Вопрос любви - Вульф Изабель (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
Поначалу я хотела выбежать из магазина, крича и размахивая руками, но он казался таким счастливым, что я почувствовала: мне не следует вмешиваться. Джессика шла вприпрыжку в синем анораке и резиновых сапогах в горошек, с длинными белокурыми косичками. Она, должно быть, сказала что-то смешное, потому что он запрокинул голову и от души рассмеялся, а потом обнял ее. Эта сцена задела меня за живое. Пока я наблюдала, как они с Джессикой переходят дорогу по «зебре», идут мимо церкви и скрываются из виду, я размечталась, как было бы чудесно, если бы мы с Люком жили вместе — с Джессикой, ведь Магда уступила бы ему право удочерения, чтобы проводить больше времени с козами. Ах какая прекрасная жизнь была бы у нас троих…
Мы бы каждое воскресенье ходили в Холланд-парк и играли там на площадке с аттракционами, и, когда мы с Люком толкали Джессику на качелях, она заливалась бы, запрокинув голову, а ее волосы развевал ветер, потом мы шли бы домой пить чай. И я бы испекла ей шоколадное пирожное с сахарной пудрой, а она бы перепачкала личико, и мне пришлось бы вытирать ей рот и руки. Еще я помогала бы ей играть на пианино, или читать, или научила ее вязать, или помогала бы ей разобраться в своей корзине для одежды. И я бы рассказала ей про билеты, которые купила на следующую неделю, чтобы мы отправились в «Ковент-Гарден» посмотреть «Лебединое озеро», а еще о том, что сначала мы пройдемся по магазинам, чтобы купить ей что-нибудь особенное. И ее лицо сияло бы от восторга.
А вечером мы все втроем смотрели бы что-нибудь вместе, что-нибудь очень веселое и детское — не знаю, «Шрека» или «Дневники принцессы», — и Джессика приютилась бы в руках у Люка на диване, а я бы сидела на тактичном расстоянии. А потом она зевнет, словно котенок, а Люк скажет: «Ладно, пора спать, моя маленькая девочка, — скажи «спокойной ночи» Лоре». И Джессика подойдет ко мне и обнимет, и я почувствую прикосновение ее нежного личика и напомню, что завтра поведу ее на урок верховой езды в Гайд-парк, потому что она без ума от пони, а она вздохнет от счастья, а потом я услышу, как она шепчет: «Ах, мне так повезло, что ты моя мачеха, Лора».
— Бу-бу-бу-бу-бу…
А я отвечу: «Нет, Джесс, это мне повезло, что у меня есть ты. Я очень люблю таких маленьких девочек, я безумно люблю их, и ты самая замечательная девочка на всем белом свете…»
— Бу-бу-бу-бу-бу туфли, мадам?
— Гм?
В моем поле зрения вдруг появилась продавщица. Она держала передо мной босоножки.
— Ваши туфли. Сорок первый размер. — Я посмотрела на них. — Вам нехорошо?
— Что?
— Вам нехорошо? Может быть, стакан воды?
— О нет… — Я подумала о понедельнике и о предстоящем свидании с Люком. И улыбнулась: — Все в порядке, спасибо. Мне очень хорошо.
— Ну какая же ты красавица и модница! — воскликнула мама, когда мы с родителями на следующий день в полвторого встретились у церкви Святого Марка.
— И ты тоже, — сказала я, целуя ее — или, вернее, пытаясь: мы столкнулись полями шляп. — Хотя, если честно, по-моему, я слишком разоделась.
— И я тоже, — призналась мама. — Но с другой стороны, крестины первой внучки не каждый день, а наша Флисс сказала, чтобы мы выглядели хорошо.
Мы так перенервничали, что приехали аж на двадцать минут раньше, поэтому вошли в церковь и сели в третьем ряду справа. Солнечные лучи прорезались сквозь витражное стекло, отбрасывая осколки разных цветов, словно кусочки радуги. Мы вдыхали сладкий аромат воска и пыли. Когда заиграл орган, я открыла изысканно оформленное чинопоследование к обряду крещения, которое Фелисити специально распечатала для нас, и прочла посвящение — фрагмент стихотворения Эмили Дикинсон:
Наверное, материнство открывает такие же необозримые горизонты.
— Какие замечательные чтения и гимны! — прошептала мама, сидевшая рядом со мной. — Немножко напыщенно, правда? — хихикнула она.
— Еще как.
Напыщенность стала еще более очевидной, когда раздали приглашения. Открытка была такой плотной, что ее можно было поставить; рельефные буквы, нанесенные черным курсивом, были такими огромными, что прощупывались при помощи кончиков пальцев, как в азбуке Брайля. Несмотря на ограниченные финансовые возможности, Фелисити отбросила идею о незамысловатом семейном торжестве в пользу чего-то гораздо более пышного. Позади нас, в органной галерее, размещался большой хор. Перед нами негромко настраивал свои инструменты струнный квартет. Запах больших розовых и белых анемонов разносился по всем скамейкам.
— Больше похоже на свадьбу, — сказала мама, когда приехали Хоуп и Майк и протиснулись на скамейку позади нас.
— Королевскую, — добавила Хоуп с улыбкой. — Снаружи стоит фоторепортер, а еще кто-то будет снимать все действо на видео.
— Это переходит все границы, — шепнул Майк.
Я взглянула на него. Обычно он сдержан, но сейчас мне показалось, что он позволил себе лишнее.
— Ну почему бы Флисс и не покутить? — легкомысленно заметила Хоуп. Она открыла свою сумочку «Гермес» и достала изысканную пудреницу. — В конце концов, это особый день в ее жизни.
Я припомнила прошлый «особый день» Фелисити, который был двенадцать лет назад — тогда я представляла собой жалкое зрелище, — и с удовлетворением обнаружила, что на сей раз я в приподнятом настроении.
— Выглядишь сногсшибательно, Хоуп, — с гордостью констатировала мама. Ни убавить, ни прибавить. Хоуп всегда безукоризненно управлялась со своими дорогими, изысканно декорированными малюсенькими костюмчиками, умело выбирала обувь и колготки, не перебарщивала с макияжем и поддерживала четкую линию каре, идеально обрамлявшего ее лицо, такое гладкое и блестящее, словно шлем. Она темненькая и миниатюрная — полная противоположность Флисс, этакой корпулентной блондинке а-ля доярка. Я не похожа ни на одну из моих сестер — долговязая, курчавая, с волевыми, немного угловатыми чертами. Люк говорил, что если бы я была картиной, то скорее всего написанной Модильяни. Фелисити, светловолосая и мясистая, — чистый Рубенс, а вот Хоуп…
Я пыталась угадать, кто она такая. Может, Дора Каррингтон? Маленькая и точеная фигурка. Загадочная. Эффектная. С холодной отрешенностью она пролистывала песенник, помечая стикерами нужные страницы.
Поразительно, что из одного и того же теста замешались такие разные люди, как мои сестры. Если Флисс неряшлива, открыта, спонтанна, то Хоуп очень организованна, закрыта и сдержанна. Можно подумать, что она самая старшая, а Флисс — избалованный ребенок. Я всегда была их связующим звеном. В подростковом возрасте мы узнали, что между Флисс и мной мама была беременна еще одним ребенком, но он не выжил. Я иногда думаю об этом потерянном ребенке…
Сзади слышались приглушенные разговоры. Церковь понемногу стала заполняться.
— Сколько же народу пригласила Флисс? — спросил папа, бросив быстрый взгляд через плечо.
— Сто пятьдесят, — сказала Хоуп, стряхивая с манжета несуществующую пылинку. — Я думаю, что раз сегодня воскресенье, ей удастся устроить аншлаг — процентов семьдесят из приглашенных придут — и гостей будет не меньше сотни.
— Смешно, — пробормотал Майк, сложив руки на груди.
Если бы я не испытывала к нему симпатию, то возненавидела бы его за этот второй комментарий, однако решила, что он позволял себе такие выходки из-за стресса. Они с Хоуп оба работают в Сити: она — глава отдела по связям с общественностью на бирже драгоценных металлов, а он — вице-президент инвестиционного банка; я знала, что в последнее время он работает над каким-то крупномасштабным контрактом. Однако несмотря на изможденный вид — я заметила, что его коротко подстриженные волосы поседели еще больше, — чувствовалось, что его нетерпение имело под собой иное основание, нежели банальная усталость. Он проявлял такую раздражительность, как будто был в принципе недоволен тем, что ему приходится здесь присутствовать.
