Бенефис для убийцы - Серый Александр (читать книги txt) 📗
Вот и сейчас, отдав должное способностям служебных собак, он перевел острие своего обличения на все собачье племя в целом. Широков более не выдержал и расхохотался. Заметив удивление Наташи, он только махнул рукой, не в силах выговорить ни слова сквозь душащий смех. Обиженный такой реакцией друга, Игорь насупился и отвернулся. Червоненко, со свойственным женщинам тонким чувством такта, частично уловила смысл происходящего и, тронув Игоря за плечо, мягко сказала:
– Игорь Павлович, я как следователь считаю целесообразным применение собаки в данном случае. И лучше всего взять спаниеля: у него прекрасный нюх и он малогабаритный, что удобно в условиях частного дома.
Свешникова, конечно, не удовлетворило такое решение, но несколько успокоили небольшие размеры собаки, и он кивнул, оценив внимание Наташи.
Крюк в питомник и ожидание кинолога украли минут двадцать, поэтому, выехав на мост, ведущий в заречную часть города, машина попала в пробку, как всегда, возникшую в час пик. К небольшому зеленому домику с палисадом и жестяным номерком «36» на облупившейся стене подъехали уже к пяти часам. Широков попросил товарищей побыть в машине, а сам, открыв с трудом покосившуюся калитку, подошел к крыльцу и осторожно постучал в боковое окошко с задернутыми занавесками. Через минуту-другую занавески раздвинулись, и в окошке показалась женская голова, повязанная белым платком по-деревенски. Осмотрев Станислава, голова кивнула и пропала, а затем щелкнул замок открывавшейся двери. Бушуева Екатерина Семеновна оказалась щуплой старушкой, одетой в старый зипун и стоптанные валенки.
Узнав причину визита милиции, она чрезвычайно разволновалась и засуетилась, непрерывно бормоча: «Да как же это…» Вслед за хозяйкой и Широковым в дом прошли остальные прибывшие. Червоненко предъявила Бушуевой ордер на обыск, на котором старая женщина никак не могла изобразить свою подпись трясущимися руками. Наконец, когда формальности были выполнены, а Свешников привел в качестве понятых двух таких же старушек с ужасно любопытными глазами, хозяйку попросили показать комнату, в которой проживал Петренко. Комната выглядела небольшой, но уютной. Перед единственным окошком, выходившим на улицу, стоял круглый стол, покрытый зеленой потертой скатертью. Слева от него, вдоль стены, высилась старомодная кровать, украшенная никелированными шариками. По правой стене, ближе к двери, громоздился шифоньер. Здесь еще была пара стульев с гнутыми спинками и покосившаяся этажерка с десятком потрепанных книг. На полу красовалась вьетнамская циновка.
Свешников и Оладин занялись комнатой, а кинолог, прихватив рубашку Петренко, отправился работать во двор. Станислав с Наташей отвели Бушуеву на кухню, намереваясь подробно допросить.
– Екатерина Семеновна, – обратился к женщине Широков, – я вас очень прошу успокоиться и помочь нам.
Бушуева на секунду прекратила причитания, посмотрела на Широкова, шмыгнула носом, а потом с новой силой принялась за свое: «Ой, опозорил змий на старости лет! Ой, опозорил!» Червоненко попыталась, в свою очередь, подействовать на женщину, но и ее увещевания не увенчались успехом. Напротив, Бушуева даже начала раскачиваться из стороны в сторону в такт подвываниям. Тогда Станислав, гася поднимавшееся в душе раздражение, грохнул ладонью по столу и резко проговорил:
– Хватит, Екатерина Семеновна, «ваньку валять»! Как без прописки пускать жильца – пожалуйста! А как отвечать за него, так не хочется? Мы здесь не затем, чтобы выслушивать ваши стенания!
Наташа неодобрительно посмотрела на Широкова и покачала головой. Но на Бушуеву этот выпад оказал благотворное воздействие. Она перестала качаться и подвывать, взгляд принял осмысленное выражение. В довершение ко всему, она виноватым голосом попросила:
– Вы уж прощайте меня, старуху… А ты, сокол, не серчай. Испужалась я. Как есть, – испужалась… Чуяла ведь, что этот ирод беду мне накличет.
– Почему вы так думали?– мягко спросила Наташа.
– А ты, милая, что ж? Тоже в милиции работаешь? – вместо ответа поинтересовалась Бушуева.
– Почти. Я – следователь городской прокуратуры. Зовут меня Наталья Николаевна, и я прошу ответить на мой вопрос.
– Прости, старую… Сейчас, только капелек попью, и все, как есть, обскажу. А то голова вовсе кругом идет. Сейчас я…
С этими словами хозяйка тяжело поднялась с табурета и открыла дверки буфета. Несколько минут она манипулировала с пузырьками, куском сахара и рюмкой воды. Потом снова уселась на прежнее место, с шумом высморкалась в большой мужской платок и начала рассказывать, глядя попеременно на внимательно слушающих Наташу и Станислава.
По словам Бушуевой выходило, что знакомство с постояльцем произошло в двадцатых числах июня. Как-то вечером, когда она обсуждала с соседками на лавке перед домом последние уличные новости, к ним подошел прилично одетый мужчина и поинтересовался возможностью стать на постой на месяц-два. При этом заверил, что человек он серьезный, при деньгах, обещал платить по 5 рублей в день при условии ежедневного домашнего завтрака. Две соседки с сожалением отказались, так как не располагали свободными комнатами, а Бушуева согласилась. Сто пятьдесят рублей в месяц должны были составить существенный прибавок к ее маленькой пенсии, на которую в городе прожить одинокому человеку трудно. Выросшие и разъехавшиеся дети, конечно, помогают, но что с них взять при нынешних инженерских деньгах. Словом, сговорились они с Романом, который в тот же вечер и въехал, заплатив за месяц вперед. Сперва жилец был, действительно, тих и незаметен: утром съедал завтрак и на весь день куда-то уходил, возвращаясь только поздно вечером. Однако, начиная с первых чисел июля, в поведении постояльца произошла разительная перемена. Он повеселел, стал разговорчивее, как-то даже купил торт и угостил хозяйку. А, самое главное, несколько раз приводил ночевать молодую женщину, симпатичную, но очень печальную. Утром завтракали и куда-то вместе уходили. Бушуева потом собирала оставленные под дверью бутылки из-под вина и лимонада. Когда хозяйка дала понять постояльцу, что эти визиты ей не нравятся, тот рассмеялся и дал хозяйке пятидесятирублевую купюру. Сей аргумент заставил Бушуеву смириться. Так продолжалось до последнего времени, а вчера постоялец ушел утром и до сих пор не вернулся.
На этом рассказ Екатерины Семеновны оборвался, и она выжидательно посмотрела на следователя.
– И все же, что вы имели в виду, когда в начале беседы заявили о предчувствии беды от присутствия Романа в доме? – решила уточнить Наташа.
– Вишь, милая, последнюю неделю злым он стал, как черт. Позавчера утром наорал на меня, что яишня не соленая. Прямо с цепи сорвался. Накануне ж приперся ночью, разбудил меня. Весь дерганый, взъерошенный… Я, конечно, за яишню расстроилась, а он все одно сожрал под «чекушку». Потом стирку устроил. Чуяла, что добром это не кончится…
– Ночью вернулся… Это какое число было?
– Сегодня суббота… Так… Пятница… Четверг… Аккурат, со среды на четверг!
– Значит, с 20-го на 21-е, так?
Бушуева пожала плечами, а Наташа многозначительно посмотрела на Широкова.
– А одежду стирал утром 21 июля, то есть позавчера?
– Да, стирал. Она до сих пор в огороде между яблонь висит. Поди, пересохла вся.
Услышав это, Станислав встал. Но прежде чем идти на улицу, спросил:
– Кроме девушки кто-то еще приходил к Роману?
– Во-во! Приходил! Повадился, понимаешь ли, к нему длинный такой ходить. Глаза злющие – ну истинный дьявол, прости господи!
– Как выглядит, как зовут? – быстро выстрелил Широков, почуяв кончик ниточки.
– Зовут как, не знаю. Ростом повыше тебя, худой, волосья пегие какие-то… Возрастом за сорок. Постой… Вроде раз слышала, как мой его Юрой называл… Точно – Юра!
– Как часто этот Юра навещал вашего постояльца? О чем говорили?
Наморщив лоб, Бушуева добросовестно старалась вспомнить, губы ее шевелились.
– Когда же я письмо от дочки получила?… Десятого, что ли? Ага, десятого июля. В тот вечер чертяка и пришел впервой. Вместе с моим пришел. Потом уж сам являлся, но не каждый день, а через два, на третий. Говорили о чем – не ведаю, хоть казните… Сидели в комнате тихо. Пошепчутся часок, длинный и уходит. Но не выпивали – это точно. Я б заметила…
