, в чужом мире. Ты бы смог так?

– Он не один, Кемаль. Он наш друг. Брат.

– Брат… Почему мы тогда не можем сказать ему всю правду?

– Нельзя, брат. Сейчас – нельзя.

Немного помолчав:

– Кемаль, надо закончить отчеты. Начальник ждет.

Генерал-полковник и Сергей Дмитриевич:

– Ваше мнение?

– Я уверен – четвертая фаза.

– Так быстро?

– Илья Юрьевич, статистического материала по подобным случаям ничтожно мало.

– И слава богу.

– Не могу не согласиться. Тот, что имеется, вряд ли является эталонным. Скорость изменений наверняка зависит от базиса – самого человека. Он ведь и в своем мире занимался эксплуатацией ядерного оружия?

– Да.

– Таких офицеров мало. Они незаурядны. И отбираются по жестким критериям.

– Наверное, вы правы… Но вернемся к отчетам.

– Слушаюсь. Обратите внимание – за весь путь ни одной крысы, нет даже насекомых.

– Поле отторжения?

– Вне сомнений. Жаль, что нет возможности уточнить радиус.

– А рыба-мутант?

– К рыбам он безразличен. Далее. Вам не показалось ненормальным поведение ваших подчиненных? Профессиональных диверсантов?

– Да. Они поступили, как люди. Но не как профессионалы. И абсолютно уверены в своей правоте. Считаете, они полностью под его влиянием?

– А вы считаете по-другому? Без колебаний исполняют его команды, преисполнены самых теплых чувств к объекту Альфа.

– Сергей Дмитриевич, не забывайте – ранее они совместно провели предельно сложную и опасную операцию. Такое сближает.

– Возможно. Но я вижу в отчетах полную духовную зависимость от Альфы. Это фактически уже его люди. Как и ваша помощница.

– Лариса Сергеевна – здравомыслящий офицер и опытный психолог. Другое дело, что к Альфе она испытывает искреннюю симпатию.

– Она светится от счастья в его присутствии, Илья Юрьевич. Конечно, это можно назвать любовью…

– Это и есть любовь. Сергей Дмитриевич, раз уж речь зашла о личном отношении… Как он относится к вам?

Пауза:

– Пожалуй, корректно. Сдержанно. Хотя, с его возможностями…

– Я к этому и подвожу. Он – человек. И пока не перестанет быть таковым, относитесь к нему, как к человеку.

С обидой, возмущенное:

– Илья Юрьевич!..

Генерал твердо перебивает:

– Вы излишне увлекаетесь, Сергей Дмитриевич. При этом неосознанно провоцируете Альфу на срыв. И если он не удержит себя в руках…

– Да, это место в отчетах впечатляет. Меньше секунды.

– Превратив этого бандита в сумасшедшего идиота. И узнав всю его жизнь. Так же Альфа может узнать все и о себе – вы допущены ко всем материалам проекта.

– Вы хотите меня отстранить?

– Нет, Сергей Дмитриевич. Вы – ведущий ученый проекта и добились значительных, чрезвычайно важных для страны результатов. Просто постарайтесь быть терпимее и сдержаннее, если угодно – добрее. Постарайтесь увидеть за наукой человека.

Генерал и мои напарники:

– Не напрягайтесь, товарищи офицеры. Не будет разноса. Я хочу лишь одного – узнать, почему вы поступили именно так? Вы же диверсанты. Лучшие. Профессионалы. И устроили бойню при проведении учебно-боевой операции. Как это могло случиться? Не было возможности обойти этих ублюдков и вызвать милицию?

– Наверное, была. Только зачем? Мы что – не граждане своей страны?

– То, что вы сделали, любой следователь классифицирует как самосуд. Проведенный с предельной жестокостью.

Не выдерживает Кемаль:

– Там тоже не овечки были, товарищ генерал-полковник. Убийцы и насильники.

– Я понимаю, товарищ полковник. Но зачем именно резать? Нельзя было просто перестрелять?

Пауза.

– Насколько я понял из отчетов, команду «В ножи» отдал Альфа?

Илью Юрьевича твердо поправляют:

– Искандер.

– Хорошо. Подполковник Оленев. Почему вы ее выполнили?

– Потому что она правильная. И справедливая. Это было заслуженное воздаяние.

Голос Ахмета полон несгибаемой уверенности в своей правоте. И генерал-полковник это почувствовал:

– Хорошо, я понял. Прошу уточнить одну деталь: когда засветились глаза у Александра Владимировича?

– По-моему, когда мы увидели женские скелеты.

– Нет, командир. Тогда они… стали тлеть, что ли? Вроде есть огонек, но тусклый. А полыхнули, когда услышали, как Кабан насиловал ту девушку. Искандер рванул – не остановишь.

– С этого момента он действовал в ускоренном режиме?

– Так точно. И с огромной силой. Здоровенного мужика вспорол от яиц до глотки, как молния, за долю секунды. И держал при этом за шкирку, как котенка.

– Мне доложил командир чистильщиков. Вываленные на стол внутренности произвели на него впечатление. За вашу работу принял, товарищ полковник. Вы в группе самый сильный.

– Нет, это Искандер. Худой, в чем душа только держится. Но если прорвет…

Ахмет добавляет:

– Когда начался обвал, он меня из озера выдернул. Думал – руку оторвет.

– Понятно. Последнее. Как выглядело сканирование преступника? Я имею в виду ваши личные впечатления.

После паузы ответил Ахмет:

– Страшно. Пахнуло от взгляда… нечеловеческим.

– Как на вас смотрел призрак в лондонском метро?

– Нет. Там было зло. Очень сильное и умелое зло. А здесь… Я не могу подобрать определение. Что-то запредельное. Невероятное. Душа дрожит, когда видишь этот взгляд. Но он не злой. Другой. Сверхъестественный.

Бродящая по исследовательскому центру часть сознания вернулась. Спокойно принимая условия сна, я без удивления увидел широкую кровать, себя на ней, заботливо укрытого одеялом и уже освобожденного от капельниц, дремлющую в кресле Лару. Ей снилось что-то плохое – милое лицо исказила болезненная гримаска.

Нет, это неправильно.

Растворилось в пространстве тело, и передо мной искра. Красивая, яркая, полная сил, с чистой, переливающейся оболочкой. Вот и истоки кошмара – она винит себя, разрывается между долгом и… любовью.

Нет, так нельзя.

Поток нежности захлестнул искорку, смыл тревогу, заставил затрепетать от счастья. И, кстати, почему она в кресле?

Женщина проснулась, взглянула на аппаратуру, спящего мужчину. Все было хорошо. Только… Не в силах сопротивляться возникшему чувству, она скинула туфли, одежду и, приподняв одеяло, осторожно прижалась к худому мужскому боку. Новая волна счастья, единения с любимым человеком прошла по сердцу, неся спокойствие и крепкий сон.

– Правильно?

– Да, правильно.

Обменявшись мыслями-образами, части сознания соединились.