В августе 41-го. Когда горела броня - Кошкин Иван Всеволодович (серия книг txt) 📗
Беляков отметил, что короткий момент фамильярности с похлопываниями по плечу и радостным узнаванием прошел, комбат снова стал сдержан и сосредоточен и обращался к командиру дивизии как полагается.
— Обижаешь, Юрий Давыдович, вот, смотри. — Тихомиров положил на стол еще одну карту.
— Ого! — Шелепин вытащил из сумки увеличительное стекло и склонился над столом. — Вот, сволочи, аккуратней нашей, пожалуй, будет.
Только тут Беляков заметил, что у карты какой-то непривычный вид, а надписи выполнены на немецком.
— Пан-церягер-аб-те-лунг… — читал по слогам майор. — Откуда такое сокровище?
— Своими руками добыли, — довольно усмехнулся полковник. — Павел Алексеевич, давайте-ка сюда, похвастаюсь вами перед старым приятелем.
Из глубины блиндажа к столу подошел невысокий, крепко сбитый капитан. Комиссара, привыкшего приглядываться к людям, поразили две вещи: необыкновенно спокойное, даже сонное выражение лица командира и нож в черных кожаных ножнах на поясе.
— Прошу любить и жаловать, командир разведывательного батальона Чекменев, — комдив прямо-таки сиял. — Лично облазил весь передний край, дважды ходил к немцам и притащил мне оттуда живого гауптмана со всем барахлом.
— Лично? — поднял бровь Шелепин.
— Дивизия только сформирована, разведчиков еще готовить и готовить, — капитан говорил негромко, четко выговаривая каждое слово. — А информация нужна сейчас. Отобрал людей поспособней и пошел. Оно того стоило. Разрешите, товарищ полковник?
— Давай, конечно, — кивнул Тихомиров.
Капитан достал из сумки остро отточенный карандаш и принялся показывать:
— Как видите, Воробьево с немецкой стороны окружено лесами, фактически оно в основании лесной дуги, концы которой обращены к нам. Между расположением нашей дивизии и поселком — поля, открытая местность. Наступать придется два километра по полю, укрытий там нет. Лес на нашем правом фланге заболочен и труднопроходим. Первый поиск я делал сам, скажу честно — даже человеку привычному там будет нелегко. Немцы укрепились на возвышенностях, танки там не пройдут.
— Значит, это направление отпадает, — Шелепин вопросительно посмотрел на комдива.
— Отпадает, — кивнул тот. — Как верно заметил товарищ Чекменев — дивизия у нас необстрелянная, а бой в лесу и без того сложен. Завязнем, людей положим, а задачи не выполним.
— А на левом фланге, судя по карте, у нас болото и за ним лес, — посмотрел комбат. — Стало быть, остается центр — два километра по открытой местности на усиленный полк…
Он помрачнел и потер подбородок.
— Легкие просто не дойдут. Их броня не рассчитана на снаряд, я видел, как это бывает. Не хочу показаться невежливым, но, полагаю, пехота тоже не выдержит — заляжет или отойдет. Эта подкова — идеальный огневой мешок. Но, судя по тому, товарищ полковник, что ваш начальник штаба сияет, как труба полкового оркестра, я что-то упустил?
— Товарищ Алексеев, прошу, — комдив повел рукой, приглашая вступить начальника штаба.
Тихомиров наслаждался ситуацией. Он управлял дивизией, словно хороший дирижер оркестром, и явно гордился тем, что все инструменты у него играют великолепно. Алексеев кивнул и подошел к столу. Этот высокий худощавый командир был полной противоположностью своему комдиву, но, похоже, оба сработались и отлично дополняли друг друга.
— Обратите внимание, товарищ майор, на дату выхода обеих карт, — начальник штаба поправил очки с круглыми стеклами.
— Наша — тридцать девятый, немецкая — сороковой.
Майор понимал, что командир триста двадцать восьмой раскопал что-то, что могло обеспечить выполнение задачи, и теперь Тихомиров решил устроить из этого небольшой спектакль, а ему соответственно предстоит исполнить роль восхищенного зрителя. В принципе, ничего против комбат не имел.
— Воробьево — крупный колхозный центр. Это хозяйство объединяет несколько деревень. С приходом немцев местное руководство частично эвакуировалось, но некоторые ушли в леса и собираются партизанить. Они установили с нами контакт и кое-что сообщили. — Алексеев снова поправил очки и продолжил: — Обе карты отражают обстановку на тот год, в который они были выпущены. Но в мае 1940 года колхоз начал работы по осушению болот, с целью увеличить площади сельскохозяйственных угодий. Первым было осушено то самое болото на нашем левом фланге, что примыкает к лесу. Товарищ Чекменев провел разведку этой территории. Думаю, он доложит лучше меня.
Чекменев кивнул и карандашом отчертил на немецкой карте несколько параллельных линий.
— Для осушения были выкопаны три канавы, ориентированные с запада на восток. Воду из них отвели на поля к Сосновке. Запахивать территории планировали с 1941 года, но помешала война. Лето было жаркое. На сегодняшний день вся болотина, за исключением канав, представляет собой сухой участок земли. Мы там даже копать пробовали — на полметра сухая почва. Искали топкие места, ну, естественно, чтобы внимания немцев не привлечь. Мое мнение — танки пройдут.
— И немцы ничего об этом не знают? — недоверчиво спросил Шелепин.
— Во всяком случае, противотанковой обороны на этом участке у них нет, — твердо сказал капитан. — Мы ползали, смотрели. По опушке в нашу сторону развернут батальон, отрыты окопы, но артиллерии нет. Гаубицы и противотанковые пушки на другой стороне леса, как раз в этот огневой мешок смотрят, о котором вы сказали, товарищ майор. А со стороны, в общем-то, болото и болото — трава высокая, кочки. Если специально не смотреть, вряд ли догадаешься.
— Интересно, — протянул комбат. — Ладно, тогда давайте начистоту. Товарищ полковник, как вы собираетесь использовать мои танки? Распределить по полкам?
— Ни в коем случае, — твердо ответил Тихомиров. — Не держи меня за дурака — танки тонким слоем размазывать. Большую часть твоих коробок мы пустим на направлении главного удара, кроме того, часть задействуем в отвлекающем. План операции, по существу, готов, ждали только вас. Товарищ Алексеев, излагайте.
Начальник штаба протер очки и решительно утвердил их на переносице.
— Основной удар мы планируем наносить через осушенное болото в тыл артиллерийским позициям немцев. Для этого мы планируем выделить усиленный полк — две роты ваших танков, 732-й стрелковый полк и разведывательный батальон, две пулеметные роты. Одновременно 715-й стрелковый полк при поддержке роты танков будет имитировать атаку на Воробьево в лоб, по полю. 717-й полк обеспечивает двумя батальонами стык с нашим соседом справа и выделяет батальон в качестве резерва. Артиллерийский полк одной батареей гаубичного дивизиона и пушечным дивизионом производит пятнадцатиминутную артподготовку, цель — Воробьево.
Алексеев сделал паузу и обвел всех внимательным взглядом.
— Вопросы есть, товарищи?
— Почему не нанести удар всеми силами через болото? — спросил комиссар дивизии. — 715-й, атакуя по полю, несомненно, понесет большие потери. Разве это необходимо?
— Кхм, — прокашлялся начштаба. — Мы ведь это уже обсуждали, товарищ Васильев. Во-первых, оба удара разнесены по времени на двадцать минут. 715-й должен заставить немцев поверить, что поле — это направление главного удара. Там будет произведена артподготовка, там будет сосредоточен огонь нашей артиллерии. Через полчаса после начала атаки 732-й, поддержанный танками, начнет наступление через болото. Одновременно артиллерия полка и 2-я гаубичная батарея наносят удар по лесу, перенося огонь в глубину боевых порядков немцев по мере продвижения наших войск. Задачей полка является разгром сосредоточенных в лесу сил немцев и охват поселка с юга. Опасаясь окружения, немцы вынуждены будут начать отход, и 715-й займет Воробьево. Во-вторых, там два полка просто не развернуть. Вот, в общих чертах, и все. Вопросы есть, товарищи?
— Поддержка или прикрытие с воздуха у нас будет? — спросил Шелепин. — Мне уже одну машину на станции при разгрузке уничтожили. Если еще и тут налетят…
— С этим плохо, — вздохнул начальник штаба. — Командование корпуса обещало выделить до эскадрильи истребителей в качестве прикрытия, у них тут аэродром в тридцати километрах, но постоянного щита у нас не будет.
