Хижина - Янг Уильям Пол (читать книги без сокращений .txt) 📗
— Значит, когда я рассказываю вам о своих детях…
— Мы ограничиваем себя из уважения к тебе. Мы не вспоминаем, хотя могли бы, того, что знаем о твоих детях. И когда мы слушаем тебя, мы все узнаем как будто в первый раз, и нам доставляет настоящее наслаждение видеть их твоими глазами.
— Это мне нравится, — сказал Мак, откидываясь на спинку стула.
Сарайю снова пожала ему руку.
— И мне! Истинные взаимоотношения никогда не строятся на власти, и один из способов избежать желания властвовать — это сознательно ограничить себя и служить. Люди часто так делают: ухаживают за слабыми и больными, помогают тем, чей разум склонен блуждать, заботятся о бедных, любят очень старых и очень юных и даже пекутся о тех, кто когда-то проявлял свою власть над ними.
— Отлично сказано, Сарайю! — Лицо Папы сияло от гордости. — Посудой займемся после. А теперь мне хотелось бы посвятить время молитве.
Маку пришлось подавить усмешку при мысли о том, что Бог будет молиться. Сцены семейных молитв из детства пришли ему на ум — не слишком радостные воспоминания. Чаще всего это было утомительное и скучное времяпрепровождение, когда полагалось повторять одни и те же ответы на вопросы к историям из Библии, а потом стараться не заснуть во время мучительно долгих молитв отца. И когда отец напивался, семейные моления превращались в прогулки по минному полю, любой неверный ответ или неосторожный взгляд мог вызвать взрыв. Мак почти был готов к тому, что Иисус сейчас достанет огромную старую Библию короля Якова.
Но Иисус не сделал этого, он просто взял руки Папы в свои. Шрамы на запястьях теперь были отчетливо видны. Мак сидел завороженный, наблюдая, как Иисус целует руки своего отца, затем заглядывает Папе в глаза и наконец произносит:
— Папа, я был рад видеть тебя сегодня, ведь ты была совершенно готова принять в себя боль Мака, но предоставила ему возможность самому выбрать подходящее время. Ты оказала ему уважение и оказала уважение мне. Слушать, как ты нашептываешь слова любви и утешения прямо ему в сердце, поистине непредставимо. Какая радость видеть тебя! Я счастлив быть твоим сыном.
Хотя Мак чувствовал себя так, словно он здесь лишний, никто вроде бы об этом и не беспокоился. Помимо прочего, он все равно не знал, куда ему пойти. Быть свидетелем проявления подобной любви, снимающей все внутренние запреты, было прекрасно, хотя он еще не вполне понимал, что ощущает на самом деле. Что же он видел? Нечто простое, теплое, интимное, искреннее, нечто действительно священное. Святость всегда была для Мака холодным и выхолощенным понятием, но только не такая. Опасаясь, что любое движение с его сторон ы может нарушить настроение момента, он закрыл глаза и сложил руки перед собой. И вскоре услышал, как Иисус отодвинул свой стул. Последовала пауза, прежде чем он заговорил.
— Сарайю, — произнес Иисус мягко и нежно, — ты моешь, я вытираю.
Мак открыл глаза как раз в тот момент, когда эти двое забрали тарелки и исчезли в кухне. Он несколько минут посидел на месте, не зная, что ему делать дальше. Папа ушла куда-то, остальные двое занимались посудой… что ж, решение возникло само собой. Он собрал приборы и стаканы и направился в кухню. Как только он сгрузил все принесенное перед Сарайю, Иисус кинул ему полотенце и они оба принялись вытирать вымытую посуду.
Сарайю начала вполголоса напевать ту же мелодию, которую он уже слышал от Папы. Эта мелодия глубоко задевала что-то в душе Мака, в ней слышалось нечто кельтское, он почти различал в аккомпанементе звуки волынок. И как ни было трудно ему позволить чувствам выплеснуться, мелодия совершенно захватила его. Слушая ее, он готов был вытирать тарелки до конца своей жизни. Минут через десять они закончили с посудой, Иисус поцеловал Сарайю в щеку, и она исчезла в коридоре. Затем он повернулся к Маку:
— Пойдем на причал, посмотрим на звезды.
— А остальные? — спросил Мак.
— Я здесь, — ответил Иисус, — я всегда здесь.
Мак кивнул. Вечное божественное присутствие, кажется, постепенно проникало, минуя разум, прямо в его душу. Он позволил ему проникать и дальше.
— Пошли, — сказал Иисус, прерывая размышления Мака. — Я же знаю, ты любишь смотреть на звезды! Хочешь? — Он говорил прямо как сгорающий от нетерпения и предвкушения ребенок.
— Да, кажется, хочу, — ответил Мак, сознавая, что в последний раз смотрел на звезды в ту роковую поездку вместе с детьми. Наверное, пришло время рискнуть еще раз.
Он вслед за Иисусом вышел через заднюю дверь. В неверном свете сумерек Мак различил скалистый берег озера, не заросший, каким он его помнил, а прекрасно ухоженный и прибранный. Примерно на пятьдесят футов в озеро вдавался причал, и Мак разглядел три каноэ, привязанные через равные промежутки. Ночь опускалась быстро, тьма вдалеке уже совсем сгустилась, наполненная стрекотанием кузнечиков и пением лягушек. Иисус взял его за руку и повел по тропинке, вероятно опасаясь, что глаза Мака еще не привыкли к темноте, но Мак уже вовсю смотрел в ночное небо и восхищался звездами.
Они прошли по причалу и улеглись, глядя в небо. Высокое положение над уровнем моря как будто придавало величия небесам, и Мак поразился, видя звезды в таком количестве и такие ясные. Иисус предложил ему на несколько минут закрыть глаза, дождаться, пока последние отсветы сумерек поглотит ночная тьма. Мак послушался, и когда размежил веки, зрелище было настолько потрясающее, что закружилась голова. Ему показалось, будто он падает в космическое пространство и звезды устремляются к нему, словно желая обнять. Он вскинул руки, представляя, как срывает эти бриллианты, один за другим, с бархатного небосклона.
— Ух ты! — прошептал он.
— Невероятно! — тоже шепотом отозвался Иисус. — Мне никогда не наскучивает этот вид.
— Несмотря на то что ты сам его создал? — уточнил Мак.
— Я создал это как Слово, до того как Слово обрело плоть. И хотя я создал это, я вижу все сейчас глазами человека. И, должен признать, зрелище впечатляющее!
— Это верно. — Мак не знал, какое слово может в точности выразить то, что он чувствует.
Они продолжали лежать в молчании, глядя с благоговейным восторгом на ночное небо. Падающие звезды время от времени мелькали на фоне черного небосвода, заставляя то одного, то другого восклицать:
— А эту видел? Красотища!
После одной особенно долгой паузы Мак заговорил.
— С тобой я чувствую себя непринужденнее. Ты кажешься непохожим на тех двоих.
— В каком смысле «непохожим»? — прозвучал в темноте мягкий голос.
— Ну, — Мак помолчал, размышляя. — Более настоящим, что ли… осязаемым. Не знаю. — Он с трудом подбирал слова, а Иисус молча лежал, слушая, — Такое впечатление, будто тебя я знаю всю жизнь. А вот Папа вовсе не то, что я ожидал от Бога, и Сарайю, она вообще не отсюда.
Иисус усмехнулся в темноте.
— Поскольку я человек, у нас много общего.
— Но я по-прежнему не понимаю…
— Я — наилучший способ, каким любой смертный может связаться с Папой или Сарайю. Видеть меня — видеть их. Любовь, которую ты ощущаешь и которая исходит от меня, ничем не отличается от той, какую они проявляют к тебе. И поверь мне, Папа и Сарайю такие же настоящие, как и я, хотя, как ты заметил, они совершенно другие.
— Кстати, о Сарайю. Она и есть Святой Дух?
— Да. Она Созидание, она Действие, она Дыхание Жизни и многое другое. Она мой Дух.
— А ее имя, Сарайю?
— Это просто слово из одного из человеческих языков. Оно означает «ветер», причем самый обыкновенный ветер. Ей нравится это имя.
— Гмм, — отозвался Мак, — Но уж в ней-то нет ничего обыкновенного!
— Это верно, — согласился Иисус.
— И еще имя, которое называла Папа… Эло… Эл…
— Элозия. — В голосе, звучавшем в темноте рядом с ним, слышалось почтение, — Это удивительное имя. «Эл» мое имя как Созидающего Бога, а «озия» означает «существо» или же «то, что является настоящим», поэтому полностью имя значит «Созидающий Бог, который является настоящим и служит источником всего сущего». Тоже прекрасное имя.
