Дунай. Река империй - Шарый Андрей Васильевич (библиотека книг .TXT) 📗
Линц в 1594 году.
В Линце меня приютил отель “У черного медведя”, расположенный неподалеку от Stifterhaus. В трехэтажном особняке разместился Центр изучения литературы и языка Верхней Австрии, носящий имя самого знаменитого жильца этого здания. Писатель, художник, журналист, педагог Адальберт Штифтер вошел в историю Линца как его типический и трагический гражданин. И не только потому, что, страдая от болезни печени, в приступе депрессии перерезал себе горло бритвой. В биографии гуманиста Штифтера удивляет несоответствие между по-книжному идиллическим восприятием бытия и тоскливой писательской судьбой. Штифтер бежал от столичной жизни, чтобы сделать в провинции скромную карьеру инспектора начальных школ. Акварелью и маслом он писал неяркие речные, лесные, полевые и горные пейзажи в стиле бидермайер; помимо повестей и исторических романов издал несколько томиков новелл, объединенных общим заголовком “Штудии” (“Этюды”). Это пространные рассказы, точные в несентиментальном пересказе бытовых деталей и вещественном восприятии провинциального мира. В своих литературных штудиях Штифтер сформулировал идеальный, “мягкий” закон жизни. “Это закон справедливости, закон нравственности, закон, требующий, чтобы каждый человек жил рядом с другими и был уважаем и почитаем, чтобы он мог совершить достойный жизненный путь, заслужить любовь и восхищение окружающих, чтобы он был храним, как сокровище, поскольку каждый человек – сокровище для всех других людей”, – читаем в авторском предисловии к книжке “Пестрые камни”. Хотя в мире не бывает чудес, мир есть чудо, упрямо считал австрийский писатель. Но мир и жизнь противоречили его закону кротости, и не случайно, быть может, одна идиллия Штифтера называется “Крепость чудака”. После болезненно неудачного романа с венской красавицей, окончившегося срывом в алкоголизм, Штифтер женился на модистке Амалии Могаупт, женщине симпатичной и доброй, но невежественной, судя по воспоминаниям современников, выпившей из мужа все соки. Бездетные супруги в разное время пытались устроить будущее троих племянниц Амалии. Одна девочка убежала, другая пропала, и через месяц ее тело обнаружили в Дунае.
Штифтер не любил современную ему литературу, поскольку считал, что писатели необоснованно присвоили себе право заглядывать в человеческую душу. Продвинутые читатели, зачарованные бесстрашием нового европейского искусства, сочли педагога из Линца моралистом и зачислили в скучные классики. И напрасно: теперь-то искренняя проза Штифтера кажется природно-естественной, она как зелень с деревенского огорода в отделе пластмассовых овощей супермаркета. Или это время очертило шлёгенскую петлю и вернуло пропылившимся штудиям свежесть? Случается ведь и так: ты стоишь на берегу реки, восхищаясь мощной красотой потока. Но что тебе остается от этой мощи, кроме воспоминаний? Разве что горсть пестрых камушков, найденных на песчаной косе.
Карл Маклкнехт. Адальберт Штифтер. Около 1868 года.
В те годы, когда Адальберт Штифтер в рабочее время редактировал городскую газету, а долгими зимними вечерами топил в шнапсе свое разочарование литературным процессом, его земляк Антон Брукнер давал виртуозные органные концерты в кафедральном соборе Линца и преподавал в Вене нотную грамоту. Потомки и этому композитору, одному из лучших сочинителей духовной музыки XIX столетия, отрядили “именной дом”, главный концертный зал Линца. Фамилию Брукнера унаследовали также местный оркестр, частный университет искусств и фестиваль классики. В отличие от Штифтера, добрый католик Брукнер никогда не был женат, но активно интересовался очень молодыми девушками, которым делал честные брачные предложения. Последнюю попытку обрести семейное счастье композитор предпринял, уже перешагнув порог семидесятилетия, однако ответных чувств у семнадцатилетней хористки не вызвал. Главными музами Брукнера остались симфонии, мессы, псалмы и мотеты. Выдающийся музыкант, но чрезвычайно неуверенный в себе и подверженный нервным расстройствам человек, сын бедного сельского учителя, Брукнер брал уроки гармонии и композиции до сорока лет, а прославился только после шестидесяти. Перечень его опусов составляет обширный каталог, что объясняется редкой чувствительностью композитора к посторонним мнениям: Брукнер вносил изменения в партитуру уже законченного произведения по первому совету коллеги или замечанию критика. В музыковедении даже существует термин “проблема Брукнера”: так называют множественность конфликтующих друг с другом версий одного и того же произведения. Так или иначе, Брукнер велик, его сравнивают с Вагнером и Бетховеном, все девять его симфоний называют монументальными.
Был такой австрийский художник Отто Болер, специализировавшийся на изготовлении бумажных силуэтов (этот художественный промысел столетие-полтора назад пользовался чрезвычайной популярностью). Одну свою черно-белую картинку Болер посвятил Брукнеру, многофигурная композиция называется “Антон Брукнер прибывает на небеса”. В раю, в окружении сонма похожих на мух ангелочков, новичка приветствуют одиннадцать уже освоившихся в лучшем из миров гениев австрийско-германской гаммы, от Моцарта до Баха. Художник тонко прочувствовал сцену: дюжина апостолов составляет комплект сочинителей Немецкой Музыки Вечности. Естественно, на Брукнере паразитировали и нацисты, считая, что именно этот композитор особенно точно выразил “дух времени” немецкого народа. Весть о самоубийстве Гитлера 1 мая 1945 года немецкое радио сопроводило адажио из Седьмой симфонии Брукнера. Сам композитор считал эту симфонию лирической.
Отто Болер. Антон Брукнер прибывает на небеса. Силуэт. До 1900 года.
Музыка Брукнера, важного туристического артикула Линца, и теперь льется над Дунаем. Каких только концертов здесь не устраивают! Я смотрю на портреты двух мужчин в черном, составивших интеллектуальную славу Верхней Австрии: лица их значительны и оттого мрачны, их произведения высокоморальны и оттого нерадостны. Однако у Линца Дунай не только бывал свидетелем трудного потного творчества, но и становился истоком чарующе легких романтических историй. Одна удачно сочетает любовь, деньги и предусмотрительность. В 1800 году прусский чиновник Иоганн Якоб фон Виллемер, банкир и богатей, выкупил себе в опекунство за две тысячи гульденов и пожизненную пенсию, словно из рабства, 16-летнюю красотку Марианну Юнг у ее собственной матери. Марианна была актрисой, выступала в спектаклях в Пресбурге (ныне Братислава), Вене и Франкфурте, очаровательно танцевала в обшитом разноцветными заплатками костюме Арлекина, ловко выскакивая из крутящегося по сцене огромного яйца. Эта юная непосредственность и пленила сорокалетнего финансиста.
В поместье Виллемера Марианна училась изящным манерам, иностранным языкам, правильному пению и сложению стиха. Финал истории о прусском Пигмалионе вышел счастливым: через полтора десятилетия Виллемер (уже дважды в прошлом женатый) наконец сочетался законным браком и со своей повзрослевшей воспитанницей. Историки литературы утверждают, что переквалификация Марианны из наложниц в супруги была вызвана поведением 65-летнего в ту пору Иоганна Вольфганга Гёте, давнего друга Виллемера. Еще не будучи знакомым со своей последней любовью Ульрикой фон Леветцов, моложе его на 55 лет, знаменитый поэт попытался позиционировать себя опасно близко к красавице Юнг. Успеха он не добился, но увековечил Марианну в “Книге Зулейки”, восьмой части эпической поэмы “Западно-восточный диван”. В 1869 году филолог Герман Гримм, получивший от Марианны фон Виллемер доступ к ее переписке с Гёте, выяснил: она и есть Зулейка. Более того, Марианна оказалась еще и соавтором Гёте, поскольку некоторые строфы “Зулейка-наме” написаны ею. Гостей Линца теперь водят по адресу Пфарплатц, 4, где родилась эта ставшая дворянкой и попавшая в историю литературы простолюдинка. Рядом с домом – подземный гараж и неплохое кафе Meier.
