Осколки судеб - Плейн Белва (книги полностью бесплатно .txt) 📗
Ильза прикоснулась к руке Пола. У него мелькнула мысль, что обычно она реагировала более эмоционально, а он призывал ее к спокойствию. И, взяв себя в руки, он уже спокойно сказал:
– 14 мая 1948 года, когда объявили о создании государства Израиль, я стоял в толпе перед музеем на бульваре Ротшильда в Тель-Авиве. ООН проголосовала за раздел Палестины – Иордания отходила арабам, а эта часть – евреям. И я был так горд, что моя страна, Америка, во многом этому способствовала.
Тимоти пожал плечами, давая понять, что тема разговора ему в лучшем случае неинтересна, если не неприятна.
Что-то заставило Пола объяснить:
– Поэтому, как видишь, все было законно. Законно в глазах всего мира.
– Что законно, не всегда справедливо, – возразил Тим.
Двое мужчин словно бросали друг другу вызов. Они забыли о стоявшей перед ними еде, ни тот, ни другой так к ней и не притронулись. Встреча, которая, как ожидал Пол, должна была доставить им радость, превращалась в какой-то форум. Он смотрел на белую скатерть, на которой осталось круглое пятно от вина, похожее на кровь.
– Справедливость, – с горечью произнес он. – А разве справедливо и законно то, что англичане выслали отсюда в лагеря для перемещенных лиц, в Германию к тому же, тех несчастных, которые уцелели после лагерей смерти. Хорошенькое это было зрелище, смею тебя заверить, когда они сгоняли их на суда.
– Я вполне понимаю твои чувства, – сказал Тим.
Тон его был снисходительным и прохладным. Или внезапный приступ усталости заставил Пола вообразить это?
Но ведь женщина, державшая на руках раненого ребенка, не была плодом его воображения. И то, как она шептала: «О, моя детка, моя милая детка. Я хочу умереть», – тоже. И он не вообразил сумку со школьными учебниками и морковку, безобидную морковку в плетеной кошелке.
– Конечно, ты расстроен тем, что увидел сегодня, – добавил Тим. – К несчастью, в подобных ситуациях страдают не только виноватые, но и невинные, не только злодеи, но и хорошие люди. Но это не новость. Так было всегда.
У Пола застучало в висках. Много лет назад, за другим обеденным столом, в Нью-Йорке, он спорил с отцом этого молодого человека. Он и сейчас мог ясно представить себе эту картину – хрусталь, масса цветов, бриллианты Лии, испуганные лица присутствующих.
– Добро, – сказал тогда отец Тима, отметая все их возражения пожатием плеч, обтянутых дорогим, безукоризненно скроенным костюмом, – должно страдать вместе со злом.
Массовое истребление людей в концентрационных лагерях он оправдывал, используя те же слова, которые сейчас повторил его сын, столь на него непохожий. В этом совпадении было что-то жуткое. Сын презирал своего отца и его богатство; сын был интеллектуалом, очаровательным, солнечным человеком.
Вслух Пол сказал:
– Все это лишено смысла.
– Любой спор, как правило, лишен смысла, если вдуматься. Людей невозможно переубедить, когда затронуты эмоции, особенно когда обсуждается такая взрывоопасная проблема, как расизм.
Тим намазывал масло на булочку. Спокойные неторопливые движения его пальцев и то, как он откусил хрустящую корочку, вызвало у Пола странное ощущение. Ему показалось, что сама обыденность этих действий была насмешкой над его чувствами. Он наполнил свой бокал. Вообще-то, он уже выпил больше своей нормы и чувствовал, что вино начинает ударять ему в голову, но сейчас ему было все равно.
– Расизм? – повторил он. – А он тут при чем?
– А как же сионизм? Это ведь форма расизма, разве не так? Неужели ты не признаешь, что это так?
Ильза судорожно вздохнула и перегнулась через стол, словно желая схватить Тима.
– Ничего подобного мы никогда не признаем. Это возмутительно! Ты слышал, Пол? Ты слышал, что он сказал?
– Тимоти, я не понимаю, – заговорил Пол, стараясь не выходить из себя. – Сама Ильза и все эти люди, – он махнул рукой в направлении окна, будто относя свои слова ко всему городу, – лучше, чем кто-либо другой, знают, что такое расизм. Да и ты сам… Возможно, тебе неизвестно, что некоторые родственники твоей матери стали жертвами расизма. Поэтому как ты можешь так говорить!
Ильза встала.
– Прекрати, Пол. Ты ничего не докажешь. Ты говоришь не с тем человеком. Мы сегодня и так достаточно напереживались. – Она дрожала и плакала. – Я иду наверх. Извините.
Пол тоже поднялся из-за стола.
– Ничего страшного. Она неважно себя чувствует. Извини нас. Я не могу оставить ее одну. Ужин пусть запишут на мой счет. – И, повторив несколько смущенно: – Жаль, извини, – он последовал за Ильзой.
В номере Ильза отдернула шторы. Он обнял ее, и они стояли, глядя на ночное небо, по которому плыли облака, и на Кедронскую долину, где в темноте золотыми точками светились огни.
– Неужели не будет конца ненависти? Никогда? – сказала она. – Даже этот молодой человек, этот твой распрекрасный кузен, заражен ею.
– Ненависть? По-твоему, это ненависть?
– Незнание и равнодушие к насилию. А это, в конечном счете, то же самое.
– Да, – согласился Пол. – Какое безумие, – продолжал он, – что весь запутанный клубок проблем этой маленькой бедной страны в глазах всего мира сводится прежде всего к проблеме нефти, что бы там ни заявляли политики и дипломаты. Вот что беспокоит больше всего. Отец Тима сделал состояние на нефти. Для него было вполне естественным встать на сторону арабов. Но Тим? Опять же – безумие, что отец и сын, между которыми нет ничего общего, оказались в одном лагере по совершенно разным причинам. Ах! – громко воскликнул он, – мне так жаль, что я поссорился с Тимом. До боли в сердце, Ильза. Я знал его ребенком, следил, как он растет. Как могло случиться, что он вырос таким холодным. Холодным и… низким. Но я ни в коем случае не хочу, чтобы страдала его мать. Не упоминай обо всем этом, когда мы вернемся домой, хорошо?
– Конечно, не буду. Только, я думаю, тебе не придется часто видеться с Тимом. Он вернется в университет, да и в любом случае последнее время вы редко встречались.
– Мне кажется… я вдруг ощутил, что потерял его навсегда. Того юношу, которого я знал и любил. – Глубокая печаль стеснила ему грудь. Помолчав, Пол добавил: – Жду не дождусь, когда мы снова будем дома. После нашего ужина, после всего сегодняшнего – с меня довольно. – Он повернулся спиной к окну. – Пойдем. Давай отдохнем вместе. Нам это необходимо.
– Мне совсем не хочется спать, сна ни в одном глазу.
– Может, тебе поможет заснуть, если ты еще выпьешь. Я позвоню, чтобы принесли вина.
– Нет, не надо. Не хочу одурманивать себя.
– Ну ладно. Тогда я буду держать тебя, пока ты не заснешь. Будем вместе считать овец.
Выскользнув из объятий, она повернулась к нему лицом.
– Ты так добр ко мне, Поп. Иногда я спрашиваю себя: достаточно ли часто я говорю тебе о своей любви?
– Да. Но я не против услышать это еще раз. Это доставляет мне удовольствие.
Она легко прикоснулась к его лицу, нежно провела по щеке.
– Я люблю тебя, Пол. Я хочу, чтобы ты запомнил, что я сказала это сегодня вечером, что бы там потом ни случилось.
– Что может случиться? Пока мы вместе…
– Я не знаю. Как можно знать заранее? Но ты обещаешь запомнить?
Ее блестящие глаза наполнились слезами.
– Обещаю, – ответил он мягко. – А теперь пойдем спать.
Утром Полу пришла в голову новая мысль. Конечно, они никогда не смогут стереть из памяти вчерашний ужас, но жизнь должна идти своим чередом, и немного развлечений им не помешает. Например, можно по пути домой завернуть в Испанию. Они снимут номер в «Ритце» в Мадриде. Сходят в «Прадо», побродят по парку «Ретиро», где гуляют с колясками няни в темно-голубых накидках, посидят на зимнем солнце, наблюдая за любовными парочками, попробуют испанские закуски в «Плаза Майор»…
Под предлогом встречи с сотрудником из отдела беженцев Пол отправился заказывать билеты в Испанию и номер в «Ритце». Сделав заказ, он пошел назад в гостиницу, радуясь при мысли, как удивится Ильза завтра в аэропорту.
