Летописец. Книга перемен. День ангела (сборник) - Вересов Дмитрий (книги полностью бесплатно .txt) 📗
– Ирина Стрельцова. С телевидения. Включите пятый канал, для вас и Михаила Александровича сюрприз и новогоднее поздравление. С наступающим вас Новым годом, Аврора Францевна! Счастья вам и здоровья!
– Миша! Настя! – всполошилась Аврора Францевна. – Нам велели смотреть телевизор! Идите скорее!
О, как долго тянулись секунды, пока нагревался старенький телевизор! Аврора Францевна теребила свитерок, Михаил Александрович ворчал: «Розыгрыш! Глупый розыгрыш! Ничего более», – а Настя основательно, будто курочка-несушка на гнезде, устроилась на диване и, склонив голову набок, правым глазом, что видел получше, строго поглядывала на экран.
– …следние десять лет, – зазвучал, слава богу, телеагрегат, а затем и показал бодрую физиономию репортера, выдыхающего густой, как из чайника, пар, – …следние десять лет академик Вампилов проживает в Калифорнии. И вот наконец долгожданное возвращение прославленного ученого на родину…
– Ох, ты! – завертелся Михаил Александрович. – Генка! Неужели Генка?! Академик хренов!
Неизвестно, чего ждала и отчего так волновалась Аврора Францевна (она и сама не решилась бы определить причину своего волнения), неизвестно, чего она ждала, но была она разочарована, хотя и солидарна с мужем в радости. Еще бы не была! Вот он, Гена Вампилов, последний из оставшихся в живых друзей, однополчанин и Мишин наперсник в те далекие военные годы. Гена, академик, физик, одна из сверхзвезд на небосклоне современной науки. Не появлялся он годы и годы. И жив, жив! И это замечательно. Из Калифорнии прилетел, надо же.
– …на родину, – бездумным пулеметом тарахтел репортер и сжимал в руке толстенький микрофон. – Не расскажете ли нам о цели вашего приезда, Геннадий Николаевич? Ваш приезд связан с профессиональной деятельностью?
Вот и Гена, веселый, розовощекий, маленький, юркий и поджарый, как левретка, округлил глаза в экран и улыбается, явив изумительной красоты зубной протез. Вот у Миши протез так себе, грубоват, отметила про себя Аврора Францевна; а она хотя и сохранила почти все свои зубы, но зубы у нее уже не той снежной белизны, что были прежде, не сияют более, а на верхнем резце маленькая щербинка. Годы, годы! И глаза у нее больше не сапфирные от счастья, а цвета линялого декабрьского небушка… А у Гены мутно-водянистые, совсем овсяный киселек, но умные и веселые. Всегда был шпаной, академик!
– …связан с профессиональной деятельностью? – повернулся к Геннадию Николаевичу репортер и протянул к нему руку с микрофоном.
– С профессиональной деятельностью?! – изобразил несказанное удивление Геннадий Николаевич. – Что вы, юноша! Какая там профессиональная деятельность! Под Новый год только одна деятельность может быть – коньячок пить. А потом шампанское под бой курантов. А потом опять коньячок. Я вас не шокирую? Не сочтете мое заявление пропагандой алкоголя?
– Так, значит, вы приехали…
– Соскучился по снегу, приехал потоптать. И навестить однополчанина, Мишку Лунина. И с ним – коньячку… Мишка, слышишь меня?! – Голос академика хрипловато дребезжал, точь-в-точь их дверной звонок.
– Слышу, – пробормотал Михаил Александрович. Он совсем расчувствовался, почти расклеился, хмурил брови и улыбался одновременно. И стучал кулаком по подлокотнику дивана. – Слышу, Генка, старый черт!
– Сам старый черт, – отбрил вдруг академик. – Коньячок-то готовь, встречай гостя!
– Аврорушка, как у нас с коньяком? – обратился к супруге Михаил Александрович. – Не осталось ли?
Но Аврора Францевна не услышала его вопроса, так как подхватилась и побежала открывать: в дверь трезвонили. Замок звякнул, дверь распахнулась, и из прихожей задребезжало:
– Аврора, ты не суетись, я свой коньяк принес! Знаю я вас, старых алкоголиков. Все небось вылакали, не дождавшись друга.
– Гена, – всплеснула руками изумленная Аврора Францевна, – А как же: ты там и здесь? Запись? – догадалась она.
– Запись, – признался академик. – Театральный эффект как он есть. Добрый розыгрыш. Я впал в детство, Аврора, и страшно этому рад. Мишка! О! И… Настя?! А давайте-ка обниматься! И предадимся воспоминаниям, как положено по традиции, черт бы ее побрал!
Только сели пить чай с коньячком после долгих объятий и дружеских тумаков, только взялись разговоры разговаривать обо всем сразу и вперебой, как вновь подал голос телефон, заорал встревоженно и сердито.
– Да-а? – трепетно ответила Аврора Францевна.
– Тетя Аврора? Как это понимать? Половина девятого, а вы еще дома? Что-то случилось? – беспокоилась Светлана.
– Но где же нам быть? – искренне удивилась Аврора Францевна. Но вспомнила вдруг и, бросив: «Ах, прости! Мы сейчас же выезжаем!» – быстро положила трубку, чтобы не слушать упреков, и потрусила на кухню:
– Миша, как ты мо-о-ог?! – трагически воскликнула Аврора Францевна. Она сегодня целый день была весьма театральна, потому что волновалась, мечтала и предвкушала осуществление мечтаний. И ругала себя, потому что мечтания-то ее все долгие годы были бесплодны, так с чего бы им вдруг сбываться?
– Аврора! Раскрасавица! – чуть не подавился коньяком академик. – Милая! Не волнуйся так! Ты сегодня блистаешь и… шуршишь, как елочная мишура на сквозняке. Что такое случилось, и что такое непростительное учинил Мишка? Может, все не так уж и страшно?
– Ну пусть, – пожала плечами Аврора Францевна, – ну пусть я тоже виновата. Но я захлопоталась, а ты, Миша? Как ты думаешь, кто звонил?
– Ммм? – сморщил лоб Михаил Александрович.
– Светочка! Теперь ясно?
– О, склероз! – стукнул себя по лбу Михаил Александрович. – Вот когда у тебя будет склероз, Генка…
– Еще один?! – удивился академик. – Уверяю тебя, Мишка…
– Ну вас совсем, – рассердилась Аврора Францевна. – Гена, мы обещали сегодня быть на концерте Светочкиного ансамбля и забыли, представь себе. Яша и Анюта уже там, разумеется. Аня всех подкармливает бутербродами, особенно Яшу. А Яша, понятно, репетирует вместе со всеми. Он прибыл только вчера и вот теперь репетирует со всеми, чтобы включиться, не выпадать из ансамбля. А на «разогреве» (на «разогреве»? Я правильное слово употребила?) у них какая-то известная негритянка. Прикинь? Как Анька выражается. Известная на «разогреве». Представляешь, как они… это… «приподнялись»? Одним словом, если мы сейчас не побежим на метро, задрав штаны, то безобразно опоздаем. Вы с Настей, конечно же, с нами.
– Я-то не прочь, задрав штаны, – сказал академик. – Мне-то что. А вот Настя у нас солидная, что твоя царица Екатерина. Куда ей нестись? Себя не уважать. – И Геннадий Николаевич вытащил мобильный телефон и вызвонил шофера, полагавшегося ему как почетному гостю города.
* * *
В восемь вечера, в девять, а потом и в десять на почтовом сайте плясал под «Джингл Беллз» и жонглировал снежками Дед Мороз. Такая вот пришла Никите новогодняя открытка. А к открытке приписка: «С наступающим, Кит! Если не занят чем-то сверхважным вроде борьбы со злыми пришельцами, если не приглашен на Кремлевскую елку или еще куда, приезжай в Центр, на Шестнадцатую. Очень нужно. Даша. Нодар». Никита махнул рукою на измученную свою диссертацию, в которую никак не мог впихнуть пару понравившихся ему формул, и поехал после полуторачасовых раздумий: ехать, не ехать. Почему бы не поехать? Терять ему нечего в эту новогоднюю ночь.
Если пишут «очень нужно», значит, что-то задумали. И еще Даша говорила, что к Новому году должна подоспеть Татьяна. А Татьяну, грачика-чернушку, очень хотелось видеть и почувствовать рядом ее птичье плечико. Хотелось видеть с тех самых пор, когда они разговорились на кухне Центра после фотографической выставки. И наплевать совсем на этого ее «хорошего знакомого»… Яшу, кажется. Хотя и грустно. Грустно все это. Никита, однако, спроси его кто с небес, не смог бы толком определить причину своей меланхолии. Не имел он опыта, не знал прецедента, чтобы понять, с какого такого переполоху Новый год ему не нужен и не интересен. Не было с ним такого никогда, даже когда маман напивалась в самый трепетный момент и забывала, что сыну неплохо было бы купить подарочек. Хоть что-нибудь. Но праздник-то, ожидание чуда-то было с ним! А теперь – ничего подобного. И матушка месяц назад куда-то сгинула без объяснения причин. Может, лечиться, наконец? А у него меланхолия одна в подружках. И, возможно, еще Татьяна, черная птичка.
